– Как никогда, – Люциан пронзительно посмотрел в тёмные глазницы Экзарха, будто прощаясь с ним.

– Тогда ступай своим путём, молодой паладин. Ты отныне свободен…

Осень. Город Шеол. Главные ворота. Утро.

Северо-западная черта границы Империи Солнечного Гало с периферийной столицей северян Шеол гордо раскинулась по холмам Семи Ветров. Сама же каменная земля Шеол простирается на шесть километров от центральной площади, а крестьянские хибарки ещё на десятки. Подпитывая город, в него входят две реки: Флегетон и Ахерон, образуя собой водоворот, соединяясь по центру города в озеро Коцит. Окружённый каменными домами и мостами город продолжает расти и процветать. Когда-то захваченные и присвоенные Первым Императором Гало земли северян сейчас ни о чём не жалеют. Налаженное сельское хозяйство и торговля приносят неземные доходы его наместнику Абаддону, которого за несметные золотые копи прозвали Живоглотом. Деньги приносят власть, а власть – уважение. Уважение даже от самого Императора всей Империи. В знак этого на город Шеол пала благодать в виде постройки на центральной площади Врат, что явилось не только честью, но и новым притоком денег в карманы жителей и самого наместника. За эту волю Императора боролись Фермилорды трёх Твердынь: Адма, Севоим и Сигор. Однако, как показало время, тщетно. Шесть поколений рода наместника трудились на возведении этих Врат, и окончание стройки пришлось на правление Абаддона Живоглота.

На долгожданное открытие начали съезжаться из соседних провинций вассалы и обычные миряне. Население Шеол только за два дня после объявления даты открытия выросло почти в три раза. В связи с этим площадь Врат пришлось расширять посредством сноса прилежащих домов, но с ежечасным ростом капитала коренного населения Столицы это никак не сказалось на их настроении.

К дате открытия Врат город приказали огородить войсками под приказом строгого запрета на въезд посторонних лиц – прямое распоряжение наместника. А в сей день на главном въезде в город Абаддон поставил двойную стражу и сам стал встречать самых главных людей Империи.

Он приказал установить для себя белый шатёр с чёрными шёлковыми лентами на входе и высокое кресло. Утро ожидания выдалось прохладным, но вскоре сменилось жарой, не свойственной для осени. Даже сидя в тени шатра, Абаддон Живоглот истекает потом под слоями одежды, что снять не вправе. Спасает лишь горячий настой листьев, который повышает температуру изнутри, тем самым позволяя чувствовать себя бодрее. Но в этом способе скрыт серьёзный недостаток, так как уже через пару часов одежда, расписанная шёлком и золотыми нитями, уже насквозь промокла, а Фермилордов и Императора ещё не видно на горизонте.

Двух породистых псов Кербера и Орфа из последнего выводка Абаддон самодовольно вывел на показ. Даже несмотря на то, что псам такого размера вообще не стоит присутствовать в столь людном месте, от случайных выпадов их сдерживают тяжёлые цепи вблизи Живоглота. Но и они в таком томлении от ожидания, поскуливая, легли в тень, что падает от кресла наместника, и даже не думают выходить под лучи беспощадного солнца.

Близится полдень, и на восходе среди скопившейся толпы появился кортеж с высоко поднятым знаменем. Две сомкнутые ладони на фоне Солнечного Гало – это знамя паладинов из Твердыни Адма.

– Наконец, хоть кто-то соизволил явиться, – заскрипел зубами наместник и встал с кресла. Он показательно потянулся: с его крепким телосложением это выглядит как разминка перед боем.

Белоснежные кони этой Твердыни Дестриэ́, крупные боевые рыцарские кони, как правило, жеребцы, всегда вызывали зависть у вассалов Империи, и наместник не был исключением. Верхом на таких конях два паладина в сияющих на солнце тяжёлых доспехах разогнали толпу своим видом. Кирасиры – тяжёлая кавалерия, так называется их военное обозначение. Они гордо, с достоинством ввели за собой тройку лошадей, что без труда втянули через Городские ворота карету, покрытую серебром, от чего и сияет на солнце, что глаза жмурить приходится. Украшенная резными знаками и знаменем на крыше её, колёса забились по брусчатой дороге. Замыкает кортеж неприглядный обоз на четырёх сильных, но медленных мулов.

