Гера: что не так, Витя? Все как обычно.

В: обычно? Да я чуть отца не грохнул!

Г: не гони на товар. И не путай собственные желания с метаморфозами.

Сука.

В: я понял тебя.

Г: ладно, не злись, тигренок. Приходи ко мне. Обсудим. Если правду говоришь, поменяемся. Я всегда за качество.

В: договорились.

В расписании сказано, что через несколько минут начнется урок литературы, поэтому я бегу на нужный мне этаж, но когда приближаюсь к двери, то замечаю весьма интересную картину. Тарасова сидит на полу, подложив под себя рюкзак и куртку. Ее ноги скрещены, а лицо уткнуто в хренов блокнот, с которым она все не может расстаться.

Подойдя к ней, я еще несколько секунд остаюсь не во внимании, что крайне непозволительно, отчего легким ударом ноги выбиваю гиптонитическую тетрадку из ее рук. Она провожает взглядом предмет и только потом поднимает голову.

– Охренел?

– С детства.

– Не повезло же твоей ма…

Варя запинается, осознав, что еще немного и сморозила бы непростительную глупость, но я не обижаюсь. Дуракам свойственно нести ересь. К моему большому удивлению, она считала иначе. Девчонка заметно засуетилась и буквально не знала куда себя деть: то поправляла волосы, то прятала бегающие глаза.

– Да что с тобой? Ты не выспалась… Зая? – язвительно усмехаюсь. Я нарочно делаю акцент на последнем, ибо мы заключили сделку. Именно сделку, не отношения – так мне проще воспринимать происходящее.

– Очень смешно, – кривится Варя, поднимает свою книжульку и проходит мимо.

Я не даю ей вильнуть хвостом – хватаю за рюкзак и ставлю обратно.

– Ты хочешь зайти в класс без меня? Этого ты хочешь? Может, ты меня стесняешься? Не хочешь появляться со мной на людях?

Кажется, я немного переиграл.

– Не устраивай драматургию, Звягин. Наши условные отношения и без того попахивают дебилизмом, так что давай не будем делать из этого представление.

– Никаких театралок, – уверяю я. – Ну может только немного импровизации…

Моя рука падает ей на плечи. Не скрывая улыбки, Варя укоризненно качает головой. Тарасова видит во мне игрока, но моя игра нравится ей, ибо зачем она приняла правила? Первый ход мой.

Когда мы входим в кабинет литературы, на нас обращаются множество глаз. Впрочем, это было легко предугадать. И, дабы навести большей смуты, я утыкаюсь носом в ее волосы и шепчу на ухо.

– Сейчас ты должна посмеяться, как легкомысленная потаскушка, которой предложили нечто непристойное.

Варя громко хихикает, слишком громко, отчего прикрывает рот рукой.

– Мы не в театре, забыла? Не переигрывай.

Она незаметно толкает меня в бок и, с натянутой до ушей улыбки, цедит:

– Ну извини, что тренировала потаскутский смех.

Я не сдержался. Хохотнул.

– На твоем месте, я бы тренировал склонения.

Пройдя мимо рядов, словно по ковровой дорожке, мы заняли свои места. Мария Анатольевна начала тему урока, и через несколько минут наша популярность сошла не «нет». Я максимально удобно расположился на стуле, а вот поэтесса спряталась в лесу четверостишьев. Ее смущало мое присутствие, пусть даже она старалась держаться уверенно. Слишком легко вычислить увлеченных мужской личностью девчонок, такие прозрачны, как стекло, поэтому они никогда не разожгут во мне интерес. Как и Варя. Она открыта, в чем-то неплоха, но слишком банальна. Однако на этом и был заключен договор, я должен ее раскрыть. Изменить, если это вообще возможно. А вот Варя должна изменить меня. Изменить, если это возможно.

– Как там мой стих? В процессе? – спрашиваю я, заглядывая в блокнот.

– А ты уже собрался на тот свет? – она пытается дерзить, но выходит погано.

– Нет. Но когда-нибудь это все равно случится. Я хочу прочесть его будучи живым, ибо какой смысл просить тебя об этом?

Тарасова отвлекается от блокнота и прищуривает серые глазки.

– Ты серьезно это сейчас?

– Я похож на клоуна?

– Только верхней частью туловища.

