Она непонимающе смотрела на меня. Я вышла из камеры. Я не хотела задавать следующий вопрос.

— Он знает об этой истории?

Сетин покачала головой.

— Мой сын лоялен по отношению к телестре. Т'Ан, вам нужно побыстрее идти со мной.

Халтерн скатывал менее толстые одеяла. Я смотрела на него. Моя голова стала плохо соображать.

— Она должна пойти с нами, — сказала я, когда Сетин проходила мимо камеры дикарки.

Халтерн кивнул.

— Вы правы. Они вытянут из нее, что она видела, если она останется здесь.

Его разумность поразила меня.

Дикарка сначала отпрянула назад, но потом стояла спокойно, пока я обматывала ее тело под руками одним одеялом, а другое надела ей на голову, как капюшон и платок. Так она могла бы сойти за жительницу Ремонде. Я надеялась на это.

Она шла за Сетин и Халтерном, одеяло скрывало ее ноги. Я следовала за ними. У Сетин были две вещи из моего багажа, лежавшие в опустевшем караульном помещении. Мы поднялись наверх по длинным каменным коридорам и казавшимся бесконечными лестницам.

— Сетин. — Я прошла вперед мимо Халтерна, чтобы поговорить с ней. — Если он не… кто тогда позаботился, чтобы нас снабдили жизненно необходимыми вещами?

— Это произошло по желанию Фалкира. — Она продолжала идти, не сбавляя скорости. — Он желал сделать для арикей все, что только мог. Он действительно сделал многое. Это он говорил с Ховисом о том, что вас признала Богиня…

«Боже мой! Как я могла забыть об этом?» подумала я. Но это было так и данный факт совершенно вылетел у меня из головы. Я предполагала и считала это отчасти любопытной церемонией туземцев, а отчасти одним из добрых намерений Рурик, но так больше ни разу и не вспомнила о ритуале, даже в доме-колодце.

— Вам бы не поздоровилось, если бы вы об этом упомянули, — добавила Сетин. — Ховис знал об этом, Арад также знал, и как бы это прозвучало, если бы вы сказали, что вы признаны Богиней, а сопровождавшая вас в это самое время была тяжело больна?

— Но Фалкир…

— Он сделал, что смог, не нарушая законов телестре.

— А вы? — О чем я действительно хотела спросить, так это о том, почему здесь она, а не он?

— Я делаю то, что могу сделать, — сказала она, — и у меня уже нет ни сил, ни времени, чтобы высказывать мои пожелания телестре, а потому я действую на свой страх и риск.

Над нами высился отвесный берег. В лицо мне ударил теплый влажный воздух, поднимавшийся от земли. Солнце перешло зенит, дневные звезды белели над башнями Корбека. Мы стояли на дороге, обозначенной следами колес, смотрели на ясный свет, дышали свежим воздухом и молчали несколько долгих минут.

Прошло менее недели. Восемь дней. И все, однако, изменилось. Окраска деревьев в садах сменилась с желтой на серую. В воздухе ощущался пряный запах осени.

— Я больше ничего не могу сделать и ничего не знаю, — сказала Сетин. — Идите. Покиньте Корбек.

Она стояла в двери, свет безжалостно выделял резкие складки на ее лице. Ее глаза были мутными, под ними виднелись бурые пятна. Такого же цвета пятна были вокруг ее губ. Одежда свисала с ее худых плеч.

У нее был холодный и упрямый вид, такое же выражение я часто замечала на лице ее сына.

Фалкир. Он был прежде всего обитателем Ремонде и членом телестре Талкул. Как бы ни была мне приятна мысль о том, что моя свобода могла зависеть от чужих рук, я все еще доверяла ему и представляла себе, как он старался меня освободить. Теперь же я была предана. Не им, но мною самой, потому что я ожидала при всем этом, будто мы одинаково мыслили и чувствовали. Потому что я думала, будто поняла, что такое есть телестре.

— Я благодарю вас. — Я взяла в свои руки холодные руки Сетин. — Я не буду говорить об этом, что бы ни случилось.

— Когда пройдет некоторое время, для меня это не будет иметь никакого значения. — Она криво улыбнулась. — Мне передать что-нибудь от вас моему сыну, Кристи?

