У Денниса не было ни сил, ни желания разогнуться – он сидел на своей огромной кровати, подтянув колени к груди и обняв себя руками. Покачивался из стороны в сторону. Ему не хотелось ни пить, ни есть. Каждый вдох стоил огромных моральных сил. Прошло всего несколько часов с момента, когда он вернулся во дворец и сиплым голосом, зажимая горло, попросил его не трогать. Деннис понимал, что у него не так много времени, чтобы побыть в одиночестве, но не подозревал, что настолько. Тони уже был в его комнате, сидел в кресле напротив наглухо зашторенного окна и не решался что-нибудь сделать целых двенадцать минут.
Друг, от которого за версту разило неловкостью и сочувствием, как-то незаметно переместился на край кровати, взял одну из подушек и начал поколачивать ее, вымещая на ней свою взвинченность. Это продолжалось до тех пор, пока Деннис не расцепил руки, чтобы натянуть на голову капюшон своей спортивной куртки, но Тони не позволил ему этого сделать. Он мягко, ухватившись за тонкую черную ткань, дернул ее обратно.
– Давай поговорим?
Деннис вжал голову в плечи. Внутри он был пуст: ни боли, ни злости, ни обиды, ни раздражения. Только испытав абсолютное «ничего», ему стало ясно, насколько много он чувствовал раньше. О том, что он жив, ему напоминало только размеренное сердцебиение, но, казалось, если кто-нибудь решит постучать пальцем по его коже, та покроется мелкими трещинками. Деннис чувствовал себя фарфоровой, полой внутри, куколкой.
– Нашли тело, – осторожно продолжил Тони, – я не подслушивал, но люди, работающие на твоего брата, совсем не в легком смятении. Конечно, ты не хочешь говорить, но вопросов не избежать. Ты отсрочишь это на неделю-другую, но Виктор все равно ворвется в твои двери. Расскажи мне, а я ему все передам. Тебе необязательно говорить с ним, смотреть ему в глаза. Я готов быть твоим посредником.
– Он пообещал, что не будет задавать никаких вопросов, если я укажу на место, – едва слышно отозвался Деннис. Он крепче обхватил свои колени руками и продолжил покачиваться.
– Видимо, то, что там нашли, заставило его забыть об обещании.
Деннис поднял голову и взглянул на Тони. Тот запнулся, встретившись с ним взглядом, и выдохнул. В его глазах мелькнула странная тень, и всего на секунду брови приподнялись в недоумении. Тогда, вблизи, он смог разглядеть посеревшую и шелушащуюся кожу, потрескавшиеся губы и темные, почти черные круги под глазами; ювелирно зашитая скула пестрела розовизной после снятия швов и была покрыта образовавшейся от тонкого слоя мази пленкой. Даже пугающе заострившиеся плечи и впалые щеки со спекшейся кровью за несколько недель до этого разговора не вызвали у Антона такой реакции. Безупречный Деннис Новицки перестал быть безупречным.
Он устало выдохнул, хотя не чувствовал себя физически вымотанным, и отвернулся.
– Мне плевать, я ничего не буду рассказывать.
– Расскажи хотя бы мне, – тихий голос друга въелся в виски непродолжительной болью.
– Ты все равно мне не поверишь.
– Почему?
Деннис качнул головой. Его взгляд в очередной раз прошелся по всему, что попадало в зону видимости, и мозг вынес неутешительный вердикт: это не та комната, которой она была несколько месяцев назад, не та комната, в которой ее владельцу должно быть уютно и спокойно. Каждый ее миллиметр был словно настроен против него. Одному черту известно, чем в ней занимались в его отсутствие. Вдруг здесь вообще установлены скрытые видеокамеры? Например, в электронном будильнике, который всегда стоял на прикроватной тумбочке. Идеальное место, чтобы наблюдать за читающим в постели или снимающим посреди ночи верх пижамного комплекта мальчиком.
– Даже я не могу объяснить абсолютно все, – спокойно ответил Деннис. Воспоминания об удовольствии, с которым он потянулся к вспыхнувшей в нем силе, были по-прежнему свежи. И всегда будут.
– Я понимаю, – голос Тони звенел от той осторожности, с которой он подбирал слова, – ты был не в себе и…
– Нет, – друг вздрогнул от резкости, с которой его оборвали, – в этом и вся загвоздка: я был в здравом уме каждую чертову секунду, включая моменты, когда не мог пошевелить даже пальцем.
