– Я в тебя столько денег вложил! Где прибыль?

– Послушай, Денис, это очень сложный бизнес! Я одна не справляюсь! Я ничего не понимаю в нем, даже названий не знаю. А ты… Не бросай меня!

Денис обиженно отворачивался или вообще уходил по своим делам.

– Мне некогда.

На самом деле, ему совсем не хотелось заниматься таким копеечным делом – это я видел четко. Денис по привычке рассчитывал, что Ева, как истинная женщина, тщательно все разложит по полочкам, найдет клиентов, заработает и принесет ему деньги. К тому же Ева его всегда слушалась. Но тут что-то не получилось, что-то с самого начала пошло совсем не так, как он задумал. Ева действительно не справлялась одна. А разбираться в ее делах Денису было нестерпимо скучно. В противовес бывшим хозяевам и жене-неудачнице Денис занялся организацией собственной стоматологической клиники и потратил все оставшиеся семейные накопления. Ему стало не до жены.

Ева попала в тупик, а заодно и в долговую яму. Для нее это была полная катастрофа.

– …Стойте!

Мне показалось, что я громко вскрикнул, но никто не оглянулся, никто не проявил интерес, ничего не изменилось вокруг – все те же столики, серебристые полы, высокие потолки, стекла во всю стену. За ними – голубое небо и флайеры.

О, Вселенная! Флайеры! Я вернулся!

Рената сидела напротив, пила из крохотной фарфоровой чашечки кофе и спокойно смотрела мне в лицо. В ее взгляде читалась заинтересованность доктора, наблюдавшего сложного пациента, и ничего более. Никакого сочувствия, сопереживания, участия. Я почувствовал обиду. Зачем она выбрала такое тяжелое время? Чтобы я сразу отказался? Но тогда какой смысл было все это затевать?

– Как вы, профессор?

– Сложно сказать, – мне не хотелось встречаться с ней глазами. – Я увидел целую жизнь. Было ощущение, что я ее вижу целиком – все временные промежутки сразу. Как будто они соединились и образовали единый конгломерат, как в многомерном пространстве. Самое интересное, что, находясь там, я откуда-то знал назначение незнакомых вещей, их названия, принцип действия. Как можно так явственно видеть прошлое?

Рената мягко улыбнулась.

– Понятие времени условно, это система, которую придумал человек для собственного удобства. Есть вот такая состоявшаяся жизнь. Она, как шар с миллиардами ячеек. И таких шаров тоже миллиарды, они и есть невидимая суть вселенной. Можно увидеть такую жизнь целиком, можно рассмотреть отдельные моменты. Все зависит от того, что вы хотите исследовать.

– А каков механизм?

– Представьте себе сферу, по которой вы двигаетесь в одном направлении, вот так, – она прошагала двумя пальцами по поверхности стола, копируя человечка, – и тогда время для вас линейно, как и события, происходящие друг за другом. Но если вы захотите оказаться в глубине сферы, там будет другое время, и оно тоже будет линейным. Миллиарды времен. Я позволяю, вернее, помогаю вам оказаться внутри такого конгломерата, но, поверьте, выбрали этот временной отрезок именно вы. Я просто проводник туда, где вы захотели оказаться. И то, что вы видели, происходит, на самом деле, здесь и сейчас. Всё в этой вселенной происходит здесь и сейчас, одновременно – прошлое, настоящее и будущее.

Я недоверчиво посмотрел на Ренату.

– Вы хотите сказать, что я и Ева существуем одновременно?

– В многомерном пространстве – да. Сейчас вам это сложно осознать, но, возможно, вы скоро поймете некоторые закономерности. И, я уверена, механизм погружения станет для вас так же прост, как работа в лаборатории.

– Получается, что и моя жизнь не имеет конкретного времени в системе координат?

– Вы сами это решаете. Время – всего лишь последовательность событий. В отдалении они все видятся или одинаково ярко, или одинаково смутно. Что-то запоминается, и люди от таких ярких воспоминаний ведут отсчет прошлого. Связи между событиями вы поймете позже. Если, конечно, захотите.

Я чуть успокоился, мне стало стыдно за собственное малодушие.

– Хорошо, давайте продолжим…

Начало зимы, ранний декабрь.

