– Сегодня ты не заслужил ни сердечного приема, ни гонорара!

Мне пришлось взять такси, потому что Вулф любит находить меня в кабинете, когда возвращается из теплицы в шесть часов. Но я все равно опоздал на десять минут. А когда вылезал из машины, за такси остановилась машина, которую я сразу же узнал. Из нее вышел человек, которого я тоже не мог не узнать: высокий солидный тип с красной физиономией, который не расставался со старой фетровой шляпой даже в жаркий августовский день.

Когда он подошел ко мне, я воскликнул:

– Будь я неладен! Вы, собственной персоной?

Не обратив на меня внимания, он окликнул моего шофера:

– Где ты подцепил этого парня, а?

Очевидно, шофер узнал инспектора Кремера из Южного отдела по расследованию убийств, потому что ответил довольно уважительно:

– На углу Сорок четвертой и Лексингтона, инспектор.

– Олл-райт, поезжай.

И ко мне:

– Пошли в дом.

Я покачал головой:

– Я избавлю вас от хлопот. У мистера Вулфа новая книга, нет никакой надобности его раздражать. Галстук был прислан мне, а не ему, он ничего об этом не знает и не желает знать.

– Я предпочитаю это услышать от него самого. Пошли.

– Ничего не поделаешь. У него и без того дурное настроение, впрочем, и у меня тоже. Потерян напрасно целый день. Правда, я выяснил, что на галстуке пятно от человеческой крови, но что…

– Как вы это узнали?

– Проверил в лаборатории.

– Вот как?

Его физиономия стала багровой:

– Вы удрали с места преступления, утаив вещественное доказательство. Затем вы осмелились с ним мудрить. Если вы воображаете…

– Ерунда! Вещественное доказательство чего? Даже с пятном крови этот галстук не является уликой, если кровь не той же группы, как у жертвы. Что касается того, что я «удрал с места преступления», я не был причастен к происходящему, меня это совершенно не касалось, да меня никто и не просил там оставаться. Что касается вашего третьего обвинения, то пятно на галстуке каким было, таким и осталось, для анализа из него вытащили несколько, ничтожно мало, ниточек. Я должен был выяснить, кровь ли это, потому что если не кровь, я собирался оставить его у себя, и даже если бы суд мне приказал его отдать, я стал бы спорить и бороться. Я хотел узнать, кто его мне прислал и зачем. И все еще хочу… Но поскольку это кровь, я не имею права спорить.

Я достал из карманов свои сувениры:

– Пожалуйста, получите. Когда вы с ними закончите разбираться, я хочу получить их назад.

– Хотеть не вредно. - Он отобрал у меня вещи и принялся их рассматривать. – Там у Бэнса есть пишущая машинка. Вы взяли образец ее шрифта для сравнения?

– Вы прекрасно знаете, что нет, поскольку тот же Бэнс сообщил вам, что я делал и говорил.

– Он мог забыть. А это тот самый галстук, который вы получили по почте сегодня, а это тот самый конверт, в котором он был послан?

– Да. А ведь это идея. Я бы мог получить от Бэнса другой комплект всех этих вещей для сравнения. Как жаль, что я об этом не подумал.

– Могли бы. Я вас знаю. Я забираю вас в управление, но давайте сначала войдем в дом. Я хочу задать вопрос Вулфу.

– Я думаю этого не стоит делать. Вулфа данное дело не интересует, и он не намерен им заниматься. Я мог бы приехать к вам после обеда. У нас сегодня омары, тушеные в белом вине с эстрагоном, и соус из белого вина с…

– Хвать болтать. - Он ткнул пальцем в машину. – Садитесь.

Я вернулся домой страшно усталым далеко за полночь, но прежде чем подняться к себе и лечь спать, заглянул на кухню, не сомневаясь, что заботливый Фриц оставил для меня в холодильнике и омары, и молоко. Таким образом я не только избавился от чувства голода, но и от отвратительного привкуса во рту от так называемого хлеба и котлет, в которых было больше булки, нежели мяса, предложенных мне (за деньги, разумеется) в прокуратуре.

