– Ну что, наследник, Вам, я вижу, гораздо лучше? – добродушно усмехнулся Табрис, застав его на крыльце дома.

– Приветствую, Табрис, – он протянул ему руку, ожидая его сегодня. – Я очень рад твоему визиту.

– Я сам рад захаживать к Вам, здесь зачастую в пыльном Тир-Харот и делать нечего. Весь Лупанарий мне известен, Арена раз в неделю, я читать здесь начал, о тренировках позабыл, в общем, скука, да и только.

– Так, значит, весь Лупанарий ты познал? – засмеялся Люциан, опираясь на пернач, используя его как костыль.

– Да, есть там парочка девчат, и с ними очень интересно. Такое вытворяют, чертовки, что хочется ещё.

– Они тебя без гроша оставят, им только дай волю, – Люциан чуть покашлял от слабости, но всё же улыбнулся.

– Мне следует Вас представить им?

– О нет, без любви и Лупанарий – скука… – у Люциана слегка поник настрой.

– Как будет Вам угодно, но если вдруг, если только… – Табрис опять усмехнулся. – Вы мне скажите, я дорогу покажу.

– Договорились, – Люциан шагнул с крыльца. – Ты мне поможешь проветриться?

– С удовольствием, наследник, – Тарбис подошёл и закинул его руку себе на плечо. – Куда изволите?

– В Храм.

Устало перебирая ногами, наследник слегка повис на плече эрелима. С виду затруднительно, но в то же время быстро подошли они к Храму. Двери закрыты, но внутри, как и прежде, чувствуется присутствие. Табрис толкнул дверь, и она без труда открылась. Протоиерей Соннелон всё так же стоит спиной и читает псалтырь. В пустом пространстве Храма стоит прохлада, даже свежесть и лёгкий запах горящих свечей. Умиротворение и покой – вот что нужно для скорого выздоровления Люциана.

Они молча зашли и сели на скамью возле входа. Протоиерей, не меняя темпа, дочитал и обернулся.

– Храм нынче не пользуется популярностью в Тир-Харот, но прихожане всё же есть, – он закрыл псалтырь и, разведя руками, поприветствовал гостей. Его улыбка не скрывает за собой ни лжи, ни обмана, она по-настоящему праведно-добрая. – Я весьма рад Вашему возвращению, молодой паладин Люциан, во всех смыслах, если позволите, – протоиерей подошёл и приветственно протянул руку.

– Моё почтение, отец, – Люциан приложился к его руке и почувствовал благодать в сердце, что согрелось теплом.

– Я слышал, что случилось на Арене, – протоиерей перевёл руку к эрелиму, и тот так же приложился. – Хвала Создателю, что уберёг, а то бы я не стерпел потерю двух паладинов на своём веку, – он с грустью во взгляде посмотрел в слабый свет очей Люциана и тяжело вздохнул. – Я молился за тебя…

– Благодарю Вас, отец, молитвы помогли…

– Хотел зайти, но всё боялся потревожить, спасибо, что сам теперь пришёл.

– Только здесь я ощущаю покой и мир в сердце, – Люциан глубоко вздохнул, окинув взором Храм.

– Так ради этого мы здесь сейчас и всегда.

– Не только это привело меня сегодня к Вам. Там, на Арене, я не был сражён орками… – у Люциана участилось дыхание, в гневе забурлил голос, как только он заговорил об этом. – Меня отравили, и я даже знаю кто.

– Ужасно, можно приравнять к предательству Империи, – отшатнулся в ужасе протоиерей, его глаза забегали, ища успокоения, но будто натыкались на острие обмана.

– Это сильное обвинение, отец, – вступился Табрис и склонил голову.

– Соглашусь с серьёзностью обвинения, но я вижу и серьёзность твоих побуждений изменить мир к лучшему, молодой паладин. Поэтому и осмелюсь заявить, – протоиерей перевёл взгляд на Люциана, ища в нём поддержки, – эта застава погрязла в корысти и заговорах. Да что там говорить – она носит имя орка, как может быть иначе.

– Прошу прощения, – опять прервал его Табрис, – но разве это не имя паладина, что повёл войско на стада сатиров – Тираэль?

– Мой благородный эрелим, у заставы двойное имя – Тир-Харот, хочу напомнить, – протоиерей пусть не со зла, но нахмурился. – Я, глупец, ещё надеюсь принести слово Создателя в ряды мирян. В Храм давно не заходят, здесь любят Лупанарий и Арену, люд живёт во грехе.

