Завороженный introduce-ритуалом, я слегка поклонился и сказал первое, что пришло в голову:

– Тогда, господин ректор, позвольте официально пригласить вашу спутницу на бизнес-ланч завтра.

Ректор слегка подпрыгнул и весело рассмеялся:

– Дорогой Камиль, я сам хотел попросить вас об этом! Я еще вчера с гордостью рассказывал госпоже Ренате о вас и вашей лаборатории. Вам определенно есть, что обсудить!

После этого ректор откланялся и убежал, забрав с собой часть свиты, а я повел Ренату в лабораторию, стал рассказывать ей о своих достижениях, успехах сотрудников, показывал оборудование, шутил. Но это все происходило как-то внешне, за пределами моих чувств, будто не я произносил слова, а кто-то другой. Чувства замерли. Потом произошел такой же официальный, почти японский farewell-ритуал с комплиментами и поклонами, и доктор Рената ушла, сопровождаемая теми, кому не терпелось показать ей другие лаборатории.

Я снова вернулся в офис. Секьюрити так и не появились.

В тот вечеря на банкет я не остался. Не было сил. Отказавшись от флайера, заботливо предложенного распорядителем, я заказал автомобиль – невыносимо захотелось почувствовать дорогу. В редкие моменты, когда было настроение уехать из Москвы подальше от людей, я брал машину и направлялся в сторону Архангельского, в старинную усадьбу, где сохранилась одна из редчайших библиотек с древними книгами.

Трасса была идеально ровной, я слышал шуршание покрышек и почти незаметную ровную работу двигателя, ладони чувствовали теплый удобный руль, это меня успокаивало. Возможно, это была моя последняя поездка в любимое место отдыха – я не знал, что мне приготовил завтрашний день. И наслаждался каждой клеточкой тела.

Раскаленный шар солнца начал падать в июньские леса. Куда-то далеко отодвинулись дурные мысли, рабочая суета, загадочная Рената. Все невероятные события последнего дня стали размытыми, как невнятный сон. Осталась только эта полупустая дорога, зеленые опушки, нарядные березовые рощи. И скорость, которую можно было почувствовать только за рулем машины. Наверное, я был слишком старомоден – последние пятьдесят лет машины стали выходить из употребления. По крайней мере, в мегасити, где на каждом свободном от зданий клочке земли были разбиты скверы, а на крышах – площадки для флайеров.

В Москве я жил не так давно, всего семь лет, но полюбил этот город и его окрестности всей душой. До этого была Швейцария, еще раньше Индия, Пакистан, Корея. Мир был открыт, языковых барьеров не существовало, каждый волен был выбирать себе любое место для работы и жизни. И все же, как ни странно, люди предпочитали жить там, где родились. Путешествовали по миру, в основном, ученые и бизнесмены. Француз по происхождению, я провел половину своей жизни в Париже и Барселоне, но давно мечтал изучать славянский менталитет, Москва мне такую возможность предоставила. Следующим городом обязательно будет Будапешт, но до этого пока далеко, в Москве мне было комфортно. Возможно, я здесь останусь. Хотя вряд ли в моем нынешнем положении можно мечтать о будущем.

Вечернее небо тяжелело, наливалось оранжевыми и сиреневыми тонами. Когда солнце скрылось за горизонтом, я добрался до старинной усадьбы. Парк, дворец, постройки удалось сохранить в первозданном виде. Мне, привыкшему к современным урбанистическим пейзажам, этот закрытый исторический комплекс казался местом, где была спрятана та самая загадочная дверь в прошлое. Надо было только ее отыскать. Именно за этим я сюда и ездил так часто – в этом дворце была собрана библиотека старинных печатных книг для ученых и писателей. Я проводил здесь выходные – читал, гулял по парку, рассматривал статуи и фонтаны, думал, строил планы.

Это было странно осознавать, но, сидя в библиотеке, мне очень нравилось трогать бумажные листы кончиками пальцев, словно я прикасался к тому самому недоступному прошлому. Сколько же людей до меня вот так же бережно трогали эти страницы? Какими были эти люди? Что они чувствовали?

