Вспомнить хоть, как он Аню отчихвостил две недели назад…

— Ты не пришла… — тихо произнес Володя, глядя на бледную девочку.

Нет, Руслан не подслушивал! Просто… Отец должен знать, о чем его дочка разговаривает со своими друзьями! И вообще получилось почти случайно!

— Я… болела… — так же тихо проговорила Аня.

— Ничего… страшного? — в голосе мальчика был слышен… не испуг, нет. Хотя в здешние времена, когда изобретатель пенициллина Ян Флемминг еще, наверное, в школу ходит, общение с туберкулезной больной требует изрядного мужества. Это было переживание.

— Нет. Все… закончилось. Я…

— Что?! — Володя увидел бинты на запястье, — Что это?

Аня побледнела еще больше, потом покраснела, потом пошла красными пятнами.

— Это… — пролепетала она, — Это просто… Я…

— Ты с ума сошла?! Декаденткой решила заделаться?!

— Кто такие декадентки?

— Дуры!!! Которые носят черное, все время вздыхают и мечтают о смерти. «О, Смерть, прими меня в свой рай, ведь наступает жизни край, меня не любит здесь никто, с тобой я буду кое-кто!». Вены режут, травятся, топятся… Аня, ты же не такая! Ты умная…

Взгляды обоих детей разошлись в разные стороны, старательно пытаясь не смотреть на черное анино платье.

— Я просто так это платье одела, — наконец пролепетала девочка.

— И вены просто так порезала?

— Я… случайно…

— Когда брилась? — ядом в голосе Володи можно было травить мух, а то и крыс.

— Нет… я подумала… случайно… что без меня всем будет легче…

— Кому — всем?! — снова взвился Володя, — Твоей маме? Папе? Мне?

— Папа сказал, что я ему мешаю…

— Мой отец меня и вообще лупит как сидорову козу, так что мне теперь, уксус пить? Вот скажу твоему папе, чтобы он тебя ремнем по попе отходил.

— Ремнем?! — взвилась Аня, которую ремнем не лупили никогда — и вообще ничем — а вот когда ее бьют, она терпеть не могла. С чем могли бы согласиться некоторые одноклассницы и одноклассники, приходившие домой после попыток поколотить Аню с расцарапанными лицами, а после того, как Руслан серьезно поговорил с дочкой по поводу драк — с разбитыми носами.

— Ремнем?! Я тебе сейчас сама…

Началась беготня по комнате с воинственными возгласами и звонким хохотом. Вместо ремня, которого у нее не было, Аня вооружилась мухобойкой.

После этого случая дочка Руслана начала оживать. Или ей категорически не понравилось сравнение с какими-то дурами, или она все же поняла, что поступила на самом деле глупо.

В любом случае, Руслан был благодарен мальчику.

Если бы не его здоровенный нос — точно подумал бы насчет свадьбы.

Шутка.

Наверное…

— Значит, мои девочки нашли себе по мальчику, а, значит, позабыт, позаброшен? — Руслан попытался грозно сверкнуть глазами. Не получилось, — Тогда я себе найду девочку! Например…

Он перевел взгляд на греющую уши Танечку. Та заметила, что на нее смотрят и осторожно хихикнула. С одной стороны — хозяин до сей поры не делал никаких непристойных намеков, да и с женой у него все было хорошо. А с другой — кто их знает, этих американцев, странные они.

За спиной тихо начинавшего давиться смехом Чуковского Юля скорчила мужу гримасу, предположительно означающую: «Дорогой любимый муж, иди на работу, я жена верная, но у меня есть свои секреты, о которых я тебе непременно расскажу чуть позже. Потому что секрет этот не только мой, а еще и Николая Эммануилович…». Впрочем, может, это означала не «…Николая Эммануиловича», а просто «…Чуковского» — гримаса была не очень разборчивой.

— В таком случае, раз все заняты делом — позвольте и мне заняться своим? — усмехнулся Руслан, — Я, в конце концов, должен быть на работе и уже скоро начну начинать опаздывать.

— Доброе утро, Петр Александрович.

— Доброе утро, Руслан Аркадьевич.

— Как у нас дела?

Дела шли ни шатко ни валко.