– И это забавно, учитывая что твоя нижняя напоминает страуса.

– Уродец.

– Поверь, ты тоже далека от идеала.

– Вот видишь, даже девушка у тебя страшная.

Я хмурюсь.

– Очнись, Тарасова, ты только что запнула мяч в собственные ворота.

– Так! – раздается голос Марии, но почему-то все ее внимание обращается на Варю. – Тарасова, встань!

– Я? – поражается она.

– А кто еще? Встань. Сейчас же.

Девчонка неохотно поднимается со стула и скрещивает на груди руки.

– А теперь сделай достоверную характеристику любого из присутствующих. Ты ведь любишь болтать на уроке, да и сочинять у тебя отлично получается. Я даю тебе шанс высказаться.

Задание странное, даже для меня, но и сама учитель далека от воспитательных норм.

– Почему именно присутствующих? – недоумевает Варя.

– Потому что если я спрошу тебя про драматурга, о котором сегодняшняя тема, едва ли ты промолвишь хоть слово.

«А. С. Грибоедов. Жизнь. Подвиг. Смерть»

Считав с доски тему, я прикладываю ладонь к губам и с иронией шепчу:

– Выбирай первый вариант. С Грибоедовым у тебя нет шансов.

Варя топчется. Ей неловко.

– Начинай, Тарасова, – торопит ее учитель. – Скажи «спасибо», что я иду к тебе навстречу и не порчу твои оценки перед экзаменами. Моя просьба выполнима. Более чем. И, пожалуйста, не тяни драгоценное время. Пошевеливайся.

Глаза Вари бегают – она ищет жертву.

– Спорим, ты не способна сказать им правду, – подначиваю я. – Сейчас меня снова стошнит от водопада сладкой лести.

Тарасова проглатывает комок злости и набирает воздуха в легкие.

– Ларкин, – неожиданно произносит она, отчего качек поднимает голову. – Спортсмен. Главарь класса. Знатный хвастун. Не силен в учебе, но в совершенстве знает всех ведущих модельеров. Никогда не влезет в обычные боксеры без дышащей прослойки. Он явно доминирует над сверстниками, не стесняется пользоваться спортивными навыками. Но, зачастую за горой мышц скрываются маленькие комплексы. Впрочем, они могут скрываться за теми же фирменными боксерами с огромной подкладкой.

Класс ухнул и повернулся в нашу сторону. Ларкин стал багроветь. Варя выпрямилась, а вот я повертел рукой в воздухе с оценкой «так себе».

– Что ж, неплохо, – Мария прочистила горло. До нее не дошел весь сарказм. – Кто следующий?

Закусив губу, Варя ищет очередную жертву и натыкается на Верещагину. Однако та сидит расслабленно, уверенная в том, что их конфликт давно исчерпан. "Подруги не говорят про друг друга плохо", – очевидно вертится в ее рыжей головке.

– Света, – едва уловимо улыбается Варя. – Ты могла бы возглавить нынешнее поколение гадких сук.

– Попрошу без оскорблений, – поправляет Мария.

Одноклассники раскрыли рты, кто-то стал ржать, а вот Верещагина напряглась. Один ее взгляд пообещал расправы.

Тем временем Варя продолжает:

– Ты следишь за тенденциями, красавица класса, кричишь о принципах, но при этом не умеешь отказывать. Нет, я не про помощь беднякам или бездомным животным, тут кое-что другое. Ты крайне щедра с теми, кто помешан на боксерах. Ты считаешь, что "целомудрие" – это какой-то экзотический фрукт или позиция в йоге...

– Хватит! – перебивает ее Мария. – Садись!

– Зачем? – злостно посмеивается тихоня. – Я ведь только начала. Как насчет вас, Мария? Наверное это тяжело быть брошенной?

Глаза учителя лезут из орбит.

– Как тебе не стыдно?! Замолчи и покинь класс! Бегом!

Я же подбадриваю Тарасову короткими аплодисментами.

– Браво. Сто процентное попадание.

Варя чувствует мою поддержку и заметно бодриться.

– Сысоев, – произносит она, и бедолага вздрагивает. Он смотрит на нее перепуганными глазами и мысленно молит о пощаде. – Ты просто классный парень, – говорит Варя и довольная садится на место. Собирает свои принадлежности в рюкзак.