– Сон во сне, отлично, – процедил он и даже не вздрогнул, когда массивная створка за его спиной захлопнулась. На ней в качестве ориентира была выцарапана сегодняшняя дата. – Снова проснусь уставшим и раздраженным.

Деннис стоял на месте, но продолжал говорить. Ему нужно было время, чтобы затолкать приснившийся кошмар как можно глубже в подсознание. Он понимал, что и сейчас не бодрствует, но в этом ужасном коридоре, оба конца которого уходят в кромешную темноту, он был один.

Нет, это ложь самому себе. Там, куда уходили двери его будущего, ощущалось чье-то присутствие. Шелест. Шелест, похожий на шепот, вырвавший Денниса из чужих рук. Он манил, пытался дозваться, обратить на себя внимание, но чем дольше Деннис всматривался во мрак, тем яснее понимал, что ни за что не пойдет на зов. Это было похоже на возможные ответы на все витающие в воздухе вопросы, которые получить он не хотел. Это Тони хочет знать, что происходит. Это ему следует быть здесь.

Развернувшись, Деннис коснулся двери, из которой вышел. Она была обжигающе ледяной, но странно, по неправильному склизкой. Темный металл не позволял понять, в чем она была испачкана, но пропитавшийся запахом крови воздух послужил догадкой.

– Так, – пробормотал Деннис и поскреб дверь; загустевшая влага сразу забилась под ногти, – мое подсознание хочет мне что-то сказать. Я прав или я прав?

Деннис обращался в никуда, не ожидая ответа, но шелест зазвучал из недр темноты еще более взволнованно.

– Да пошло ты, чем бы ты ни было!

Он толкнул дверь и тут же зашелся в удушающем кашле. Приняв сидячее положение, Деннис обнаружил себя в собственной постели. Плед был аккуратно сложен и убран, книги расставлены, а на втором уровне царствовал пробившийся через форточку солнечный свет. В груди потяжелело, но боль в ладони оказалась сильнее. Фантомная рукоять ножа вошла настолько глубоко в кожу, что еще немного и на ней можно было бы прочитать его номер и серию. «Если мои сны могут быть настолько реальными, это может стать настоящей проблемой, – Деннис озадаченно перевел взгляд с ладони в сторону закрытой наглухо гардеробной»

– У тебя все хорошо? Ты не заболел?

Голос Тони прозвучал из коридора. Бодрый, но неровный от сбившегося дыхания.

Деннис как раз вовремя снова надел снятую из-за духоты футболку, потому что спустя всего пару мгновений дверь открылась с привычным, правильным щелчком.

– Нет, просто подавился.

Его друг заглянул внутрь, покрасневший и вспотевший. Спортивная повязка, которая должна была защищать от попадания в глаза пота и растрепавшихся волос, болталась на шее. Внимательный взгляд окинул комнату и остановился на замершем Деннисе.

– Бассейн так и не почистили, – оповестил его Тони.

– Конечно, потому что ты не давал такого распоряжения.

– Я сказал тебе.

Деннис вздохнул. Он чувствовал себя вымотанным, совсем не выспавшимся, и последние полторы недели буквально слились в один сплошной нескончаемый день. Меньше всего его волновал грязный бассейн.

– Ты тоже здесь живешь, поэтому тебе пора научиться говорить. К тому же я не хожу в бассейн, мне он не нужен.

Глаза Тони сузились.

– Ты в порядке? Ожоги болят?

– Нет, от них даже следов не осталось.

Это было правдой. Первые несколько часов Деннис мучился от неприятного жжения: покрасневшие, вздувшиеся участки кожи пылали от любого прикосновения и плохо реагировали на антисептическую пенку, которая, казалось, только больше раздражала, чем охлаждала и успокаивала. На мгновения он переставал чувствовать руку и не мог просто пошевелить пальцами или встать. Однако уже к полуночи следов нападения не осталось. Кожа снова была безупречно гладкой и белоснежной. Деннис даже задался вопросом: а не приснился ли ему дурной сон? Ответит ли ему кто-нибудь, если он позвонит на отложившиеся в памяти номера?

– Кстати, я тут заметил, что уровень коньяка в бутылке ниже, чем был позавчера.

Тони продолжал подпирать плечом дверной проем, не решаясь перешагнуть порог.

– Ты сам сказал, что стоит попробовать народные методы, – Деннис пожал плечами. – Я попробовал. Не особо помогло.

– Нужно позвонить Виктору. Ты помнишь, что было в прошлый раз, когда ты мучился от недостатка сна?