– Да, мы только намедни обсуждали с Табрисом тот же вопрос… – Люциан покосился на эрелима, и у того проскользнула неловкая ухмылка.

– Молодёжь не чтит отцов, уже никто в Тир-Харот не служит Создателю, не говоря о служении Императору. Всё, что вы видите, – это личина лжи их культа лжебога.

– Лжебога? – возмутился эрелим, и от его неловкости и следа не осталось. – О каком боге идёт речь?

– Козлиный бог здесь нынче в спросе, он одурманил мысли каждого из них, даруя сладкие обещания, и настраивает против Императора.

– Не слышал о таком… – Табрис нахмурился, и взгляд его скользнул ко входу.

– Здесь никого, эрелим, не переживайте, Храм забыт и никому не нужен здесь, – протоиерей поймал встревоженный взгляд эрелима и успокоил его.

– Кто он и откуда взялся? – тот вернул взгляд на протоиерея и проникся верой его слов.

– Народ рогатый приходил, но перед вашим приездом скрылся весь…

– Сатиры вернулись? – Люциан приподнялся с места. – Их же Тираэль перебил двадцать лет назад, разве нет?

– Да, было дело, но теперь они вновь объявились…

– Отец, Вы их своими глазами видели? – Люциан встал и подошёл к нему, нависая тучей потерянного доверия.

– Своими глазами я не видел, но очень много говорят, и всё сразу сходится…

– Так это слухи? – эрелим подошёл и встал рядом. – Отец, так нельзя, так может зародиться Ересь.

– Моим словам вы можете верить, мне нечего скрывать, – протоиерей склонил голову перед ними, перед молодыми мира сего. – Я как служил Создателю и Императору, так и буду служить, умру, но служить продолжу.

– В вашей верности сомнений нет, – Люциан поклонился ему, заметив блик слёз на глазах старика, – но нам нужны доказательства.

– Я всё понимаю. Самое главное – чтобы не было слишком поздно, когда доказательства станут явными… – он на мгновение замолчал, будто в мыслях перечитывая псалмы. – Когда же придёт Сын Человеческий во славе Своей и все святые Хранители с Ним, тогда он сядет на престол славы Своей. Соберутся пред Ним все народы, и отделит он одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов, и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов – по левую.

– Ну и зачем? – Табрис от его слов даже вздрогнул, они пробрали его до глубины души.

– Для праведности чистой и непоколебимой. Вот увидите: явится мессия со славою судить живых и мёртвых, чтобы создать новый мир, которому не будет конца времён. Главное – чтобы не поздно… – неожиданно его прервал горн снаружи Храма.

– Отец, благословите нас в наших начинаниях? – Люциан заторопился. Сложив ладони друг на друга, он протянул их, ожидая ответных действий.

– Пусть прибудет с вами Хранитель и поможет в деяниях, – протоиерей покрыл своими руками их головы и отпустил с миром.

– Видишь, – захлопнув за собой двери Храма, Табрис сразу обратился к Люциану, – тебе тоже нужны доказательства слов, и это нормально…

– Согласен, – слегка хромая, он торопится к стене, где воет горн, – но так тяжело держать себя в руках, когда говоришь правду, а тебе не верят.

– Я не говорил, что не верю тебе. Мне просто нужно убедиться в этом.

– Мне незачем обманывать тебя, Табрис, не ищи в моих словах подоплёки, – они уже подошли к стене и ощутили на себе взгляды солдат, что смотрели с каким-то неявным презрением.

– Но невозможно следовать слепо, нужна ясность, – Табрис остановился, а Люциан начал подниматься на стену.

– Будет тебе ясность, – Люциан, хромая, поднялся на стену, и перед ним возник генерал Небирос во всей своей красе. Всё это время он высокомерно наблюдал, как тот поднимается к нему.

– Молодой паладин, рад, что Вы ещё с нами, – это прозвучало из его уст до тошноты лицемерно.

– Приветствую, генерал, – Люциану ничего не оставалось, как так же лживо быть любезным с ним. – Спасибо за заботу, – он через силу пожал ему руку и встал рядом, рядом с тем, кто желает ему смерти.

– Уверен, что Тир-Харот и орки сбили необходимый слой спеси, как пожелал Ваш отец? – Люциан уже чётко отделяет лицемерие генерала и держит себя в руках.