— Я слышала о Сетин, сказала я, — Сочувствую.

— Когда болезнь стала невыносимой, она пришла ко мне, — сказал Фалкир, — и потребовала того, чего мать может потребовать от своего сына. И потому я сделал все безболезненно. Смерть была для нее легкой. Чтобы мы с ней снова встретились.

Дело было в их традиционно интимных отношениях со смертью. Меня не поразило бы сообщение о том, что Сетин сама лишила себя жизни, но меня шокировало то, что она попросила об этом Фалкира и что он это сделал, считая такое признаком симпатии к нему с ее стороны. «Насколько же мы все — таки близки друг другу? — спросила я себя. — Насколько же мы понимали когда — либо друг друга?»

— Колтину следовало бы сделать то же самое, — добавил он, — но она взяла его к себе в начале второй недели риардха.

Возникла ее мучительная тишина. Ничто на его лице не говорило о том, что мы когда-то были арикей.

— А что с тобой, хорошо ли тебе живется? — спросила я.

— Да. Я теперь езжу с т'аном Ховисом. Кто знает, возможно, я стану еще одним из та'адур. — В его голосе слышался прежний сарказм, но глаза были прикрыты пленкой.

«Если это умерло, — говорило что-то во мне, — тогда забудь про это». Нас не связывало ничто кроме плоти. Я мысленно оглянулась назад, и не смогла узнать нас прежних в стоявших сейчас здесь двух людях.

— Ты похудела, — тебе следовало бы отдохнуть. Мне сказали, что ты пересекла Пустошь, а это суровая земля. Когда ты станешь чувствовать себя лучше, мы, пожалуй, сможем выезжать верхом в окрестности Ширия-Шенина.

— Возможно т'ан Фалкир, но я здесь сильно загружена работой.

Расставаясь, мы оба были в некотором смятении. Близилась орвента, ортеанская зима. Я жила в комнатах в городе за Первой стеной, недалеко от Рурик. Во всем Ширия-Шенине не было ни одного трехэтажного дома, не считая напоминавших зиккураты сторожевых башен; с расположенного поблизости плоскогорья город походил на покрытые террасами склоны гор, где каждое из вытянутых ущелий домов телестре образовывало следующий ярус, проходивший выше над рекой.

Я была бы довольна, если бы не приходилось меньше бегать по бесконечным лабиринтам коридоров и переходов. Но лишь когда начались бури, какие бывают в конце года, я оценила преимущества такого способа строительства; когда с верховьев реки дул ветер, который, казалось, мог снести любую башню, построенную не на склоне.

Дождь хлестал по ромбовидным окнам, а когда смолкли последние завывания бури, в мою комнату вошел Халтерн. Я как раз пыталась — и уже не впервые — писать подробный отчет от руки.

— Где же мы сегодня находимся? — подчеркнуто бодро спросила я. Меня бы не удивило, если бы пришлось услышать, что они опять перенесли место проведения расследования.

— Нигде. — Он подошел к окну и стал смотреть на непрекращающийся дождь. — Они завершили расследование по делу в Корбеке.

— Что они сделали?

— Завершили. Дело закончено.

Я услышала крики снаружи во дворе. Это аширен начинали праздновать уход риардха и начало зимы.

— Что теперь будет с Хависом?

— Ничего. Он выехал вниз по реке, и намерен вернуться в Ремонде, пока зима не сделала поездку невозможной. Большинство т'анов присоединились к нему.

— Дело дрянь! — сказала я и добавила несколько других английских выражений.

Халтерн пожал плечами.

— Арад должен объяснять бедность Корбека, и это входит в задачи церкви. Все, что делал Ховис, он назвал указаниями своего с'ан телестре. И теперь, весной, Ховис мог бы сам стать Т'Ан Ремонде.

Я вспомнил слова Сетин:

— Но может быть и так, что он им не станет.

Возникла пауза.

— Я вижу, вы здесь заняты т'анами, — заметил еще Халтерн, — однако приберегите еще немного времени для нашего дела. Я должен пригласить вас на допрос Сулис н'ри н'сут СуБаннасен.

— Мы уже не сможем провести вниз по реке большое количество лодок до того, как она замерзнет. — Рурик натянула пальто на плечи своей единственной рукой. С реки дул резкий, тяжелый ветер, а небо было затянуто грузными снеговыми облаками.