Потихоньку увеличивались продажи канистр «фрезе», к которым, похоже, навсегда прилипло это название, что раздражало как отдельных патриотов, периодически разражающихся в газетах заметками о необходимости срочного переименования канистр в что-то более русское, так и самого Фрезе, который хотел, чтобы его имя ассоциировалось с автомобилями, а не с жестяной тарой.

История с канистрами привела к двум последствиям. Во-первых, немного возросли заказы на собственно автомобили мастерских Фрезе, видимо, любопытные, узнавая о том что это за Фрезе такое делает канистры, попутно узнавали и о существовании его автомобилей. Такая косвенная реклама получилась.

Во-вторых же — новопостроенному автомобилю имя «Фрезе» теперь категорически не подходило. Не нужно было, чтобы автомобиль вызывал ассоциации с жестянками. На «Еруслана Лазаревича» был не согласен сам Еруслан… то есть Руслан, который считал, что его лепта, в сравнении с вкладом Фрезе, Пузырева и Брилинга, тут минимальна. А на «Евпатия Коловрата» не соглашался Фрезе, который, хотя и был немцем, но родился в России и без труда уловил, на что именно похоже это название.

В общем, пока будущий джип Российской императорской армии — и вообще первый джип в истории — ходил под кодовым названием «крокодил».

Впрочем, «ходил» — громко сказано. Двигатель для него, сделанный по расчетам Брилинга, еще не был готов, хотя Пузырев обещал, что вот-вот, на днях. Не зная габаритов двигателя, было бессмысленно заказывать кузов, а без кузова все остальное повисало в воздухе.

Патенты требовали денег для регистрации, к тому же международные патенты начинали продвигаться со скрипом — французы, например, тянули резину с патентом на пружинные шайбы, судя по всему, желая перехватить эту замечательную идею у диких русских.

Фрезе, хотя и продолжая заниматься «крокодилом», увлекся своим проектом электромобиля, отчего начинало лихорадить текущую работу в мастерских, потому что на две части старик еще мог разорваться, а на три — уже нет.

Руслан его прекрасно понимал, так как сам разрывался между работой, семьей, письмами от «Севастьяна Моранова», который, умирая, рассылает проекты своих военных изобретений всем и каждому, кого вспоминает Руслан. И теперь приходится ломать голову, как узнать о реакции адресатов — восприняли они идеи или выкинули письма в мусорку — и при этом не спалиться.

В общем — обычая рабочая атмосфера.

В которую Руслан и окунулся. Стараясь не думать о том, что в скором времени его ждет встреча с человеком, который, с одной стороны, поможет разрешить многие из его проблем, а с другой — способен не меньше проблем создать.

День был обыкновенен до скуки, поэтому Руслан вышел из ворот мастерской Фрезе когда часы пробили три. Нет, будь необходимо его присутствие — он бы задержался и на час, и на два, и дольше, Лазаревич вообще был не из тех людей, которые отбывают в офисе с 9 до 18, а дальше — хоть трава не расти. Если нужно остаться, нагрянул срочный заказ, или произошло что-то еще — он на работе, и в шесть вечера, и в семь, и в полночь. Но сегодня — ничего такого.

Он неторопливо зашагал по улице, вернее, по Эртелеву переулку, глянул на уже привычную стройку, что кипела на противоположной стороне, между пятым и девятым домом — новый владелец седьмого дома надстраивал три этажа, явно собираясь подороже продать получившиеся квартиры. Несомненно, одним из факторов, которые повлияют на цену квартир, было то, что этот дом — не просто так себе дом, а бывшее обиталище композитора Глинки, о чем сообщала памятная доска. Хотя, по мнению Руслана, найти в Питере дом, в котором никогда не жил никто из более или менее известных личностей — задачка не из простых.

По каменным плитам тротуара Эртелева переулка, чуть поскальзываясь на прилипших тут и там остатках снега, до улицы Бассейной, где теперь, возможно, никогда не поселится Рассеянный, ведь Чуковский уперся и ни в какую не желает признавать свои стихи своими… хотя, нет, ведь стихи про Рассеянного написал Маршак, так что у них еще есть шанс… По Бассейной пройти до Литейного, а там поймать извозчика.