Кровь постоянно кипела, превратившись в бегущую по венам огненную лаву. Она стучала в висках, чувствовалась на языке, пока Деннис ощущал себя кубиком киви, плавающим в незастывшем желе; кто вообще делает желе из киви? Он был заперт в ловушке, которой послужило его собственное тело. Внутри него велась борьба, но недостаточно быстрая и смертоносная, чтобы суметь окончательно победить атаковавших злодеев. И каждый раз, когда Деннис чувствовал, что он близок к триумфу, самоблокирующимся шприцем его отбрасывало на несколько шагов назад, и битва начиналась по новой.
– Тогда я не понимаю, – пробормотал Тони.
«Я тоже, – признался самому себе Деннис»
– Может, мой мозг подменил настоящие воспоминания и заставил меня поверить, что увиденное возможно. Мозг – коварная штука, от него можно ожидать любую подлость.
Неожиданно Тони зашевелился. Он забрался с ногами на кровать и попытался заглянуть Деннису в глаза, чем-то то ли обеспокоенный, то ли воодушевленный.
– Насколько необычным было то, что ты помнишь?
– На девять из десяти, – мрачно хмыкнул Деннис.
Запасы сил начали покидать его. Он хотел завалиться набок, завернуться в простыню и провести оставшиеся часы в полном одиночестве. До возвращения королевы Лукии оставалось меньше суток: если принца Норда и старшего брата Деннис всегда мог держать в узде, то внимания Ее Величества было избежать сложнее.
– Я тоже могу показать кое-что на девять из десяти.
Тони суетливо слез с кровати. В течение нескольких минут в комнате были слышны лишь его шорохи и нечленораздельный шепот, и уже когда Деннис собрался попросить друга уйти, тот опустился на колени перед тумбочкой. Он отодвинул будильник и разряженный планшет, положил на их место альбомной лист, а деревянный шестигранник оставил в руке.
– Я не совсем понял, как нужно это делать, но…
Задержав дыхание, Тони зажмурился. Деннис уставился на него немигающим взглядом, впервые за долгое время что-то почувствовав. Скуку. Он немного выпрямился и обхватил ладонями свою шею; под пальцами прощупывался венный пульс.
– Ты под кайфом, что ли?
Друг шикнул, а Деннис кожей почувствовал странные изменения в воздухе, словно легкий порыв ветра коснулся его щек, и в эту же секунду шестигранник в руке Тони задымился и серебристой жижей просочился сквозь его кулак. Вязкое пятно прожгло подложенный лист и въелось в матовую поверхность тумбочки.
– Оно должно было превратиться в пепел, как это сделал замок в твоей ванной, – сконфуженно произнес Тони.
Деннис не сводил глаз с белесого, дурно пахнущего дыма. Он облизнул сухие губы и кивнул. Это объясняло, зачем в его отсутствие вставили новую дверь.
– Хорошо, возможно, ты мне поверишь, – признал Деннис, убедившийся в совершенной крепости своего ума, – но не сегодня. Поговорим завтра. Попроси, чтобы до утра меня не трогали. Мне ничего не нужно.
Он разогнулся только для того, чтобы тут же свернуться в комок. Ни моральных, ни физических сил у него не осталось. Деннис тогда почувствовал себя неудачливой лягушкой, которую размазало по дороге колесами многотонной уборочной машины.
– Я в стазисе.
С того дня Тони задал много вопросов, а Деннис сухо отвечал: «Может быть. Возможно. Да, хорошо бы. Вероятно. Это уже совсем за гранью возможного». Однако сквозь слой незаинтересованности все же просачивалась одна назойливая мысль: а может ли Тони воздействовать на людей? Ответ пришел неожиданно и был красноречив.
– Меня начинает это утомлять, – произнес Деннис.
На его левом запястье расплылся ожог, напоминающий крапивный след. Кожа покраснела, а проступившие белесые бугорки чесались. Это не шло ни в какое сравнение с последствиями недавнего нападения, но ощущения все равно не были приятными. Деннис не придал этому значения, но Тони, запыхавшийся и потный, резво вскочил на ноги и аккуратно взял друга за руку. Эмоции на его лице сменялись с такой частотой, что их практически невозможно было прочесть. Он тяжело дышал и не сразу осмелился взглянуть на Денниса.