— Я бы хотела передать сообщение в Таткаэр… Они должны послать информацию на корабль с Земли, что я жива.

Поразительным фактом является то, что девятьсот зери вниз по реке Ай и восемьсот зери вдоль римонского побережья на корабле можно преодолеть быстрее, чем всего лишь пятьсот зери по Даденийской пустоши и Северному Римону по суше. Особенно при таком состоянии дорог, в каком они находятся зимой.

Речные доки большей частью опустели, склады опечатаны, телестре, занимавшиеся перевозкой грузов, были закрыты. Нас сопровождал Марик. Ни он, ни я не хотели далеко идти.

От серой воды тянуло пронизывающим холодом.

— Что ты об этом думаешь? — спросила я Марика. — Ты хотел бы, чтобы в твою телестре пришла весть о том, что ты в добром здравии?

— Да, очень.

— Или ты хотел бы передать это сообщение лично?

Он вскинул голову, глаза его засияли; мне больше не нужно было спрашивать, что бы он предпочел.

— Я все еще ваш л'ри-ан.

— Конечно. Я пошлю свое сообщение в Таткаэр с тобой, и тогда ты перезимуешь в телестре Салатиэл. Весной я тоже появлюсь в устье реки.

— Это великодушно с вашей стороны. Но лучше я останусь здесь, на тот случай, если понадоблюсь вам, Кристи.

— Думаю, мое предложение выгодно для нас обоих. Хотя опасаюсь, что лишь тогда почувствую, от какого количества работы ты меня избавляешь, когда мне придется делать ее самой, да и к тому же не знаю, где у мархаца перед, а где зад… Поскольку уж мы об этом говорим, то хотелось бы знать, перевозят ли речные суда и животных?

— Да, — ответила Рурик вместо Марика, — а ваши все еще стоят в моем хлеву, Кристи. Я взяла их с собой из Корбека. Там больше никого не было…

— Нет, конечно, нет. Не могу даже допустить мысли, чтобы ты пошел пешком, — сказала я Марику, — так что возьмешь лучше Ору и для вещей одного скурраи.

Он благодарил меня, улыбаясь.

Мы повернули назад, чтобы пройти обратно вдоль доков и Серебряных ворот Пятой стены города. Когда Марик ушел немного вперед, Рурик сказала:

— Весной вам следовало бы самой заглянуть в Салатиэл… и объяснить с'ан телестре, почему аширен переезжает домой на мархаце и с харурами.

— Я сделала что-то неверно?

— Нет. — Она рассмеялась.

Когда мы подошли к Серебряным воротам, она с серьезным видом посмотрела мне в лицо и сказала:

— Этой зимой вам, пожалуй, потребуется еще один аширен. Не хотите ли вы оказать мне любезность?

— Конечно. Что же я должна делать?

— Я имею в виду моего аширен, Родион. Вы позволите кир помогать вам?

«Даже Рурик не прочь подключить свою телестре, чтобы та не спускала глаз с посланницы, — подумала я. — Но это будут, по крайней мере, благожелательные глаза».

— Да, разумеется.

— Это может оказаться немного сложным делом, — предупредила меня ортеанка, — но вам нужен л'ри-ан, да и Родион что-нибудь нужно; я не совсем уверена в том, что это такое.

Процесс по делу СуБаннасен — дело приняло такой масштаб — затянулся до орвенты и далее, что вполне соответствовало обычной ортеанской неспешности.

Я находилась в их распоряжении, а в остальное время готовилась к переговорам с с'ан и т'ан двора и занималась языком, чтобы более-менее бегло говорить по-пейр-даденийски. Посланница начала приобретать известность в Ширия-Шенине.

— Родион? — Это было незадолго до полудня в один из холодных дней. — Сколько времени прошло с тех пор, как поступило это сообщение?

Наконец из дальних комнат небрежной походкой появился аширен, оглядел меня с ног до головы и сказал:

— Немного.

— Ну разве нельзя было передать его мне сразу в руки? Только сейчас мне становится ясно, что я снова нужна при проведении допроса!

Ке пожала плечами, ке было неуклюжим, длинноногим. Во всех отношениях это уже был молодой человек, вышедший их того возраста, в котором аширен обычно становится взрослым.