— Д'Алессандро? Как ресторан? — В пяти минутах ходьбы от моего дома был итальянский ресторан с таким же названием.

— Он дядин.

— Там хорошо готовят, — призналась я честно.

Он снова никак не отреагировал.

У меня появилось чувство, что он не хотел затрагивать темы, касающиеся его семьи.

— Говорят, что в пицца в Чикаго самая вкусная.

Услышав это, он усмехнулся.

— Ты верно слышала.

— Ты скучаешь по друзьям?

Он опять затих, поэтому я решила, что и эта тема под запретом. Да и вообще, как я поняла, нельзя было задавать вопросы личного характера, но…

— У меня никогда не было настоящих друзей. Хороших, по крайней мере.

Наши шаги замедлились, когда мы ступили на мою улицу. Я взглянула на него и сощурилась от солнечного света, который пробивался сквозь облака.

— Надеюсь, ты нашел их здесь.

Когда он посмотрел на меня, то сердце, казалось, вот-вот остановится от теплоты в его глазах.

— У тебя есть имя? — тихо спросил Марко.

Я вздрогнула, не понимая реакции своего тела на него.

— Ханна Николс.

Он улыбнулся, протягивая мне руку.

Ощутив парящих бабочек в животе, я решительно проигнорировала их и поместила свою маленькую ручку в его. Я пыталась скрыть свою реакцию, когда по руке пробежались покалывания в том месте, где он меня коснулся. Я хотела усилить хватку и заставить себя мысленно взять в руки.

— Приятно познакомиться, Ханна.

— С тобой тоже. Спасибо, что спас меня от Дженкса. И за то, что проводил до дома.

— Нет проблем. — Он отпустил мою руку, отчего я сразу почувствовала сожаление. Марко сделал шаг назад, готовясь уходить, но я все еще продолжала смотреть на него, как его выражение лица сделалось суровее.

— Старайся больше не пропускать автобус.

Он скрылся вниз по улице прежде, чем я могла что-либо произнести. Просто стояла, уставившись на его широкую спину и пораженная от нахлынувших незнакомых чувств.

С того момента, как я зашла в дом, весь вечер я убила на то, чтобы сделать для себя очевидное заключение: у меня появилась первая любовь — Марко Д'Алессандро.

Я должна была записаться в дискуссионный клуб. Я лишь покачала себе головой и направилась к выходу из школы, проклиная свою застенчивость. В начале года мой учитель по политологии попросил меня записаться в этот клуб и, так как я была уверена, что никогда не смогу выступать и внятно излагать свои мысли людям лучше, чем делать это на бумаге, я отказалась от данного предложения.

И снова я опоздала на автобус, потому что проходила мимо музыкального класса и остановилась, чтобы послушать их игру. Внезапно я почувствовала непреодолимое желание зайти к ним, представиться и поделиться своими ощущениями. Они просто лились из меня. Но я также боялась, что однажды их станет так много, что они вырвутся, опустошая меня и оставляя бедствия на своем пути.

Было столько интересных вещей, которые я упускала из-за своей чертовой застенчивости. Правда, я уже не была этакой тихоней, как прежде. Дома я говорила обо всем, что думала, не заботясь о последствиях.

Я нахмурилась, глядя на школу, пока открывала парадную дверь. Мне определенно надо было меняться. Я чувствовала, что время пришло.

Со вздохом сожаления, я поспешила вперед, разыскивая взглядом Марко, который стоял один в ожидании меня у ворот школы.

По неизвестной мне причине, за последний год Марко ждал меня там, наблюдая, как я сажусь в автобус. Несколько раз я не успевала, и он провожал меня до дома. В большинстве случаев, это была не моя вина, но, признаюсь, что порой намеренно опаздывала за последние пару месяцев, чтобы пройтись с ним.

Я сильно зависела от чувства, которое возникало внутри меня, когда мы были вместе или когда я думала о нем… а думала о нем я много и не чувствовала себя с ним застенчивой, неуклюжей зубрилой. И к моему восторженному удивлению, я обнаружила, что могла заставить Марко, этого вечно задумчивого мальчика, смеяться. Он смеялся над моими шутками и сарказмом, когда я шутила или поддразнивала его; он постоянно отмечал, что я была очень умна, и произносил это скорее с уважением, чем с усмешкой. Когда я смотрела на него, желудок делал сальто, пульс разгонялся, а по всему телу появлялись сладкие покалывания.