Читать мне, на самом деле, было крайне сложно – приходилось сосредотачиваться на каждой фразе, чтобы понять смысл. Современные книги с помощью аудиовизиотранслятора сразу попадали в мозг, информация усваивалась мгновенно. Но старинные книги почему-то не оцифровали, и они требовали большого напряжения ума. Я очень расстраивался, когда моя возможности понимать печатный текст падали до уровня полного отторжения этого текста. И ничего не мог с этим поделать. Видимо, мы уже слишком далеко ушли от предков, способность к образному мышлению была утеряна как ненужный атавизм. И все же я это делал снова и снова, словно искал выход. Наверное, это была навязчивая идея, но это была моя, сугубо личная тайная возможность, и я не хотел ее терять. Так я пытался хоть чем-то отличаться от остальных, компенсировал свое «клоунство». Да, сегодня я уже могу называть вещи своими именами, все действительно изменилось, перед собой лукавить бессмысленно.

Я остановился в отеле, быстро поужинал, потом долго сидел возле реки – пока темнота не накрыла и отель, и парк, и реку, пока не зажглись веселые фонарики в газонной траве. Хотелось как-то еще раз все обдумать, взвесить все за и против, систематизировать случившееся. Но странно, не было больше желания что-то анализировать, как будто и предмета анализа, и меня самого больше не существовало. Казалось, что это моя последняя ночь, и только она важна, все остальное потеряло ценность – в моей долгой жизни не было ничего, что хотелось бы действительно помнить.

Успех, которым я так гордился, больше не радовал – это был успех не ученого, а дельца от науки, который сумел на волне базовых потребностей глупого человечества так высоко подняться в своей иерархии. Будущее бессмертие, которое я собирался купить за половину своего состояния, уже казалось сомнительным вложением средств. Мой путь – такой успешный, комфортный, радостный – виделся тупиковым. И теперь предстояло сделать выбор: остаться в этом тупике и деградировать или сохранить разум ученого.

Нет, стоп, почему ничего не было? А кофейные церемонии с Глебом у камина, наши долгие беседы? Ведь именно Глеб заставил меня задуматься. И, пожалуй, то самое короткое мгновение, когда вчера утром, на Крымской набережной, веселая студентка с веснушками так смело и опрометчиво пригласила меня кататься по Москве-реке. Это недавнее воспоминание почему-то оказалось настолько отчетливым, что на какой-то момент фонарики засветились ярче, повеяло горьковатым запахом цветущих петуний. Нахлынуло неуловимое ощущение чего-то нового, свежего и оттого непосредственного, только что родившегося, свободного от привычных условностей и ограничений – будто я, наконец, принял решение, только не смог его выразить словами и оставил для осмысления на потом.

Ночью я спал удивительно крепко, без сновидений.

В огромной аудитории собрались преподаватели, профессора, ассистенты – весь научный состав факультета. Были и студенты, но немного. Похоже, лекции объявили закрытыми, для определенного круга посвященных.

Рената Май говорила о любви, сексе, личных привязанностях, и я, внимательно слушая каждое слово, поймал себя на мысли, что все, что она говорит, воспринимается на грани дозволенного. Разве можно испытывать такие сильные чувства безоглядно? Может наступить момент, когда чувства захлестнут разум и станут неуправляемыми – как в тех старых книгах. Но доктор, словно услышав мои мысли, ловко разбила все мои мысленные аргументы и изящно доказала, что настоящие чувства природны, естественны, их не надо бояться, поскольку именно в таком состоянии человек особенно бережен к себе и своему партнеру.

После лекции я дождался, пока доктор Май ответит на вопросы, откажет многочисленным приглашениям, поскольку уже приглашена мной, и мы вместе направились на бизнес-ланч.

Я не знал, как себя с ней вести, молчал, чувствуя себя нерадивым учеником, которому еще предстоит многому научиться. Главное, что меня смущало больше всего, – как спросить ее о том, о чем я боялся спросить. Панически боялся. Или она сама скажет?