— Даже не знаю.

— Детка, так не может продолжаться. — Его голос стал глубже. — Нам нужен шанс разобраться во всем.

Его выражение нежности и заботы подловило меня и больно сжало сердце. Мне потребовалось некоторое время собраться и произнести:

— Мне просто нужно время.

— И после всего, что прошла, ты заслуживаешь всего необходимого, но боюсь, что, если дам тебе на это время, то ты используешь его лишь в угоду нашего расставания. — Так как я продолжала молчать, Марко тихо продолжил: — Я дам тебе время, но немного. Потому что потерял тебя уже дважды и не потеряю снова.

Потому что потерял тебя уже дважды и не потеряю снова.

Потому что потерял тебя уже дважды и не потеряю снова.

Потому что потерял тебя…

Я встряхнула голову, пытаясь выкинуть последние слова Марко, сказанные прошлым вечером. Они воспроизводились как заезженная пластинка.

Было проще вообще отключить память, пока работала в школе, но у меня была только половина рабочего дня, и, хотя обычно использовала другую часть дня для проверок и планирования уроков, я пропустила все, чтобы пойти к Коулу.

Он выглядел дерьмово.

Когда он открыл входную дверь, я вздрогнула, рассматривая его черные глаза, бледную кожу и виновное выражение. Ничего не говоря, я перешагнула через порог и крепко обняла его.

— Ты не злишься? — удивленно спросил Коул, когда прижал меня к себе.

Я поцеловала его в щеку и аккуратно высвободилась из объятий.

— За то, что защищаешь меня? Нет. За синяк на лбу… возможно. — Я грустно улыбнулась, но, тем не менее, улыбнулась, так что он знал, что дразнила его. — Я не злюсь. Ты повел себя импульсивно, но твое сердце тебе верно подсказывало.

Коул выдохнул с надутыми губами.

— Должен сказать, что чувствую облегчение. Я уж думал, ты вне себя из-за того, что выложил все Марко.

— Весело не было, — призналась я. — Но, вероятно, пришло время. Я действительно чувствую себя лучше от того, что каждый теперь знает правду.

— Тогда я поступил правильно?

— Ох, я бы не замахивалась так далеко. Ты определенно должен мне хотя бы кофе.

Коул исподтишка улыбнулся мне и поковылял к кухне. Я пошла за ним, приподнимая бровь от увиденного листа бумаги, который был прикреплен на стене в коридоре со словами ПОМИДОРЫ — НЕ ФРУКТЫ.

— Я думала, что помидорки — это фрукты.

— Что? — Коул обернулся ко мне, увидел, как я указывала на самодельный постер и безысходно покачал головой. — Даже не спрашивай. Бигси живет на собственной маленькой планете.

— Не понимаю, почему его так сильно задевают помидоры, что он напечатал постер о них.

— И прикрепил его к стене. Что идет в процентной доле от нашего взноса.

— Коул, тебе нужен новый сосед или новая квартира.

— Арендная плата дешевая. — Он пожал плечами. — Голодающий художник и бедный студент, всего то.

Точно. У кого-то из нас не было богатого брата и сестры, чтобы они купили квартиру. Я почувствовала острую боль от вины, так как мне не пришлось бороться за то, чего добиваются люди моего возраста.

Коул посмотрел на меня, сузив глаза, когда вытащил две кружки из грязного шкафа грязной кухни. — Что за виноватое личико?

— Ничего плохого. Я просто немного в растерянности сейчас.

Его выражение стало мягче с пониманием.

— Тебе нужно…

Я не знала, что Коул собирался сказать, и никогда не узнала бы, потому что в этот самый момент мы оба получили сообщения от Лив.

У Джо начались схватки!

Мы оба оторвали взгляды от телефонов с широко открытыми глазами, и, судя по ругательству Коула, получили одинаковые сообщения.

Он сразу же начал действовать. Меньше чем за минуту, он запрыгнул в ботинки и пальто, схватил ключи, мою руку и выпер меня из квартиры. Затем мы забрались в его маленькое ржавое ведро под названием «фиат», который был старше Бет, и ринулся к больнице.