Кирасиры первые подъехали к шатру и поклонились наместнику. Не снимая глухих шлемов, они выразили ему почтение, но он не заметил их жеста, заострив внимание на серебряной карете следом. Оставшись без внимания, кирасиры разъехались по сторонам, и долгожданная карета подъехала к шатру на их место. Повозчик торопливо спрыгнул со своей скамьи и открыл дверь. Первым из неё вышел старый Фермилорд Твердыни Адма Элохим. Его тяжёлая бело-чёрная мантия пала на пыльную брусчатку и потянулась за своим хозяином. Тонкая золотая корона с символами власти украшает седую голову Фермилорда. Взгляд наместника тут же притянул её золотой блеск – вот чего ему действительно не хватает среди своих богатств и мнимой власти. От этой мысли на его скуластом лице появилась уродливая ухмылка. Старый Фермилорд расценил столь неожиданный оскал Абаддона как приветствие, но всё же в ответ худощавое лицо старика разгладилось от морщин и вытянулось в сомнении.

– Приветствую Вас, Фер Элохим, – стараясь выглядеть гостеприимно, первым протянул руку Абаддон и мягко пожал руку старику.

– Я тоже очень счастлив побывать в вашей провинции нашей Империи, – Фермилорд заглянул своими светящимися бирюзовыми глазами в залитые потом ожидания глаза Абаддона и не увидел в них искренней радости. Не разжимая руки, он стал ждать ответа, чтобы оспорить своё сомнительное предчувствие.

– Да… да святится имя Его, – подразумевая имя Императора, ответил Абаддон лживо и наигранно. Своим чрезмерным богатством он уже зачастую давится, а алчность не позволяет остановиться.

– Хорошо, – насладившись его словами, разжал руку старый Фермилорд, тем самым освободив ладони наместнику. – Долгая к вам дорога, я даже сбился со счёта дней, – он вознёс взгляд в небо, словно слушая там кого-то. – Месяц… – прошептал для себя лично и обернулся к своей карете. – Абаддон, познакомься – это наследник Твердыни Адма, мой сын Люциан, – его голос задрожал от переполняющих чувств гордости, и тут же из кареты появилась незнакомая фигура. В лучах яркого солнца Абаддону виднеется лишь очертание силуэта, и он с трудом разглядел молодое лицо монаха в коричневом рясовом балахоне. Не скидывая капюшон, тот, склонив голову, подошёл к наместнику и протянул руку для приветствия. – Люциан, это Абаддон, наместник столь важного города Шеол.

– Приветствую, – Абаддон пожал ему руку, и тут же крепкое рукопожатие смешалось с брезгливым ощущением мерзких шрамов на его ладони. Наместник вздрогнул, с трудом удержавшись, чтобы не отдёрнуть руку. Незнакомый монах совсем недавно снял бинты с руки и уже смело подаёт её всем подряд. Абаддон всё же хотел высказаться по этому поводу, но осёкся, обратив внимание на светящиеся синевой глаза этого монаха, – они ярче, чем у отца. Паладинов всегда отличал свет глаз, что есть нормальное проявление их веры, но таких глаз он ещё не встречал.

– Он только вернулся из монастыря Благовещения, где провёл декаду трудоёмких лет, и ему ещё придётся год ходить в домино, вот такой порядок, – добавил Фермилорд и ухмыльнулся.

– Милорд, предлагаю проследовать к площади, тем более Ваша ложа уже ждёт, – наместник решил приостановить начатое знакомство, оборвав его на впечатляющей радости за сына.

– Хорошо, вот только кто нам покажет дорогу? Ведь в ваших достопримечательностях можно невольно заблудиться, – задался вопросом старик и направился к карете вместе с сыном, который подхватил его под руку, когда тот чуть оступился на брусчатке.

– Я всё предусмотрел, Фермилорд, мои слуги проводят ваш кортеж куда следует, – уголки губ Абаддона поднялись в лживой улыбке, он взмахнул рукой, и к карете выскочили двое в пёстрых одёжках с жёлтым знаменем в руках и быстро побежали вдоль улиц к площади. Их знамя развевается над головами, означая, что идут почтенные гости. Старик со своим сыном вернулись в карету, и она поспешно тронулась в даль улицы за слугами наместника.