Ева стоит возле входа в холл здания, где расположились витрины с товаром, с тоской смотрит на улицу. Мрачно, серо, сыплет редкая крупа; все сухое, безжизненное, замерзшее. Ей кажется, что жизнь тоже умерла, и ничего больше не будет – ни-ко-гда. Вокруг даже не тоска, а какая-то всепоглощающая печаль, как перед концом света.

Я, Камиль Алари, благополучный житель благополучного двадцать седьмого века, так сильно почувствовал эту незнакомую печаль, что у меня болезненно сжалось сердце. Разве можно переживать такие сильные эмоции и оставаться в живых? Нет, это невозможно! «Стоп! Ты ученый, это полевые исследования, возьми себя в руки!» Я расслабился и позволил себе снова «видеть» и «слышать» свою подопечную.

«Нужно искать выход. Срочно!» Умом Ева понимает, что муж ей больше не помощник, он и так «вложил в нее деньги». Теперь у него оказалось новое прибыльное дело, которым он собирался заниматься самостоятельно, без жены. И это оказалось крайне обидным.

Ева чувствует себя предельно одинокой, преданной – будто ее использовали и выбросили, как старый коврик у входной двери. Да, она может все оставить, вернуться к знакомой копеечной работе и своим домашним кастрюлям. Но в глубине души она этого больше не хочет. Семейная жизнь безоблачной никогда не была. Скорее, это было постоянное соперничество, где кто-то должен был занимать подчиненное положение, и это была она, бесконфликтная Ева.

Ева злится – на себя, на свою жизнь, на собственную никчемность. Ей очень хочется доказать себе, что она способна не только справиться с трудностями, но и выжить самостоятельно – на Дениса надежды нет. Но как это сделать, если столько долгов и никакой помощи? Как?

«Думай, девочка, думай. Никто тебе не поможет. Ты столько лет пряталась от решения собственных проблем, теперь эти проблемы тебя догнали и вот-вот уничтожат. У тебя остался последний шанс с ними справиться. Думай, обязательно должен быть выход. Ты сама виновата, согласившись на уговоры мужа, но это в последний раз. Наконец, пришло понимание его равнодушия к тебе. Вот такой жестокой ценой. Если ты справишься, он снова станет приветливым и заботливым. Если проиграешь, он через тебя переступит и пойдет дальше. Но в любом случае, решать – тебе. Никто не поможет».

Я снова ощутил свое полное присутствие в этом стеклянном холле – будто стоял рядом с неподвижной женщиной, зябко скрестившей руки под грудью, и видел мельтешивший снег, замерзших прохожих, серое набухшее небо. Фигура Евы выражала полное отчаяние. Казалось, еще миг, и она начнет рыдать. Или бросится прочь по улице в полном безумии – без пальто и шарфа. Или умрет от горя. Ее состояние я оценил бы как близкое к умопомрачению. Но странно – она не двигалась. Даже слез не было, только решительно сжатые губы на бескровном лице и устремленный в начинавшуюся метель взгляд.

«Какой может быть выход? Где его искать? Надо оплачивать аренду и долги за товар, но занимать деньги бессмысленно, долг только увеличится. А, может, попробовать пойти самой к клиентам? Но как? Кто меня пустит к ним? Да они разговаривать со мной даже не станут! И все же надо пробовать. Сюда больше никто не придет – Денис исчез вместе с покупателями. А что делать с бухгалтерией, отчетами? В этом я тоже ничего не понимаю. Значит, искать бухгалтера. Только чем ему платить?»

Я хорошо «слышу» ее мысли и поражаюсь – в моем мире человек под таким психологическим давлением уже давно бы запросил помощи. Но этой женщине помощи просить было не у кого, ее мир равнодушен и жесток. Да, я пытался изучать двадцать первый век, но уже первый реальный контакт показал, что я абсолютно ничего не знаю ни о том времени, ни о людях, в нем существовавших. Надо ли это мне? Какие факты из «увиденного» я смогу обнародовать? Никто не поверит – нет подтверждающих источников, на которые можно опереться. В нашей научной среде меня поднимут на смех и, что хуже всего, сразу отправят на коррекцию.