Девять часов спустя Джо дала жизнь Аннабелль Уокер Маккейб, великолепной трехкилограммовой малышке. Все время я сидела в комнате ожидания с семьей, думая только о Джо, Кэме и их новой семье. Когда я увидела Аннабелль, или Белль, как мы уже начали звать ее, только о ней и были все мои мысли, и, даже когда поцеловала изнуренную Джо на ночь, обняла семью и вернулась домой, чтобы отдохнуть, разум все еще был с ними.

Также где-то вдалеке мне шептал голос, слишком громкий, который сложно было игнорировать, — он желал, чтобы Марко был там и насладился моментом. Он пропустил рождение Брэя, а теперь и Белль.

Часть меня думала, что это неправильно.

Эта часть чертовски пугала меня.

Чуть меньше недели спустя в субботу я выходила из квартиры; ледяная земля, на которой лежал снег последние дни, размягчилась от дождя и затем замерзла заново из-за упавшей температуры.

Я была в восторге оттого, что весь день провожу с Джо, Элли, Белль и Бреем и вместе с сумкой вкусностей как для детей, так и для мам.

— Ханна Николс?

Я подняла взгляд на услышанный вопрос, останавливаясь перед крыльцом, и увидела симпатичную брюнетку, которая стояла рядом на тротуаре.

Глазами я «омыла» ее с ног до головы, удивляясь, почему она выглядела так знакомо.

— Да?

Молодая женщина сделала несколько шагов вперед, выглядя обеспокоенно, и тогда я вспомнила, где видела ее: на фотографии Марко с сыном на Немецком рынке. Симпатичная брюнетка стояла подле него. Лиа. Мама его сына.

Сердце вдруг тронулось с места и поскакало галопом.

— Я — Лиа Маккинли. Мама Дилана.

Осторожно осматривая ее, я ответила:

— Я знаю, кто ты.

Лиа уставилась на меня.

— Ты выглядишь так, как он и описывал.

Я нахмурилась в ответ.

— Что ты здесь делаешь?

Ее выражение лица напряглось.

— Я здесь, потому что беспокоюсь за Марко. Он сейчас в полном беспорядке.

Я не могла игнорировать боль и вину, которые вызвали во мне осознание. С тех пор, как мы общались по телефону последний раз, Марко дал мне время. Но был честен и не сказал, что много. Когда прошло пять дней, и я не связалась с ним, он позвонил мне. Уже сказав ему, что мне нужна была разрядка, я не ответила.

И не ответила последующие три раза.

Не могла, потому что наши отношения нагоняли на меня страх, и я просто не знала, что сказать ему.

— Послушай, он не вдавался в подробности, но объяснил, что несколько лет назад с тобой случилось что-то плохое, когда Марко уехал, и теперь винит себя за это. — Лиа скрестила руки на груди, выглядя раздраженной. — Я знала Марко в школе. Не очень хорошо, но знала, что он был тихим и, казалось, немного ненавидел мир. Я наблюдала, как Марко меняется, став отцом. Он вроде, не знаю, стал увереннее. И счастливее. Нигде и ни с кем я не видела его счастливее, чем с тобой. — Лиа сощурилась от зимнего солнца. — Он все рассказал мне о тебе. Прежде, когда я была беременна Диланом, мы стали с Марко хорошими друзьями, отчего и рассказывал о тебе. Я даже немного ревновала к тому, как он смотрел на тебя, будто ты была намного лучше всех девушек на планете. Я говорила ему бесчисленное количество раз, что он должен попытаться связаться с тобой снова, но он не сделал этого. Это реально меня выбесило — что Марко думал о себе недостаточно хорошо. Теперь меня выбесило еще больше то, что твое непрощение и тяга времени заставляют его чувствовать вину за случившееся с тобой, чтобы там ни было. Марко опять стал неуверенным. Я знаю его. Знаю, что он никогда не смог бы обидеть кого-то намеренно, поэтому понимаю, что бы тогда не случилось с тобой, это не его вина. И было бы мило с твоей стороны дать ему об этом знать.

Чувствуя себя загнанной в угол с раскаянием и злобой из-за того, что тот, кого я не знаю, вынудил почувствовать меня вину, я одарила ее взглядом, который говорил Лиа, что я не запугана ею.

— Не уверена, что это твоего ума дело.

Ее выражение лица стало строже.

— Марко не только отец моего сына, он — мой друг и хороший парень, и мне не нравится, когда кто-то причиняет ему боль.