Я ужасно хотела, чтобы он меня поцеловал.

Но я не могла сказать то же самое и про него. Мне было уже пятнадцать ростом около ста семидесяти пяти сантиметров. Мальчики в школе стали уделять мне больше внимания, как только у меня появилась грудь с округленными бедрами. Но я не знала, замечал ли это все Марко.

Он удивлял меня на протяжении прошлого года. Марко не был самым болтливым человеком на планете, но был терпеливым к моим вопросам, даже когда и не отвечал на них. Он не был прочь поболтать о книгах, которыми я увлекалась, и музыке, которую я слушала. Казалось, он даже был в этом заинтересован.

Он также и выслушал меня, когда я рассказала ему о самой тяжелой ситуации, которая произошла с семьей. Когда мне было тринадцать, старшей сестре, Элли, диагностировали опухоль головного мозга, и, хоть она и оказалась доброкачественной, все это сильно напугало нас. Как и операция, которую она должна была перенести. Я никогда об этом ни с кем не разговаривала или о том, как это повлияло на меня, но Марко выслушал меня, и его безмолвие даже как-то грело мне душу.

Я осознала, что он был для меня задушевным другом, и также обнаружила, что Марко не так уж и плохо учился. Хотя у некоторых из его друзей возникали проблемы в школе, то он же, напротив, вел себя тихо и старался не попадать в эти драмы. Из-за его роста и массивности студенты вели себя с ним настороженно. Но внешность и тот факт, что он был американцем, сделали его популярным. Из-за чрезмерной задумчивости все считали его крутым, и благодаря всем этим качествам он пользовался уважением. Я знала, что он не был типичным плохишом, несмотря на распространенные слухи. Он хорошо учился и ходил к репетитору. В прошлом году он сдал экзамены по таким дисциплинам, как дизайн и технологии, математика и физкультура. Также, благодаря помощи репетитора, по английскому языку он получил приемлемые оценки.

— Почему на этот раз опоздала? — спросил он.

Я пожала плечами, не желающая разговаривать о том, что я была неудачницей по жизни.

— Я должен беспокоиться?

Тот факт, что он, возможно, заботился обо мне, заставил меня размякнуть.

— Нет. — Я немного улыбнулась ему.

— Ты действительно не хочешь мне рассказать? — Марко посмотрел на меня возмущенно.

Я хихикнула, пиная камушек в сторону.

— Ты сам мне ничего не рассказываешь.

Казалось, Марко попытался это переварить.

— Ну, что ты хочешь знать?

Решив, что сегодня был отличный день для того, чтобы испытать храбрость, я рискнула.

— Почему ты не говоришь о своей семье?

Он взглянул на меня со взглядом, будто говорящим «я думал, до тебя уже дошло».

— У меня не получается ладить с ней, — признался он.

— Со всеми? — Сама я росла в любящей семье, и мысль о том, что Марко не был из такой, никак не уживалась у меня в голове. Я знала, сколько счастья принесла мне моя семья. И я хотела, чтобы Марко также был счастлив.

— Возможно, с Ноннай¹⁰, бабушкой, — ответил он. — Но не с Нонной, дедом. И не с дядей, Джио. Жена у него хорошая, а вот он сам — не очень.

Мне не понравилось то, что я услышала, и захотелось узнать об этом еще, но я услышала от него намного больше, чем я раньше пыталась вытянуть из него, поэтому решила не испытывать судьбу.

— Я опоздала, потому что подслушивала дискуссионный клуб. Учитель по политологии предложил мне вступить в него в начале года. Я отказалась и теперь жалею об этом. Мне нужно отрастить яйца, Марко. — Я вздохнула.

— Они у тебя уже есть. Тебе просто нужно научиться ими пользоваться. Всего-то избавиться от застенчивости, которая засела у тебя в голове.

— И когда это ты стал таким умным?