Поскольку моя связь с преступлением была предельно короткой и ясной, -  я пробыл в квартире Кирка двадцать секунд, а общался с Бэнсом не намного дольше, то в прокуратуре меня должны были задержать не более часа. Включая перепечатку на машинке заявления, которое я должен был подписать. И лишь после девяти вечера до меня дошло, судя по характеру вопросов помощника окружного прокурора Мандельбаума, почему меня так долго не отпускают. Они предположили, что история с галстуком могла быть каким-то трюком, в котором я тоже участвовал, и решили меня продержать у себя до тех пор, пока не получат результаты анализа пятна.

Тогда я поостыл, успокоился, разговорился с полицейским, которого посадили ко мне в комнату следить, чтобы я не выскочил из окна, уговорил его вытащить из кармана колоду карт, чтобы быстрее шло время, и за два часа ухитрился проиграть почти пять долларов. Но потом, видя, что у моего стража глаза слипаются от усталости, я сказал «хватит». Но мои денежки не были потрачены даром.

Около полуночи кто-то подошел к двери и вызвал его, а когда через десять минут он вернулся назад и сообщил, что я свободен, я ему по-приятельски широко улыбнулся, мол, все в порядке, я не обижаюсь, и небрежно бросил:

– Выходит, кровь той же группы, да?

Он кивнул:

– Да, современная наука творит чудеса.

Эта информация стоит пяти долларов, следовательно, я не только с толком потратил эти деньги, но и время тоже. - Так, говорил я себе, доедая омара. А когда очутился наверху и переоделся в пижаму, то решил, что хотя Вулф не интересуется этим делом, но я сделаю все возможное, чтобы выяснить, кто же послал мне этот галстук и для чего, даже если для этого придется взять неоплачиваемый месячный отпуск.

Лишь в самых экстренных случаях я не сплю полностью восемь часов, а на этот раз никакой срочности не было, и я не стал спускаться к завтраку, а спустился на кухню уже в начале одиннадцатого.

Я достал из холодильника апельсиновый сок, а Фриц поставил на огонь сковороду с оладьями, вздохнул и поинтересовался, где я вчера обедал. Я проворчал, что ему хорошо известно, что я вообще не обедал, поскольку ему же я и звонил из прокуратуры, чтобы в доме не было паники.

Фриц кивнул головой и сказал с новым вздохом:

– У этих господ большие неприятности…

– Послушай, Фриц, ты замечательный шеф-повар, но никудышный дипломат, так зачем же плутовать? Тебя беспокоит, что вот уже месяц, как мы сидим без дела, и тебе хочется знать, не поймали ли мы кого-нибудь на крючок. Так почему бы так просто и не спросить? Повторяй за мной: Арчи, вы захомутали клиента? Ну-ка, попробуй.

– Арчи! - Он поднял руку ладошкой вверх, совсем как это делает Вулф. - Если я задам такой вопрос, ты просто скажешь «да» или «нет». А если он звучит по-моему, то при желании ты можешь…

И тут он произнес совершенно неизвестное мне французское слово. Мне бы следовало спросить у него, как оно пишется, чтобы позднее отыскать его значение в словаре, но я не хотел признаваться в своей серости и промолчал, сделав вид, что углубился в газету.

Взглянув на первую страницу «Таймс», я невольно приподнял голову. Ловкачи, им таки удалось сделать из этой истории передовицу, возможно благодаря профессии жертвы. Всем известно, что «Таймс» благосклонно относится к архитекторам и художникам, зато люто ненавидит жокеев и частных сыщиков. Статья не добавила ничего существенного к тому, что я выяснил у Лона, но в ней упоминалось, что миссис Кирк родилась в Манхэттене, штат Канзас, и тут я подумал, что любая другая газета, раскопав этот факт, непременно обыграла бы его в романтически-сентиментальном плане. Рожденная в Манхэттене женщина погибает тоже на Манхэттене…

После трех оладий с домашней колбасой, одного с цветочным медом и двух чашек кофе я отправился в кабинет, как раз вовремя для того, чтобы до возвращения Вулфа из теплицы успеть стереть пыль со столов, налить свежую воду в вазу для цветов, поискать в словаре сказанное Фрицем слово и просмотреть почту.

Я дождался, когда орхидеи окажутся в вазе, а сам Вулф втиснется в кресло и ознакомится с утренней корреспонденцией, а потом сообщил, что теперь получается так, что кто-то соизволил мне прислать очень важное вещественное доказательство убийства, так что я намерен установить, кто это сделал и с какой целью. Разумеется, в свое свободное время. Да и потом едва ли я потребуюсь ему, поскольку он сам, очевидно, больше никому не нужен.