Мое благоразумие уступило место чувству горечи. Я молча покачала головой. Я не могла теперь доверять и себе самой.

— Мы благодарим вас, т'ан, — сказала Халтерн. — Корона узнает о вашем поступке, в частном порядке, если вы этого желаете. А если бы вы смогли что-нибудь сообщить Т'Ан Рурик о нашем местонахождении?

— Не за пределы Корбека. Если она приедет сюда, то да. Сетин внимательно смотрела на меня. — Не думайте о нас слишком плохо. Арад поступает в согласии со своей совестью, он верит, что вы из народа колдунов и представляете опасность. Даже Ховис в своих действиях руководствуется нашим общим благом. Он любит власть, это я признаю, и это играет во всем большую роль, но и он со всей искренностью верит, что может совершить для телестре то, что никому кроме него не под силу.

— Тогда ему следует подождать, — ответил Халтерн. — Когда умрет старик, люди, возможно, выберут его Т'Ан Ремонде.

— Но может быть и так, что они этого не сделают. А он так долго ждал. — Ее лицо снова стало замкнутым и холодным, как и прежде. — А теперь идите.

Дверь за нею закрылась. Я взяла дикарку за руку и пошла за Халтерном в город.

— Куда же мы идем? Нам нужно побыстрее отсюда исчезнуть!

— Будьте же разумны, — ответил Халтерн. — Будет объявлена тревога, когда вернется Ховис, скажем, при заходе солнца или, самое позднее, ранним утром. Он вышлет во все стороны быстрых всадников, чтобы предупредить телестре. Если вам придет в голову, как нам в темноте миновать ремондские телестре…

— Хорошо. Согласна, но что мы еще можем сделать? Мы не можем здесь оставаться.

— Именно это мы и можем. — Он был разгорячен и взволнован; свобода наполнила его свежей энергией. — Во всяком случае, на некоторое время.

Белые стены домов телестре во внутреннем городе были для нас исключены. Дорога была скользкой, грязи было по щиколотку, а следы колес заполнены дождевой водой.

Я все еще держала дикарку за руку, потому что не надеялась, что она останется с нами. Я несла свои вещи, перекинув их через плечо; это было нетрудно, и я спрашивала себя, сколько же осталось в узелке от моего добра.

— Телук, — сказала я.

— Вы хотите пойти в дом-колодец? — недоверчиво спросил Халтерн.

— Она сказала, что хранителям колодца можно доверять, к тому же она не в приятельских отношениях с Арадом.

— Если она еще в Корбеке… — Он помедлил, когда мы вышли на перекресток. — Хорошо, но не для того, чтобы там оставаться; это было бы слишком рискованно.

— Вы думаете, что здесь находиться менее рискованно? Давайте уйдем с дороги.

Если хоть немного повезет, то я сойду за жительницу Ремонде, опустив вниз глаза и спрятав руки. Однако женщина-дикарка, закутанная в одеяла, уже стала привлекать к себе взгляды прохожих. Мы попали в толпу жителей, праздновавших пятый день. И Халтерн стал весело смеяться. Это выглядело нелепо, но мне пришлось присоединиться к его смеху; я вырвалась из грязной норы, а это было главным, что сейчас имело значение.

Дом-колодец был закрыт, но Халтерн дергал железную решетку, пока не открылась внутренняя дверь и оттуда не выбежала сама Телук.

— Входите, живо! Как вы… все равно, спрячьтесь.

Во дворе она остановилась, оглядела нас и произнесла пару выражений, которые я слышала от всадников Рурик. Она открыла дверь одного из помещений рядом с куполом над колодцем и затем спросила:

— Что это такое?

Дикарка испуганно отпрянула от двери. Я поняла, что ей не хотелось опять находиться под какой-нибудь крышей.

— Ты хочешь остаться здесь? — Я показала на двор, и она кивнула в ответ. Телук тем временем заперла внешние ворота.

— Ты и твои друзья покинуть это?.. — Она сказала слово, которого я не поняла, но жест, сделанный ее грубой рукой, охватил весь Корбек.

— Да, скоро.

Я оставила ее сидеть на каменных плитах скрестив ноги. Она сняла одеяло с головы и устремила лицо в небо.

Внутри плохо освещенного помещения встал аширен, как раз собиравшийся разжечь огонь в очаге.