Деннис промолчал. Это было всего один раз, но он наложил определенный отпечаток на отношение некоторых людей к нему. Сон просто никак не приходил. Взглядом буравил потолок из ночи в ночь, пока усталость постепенно накапливалась, обыденные вещи начали раздражать, а чужие недостатки, когда-то не особо сильно бросавшиеся в глаза, начали их мозолить. Десятилетнего мальчика постоянно знобило, вернулись головные боли и держать фирменное лицо Новицки становилось все труднее. Деннис чувствовал себя натянутой тетивой своего лука, который вот-вот выстрелит и попадет прямо в цель, ровно в центр. На шестнадцатый день звук собственного имени начал вызывать аллергическую реакцию, а оставшееся снотворное, щедро выписанное Виктору, не помогало, только заставляло кровь быстрее бежать по венам.

Конец всему положил простой пакетик чая со вкусом корицы и апельсина. Деннис, несмотря на свою исключительную память, до сих пор не мог воспроизвести все, что произошло после того, как он увидел ту оторвавшуюся ниточку. Ему запомнились только тяжесть кочерги в руке и жжение в горле. Он очнулся только тогда, когда почувствовал тепло чужих ладоней на своих плечах, а образ королевы Лукии затмил собой разгромленную комнату. Ее ласковый взгляд не выражал ни злости, ни разочарования, ни испуга – лишь бескрайнюю заботу о ребенке, который дышал так часто и шумно, что даже не слышал ее слов. С трудом, но ей удалось уложить Денниса в постель, и тот почувствовал, словно ничего не весит – он медленно проваливался в обволакивающие его пушистые облака. На самом деле это был сон. Спокойный сон, продлившийся почти двое суток.

– Такого больше не будет, – заверил Деннис. – Тогда я много учился и помогал Норду с уроками, а сейчас я ничего не делаю.

Тони наконец прошел вглубь комнаты и, обогнув кровать, опустился на пол рядом с другом. В карих глазах плескалось беспокойство, которое он даже не старался скрыть. Они читали друг друга лучше, чем самих себя.

– Дэни…

Деннис ненавидел это «Дэни». Он понимал, что Тони вкладывал в него всю заботу и любовь, компенсировал им отсутствие тактильного контакта, использовал его как спасательный круг, когда внутреннее чувство подсказывало ему, что его друга снова выбросило за борт в пучину шторма. Это было обещанием поддержки. Но в то же время это отдавало опасением и настороженностью, недоверием и боязливостью. «Хороший мальчик» – с такими словами обычно люди стараются обойти ощетинившуюся дворнягу, перегородившую им путь. Это «Дэни» имело такие же нотки.

– Не называй меня так.

– Все это время я надеялся, что тебе стало лучше, но нет, ничего не изменилось. Мне противно это признавать, но Норд был прав: твоему брату не следовало соглашаться с тобой. – Тони выдохнул с такой силой, что мог бы похудеть на пару килограммов, и заговорил снова. – Он доверил тебя мне, но я не справляюсь. Ты не доверяешь мне, поэтому все твои проблемы усугубляются и не дают тебе почувствовать себя здесь в безопасности. Сколько бы камер наблюдения и замков здесь ни было, сколько бы заборов ни защищало тебя от внешнего мира, это не поможет. Ты держишься за свое разочарование во мне.

Деннис тяжело вздохнул и зарылся пальцами в спутанные волосы. Усталость продолжала накатывать на него волнами, поэтому он был готов согласиться с чем угодно, только бы его оставили в одиночестве. Однако он не мог.

– Сходи к психологу, Тони. Твоя тяга к самобичеванию утомляет. Если тебе нужна причина грызть самого себя, не используй для этого меня и мое прошлое. Ведь не у одного меня были проблемы со сном, не так ли? Ты точно решил свои?

Это прозвучало жестче, чем изначально планировалось, но не было и в половину так жестоко, как уверенность друга в том, что он делит крышу с бомбой замедленного действия. Это не то чтобы ранило или заставляло Денниса чувствовать себя несчастным: это наводило на некоторые мысли и тягу к определенным действиям. Он с самого детства чувствовал мало и был скуп на эмоции, но всегда понимал, что слова имеют значение и последствия, зачастую – разрушительные. Возможно, поэтому ему было легче молчать и общаться с книгами, ведь их не ранить, открыв рот, в то время как сам Деннис напоминал всем глухую стену, от которой колкости и словесная резкость отскакивали, не оставляя следов. Однако никто не подозревал, что все это откладывается в его подсознании и формирует прочный костяк мнения о людях, который никогда не изменить. Он с малых лет балансировал между холодным безразличием и капитальной злопамятностью. К сожалению Тони, на него это тоже распространялось.