— Разве не прекрасная дата? — Его язвительный тон разжигал во мне пожар злости. — К тому же, это твой отец настоял на этой дате.

Плечи поникли, и я устремила взгляд в пол. Мой день рождения — праздник, на котором я купалась в любви обоих своих родителей. Один день, когда мама не ненавидела моего отца, а отец не исчезал в своем кабинете. Один день, когда я могла увидеть искреннюю радость и любовь в глазах матери. Один день, когда все их дела становились неважными, а важностью была я. Один день, когда я была по-настоящему счастлива.

— Он не мог так со мной поступить. — Слезы обжигали мои глаза и я, часто моргая, старалась смахнуть их.

— Вот я смотрю на тебя и удивляюсь: ты не раз обожглась об огонь, но все равно суешь туда свои пальцы. Зачем?

— Потому что это был единственны день. Он был неприкасаемый.

— В мой день рождения мама всегда готовила бисквитный торт, усыпанный мармеладками. Множество мишек и змеек на взбитых сливках. Когда день рождения был у Луи мама готовила ему вишневый пирог, потому что этот чудак за вишню душу продать готов. Отец нас крепко с утра обнимал, поздравлял и исчезал до самой поздней ночи. Это было лучшее, что он мог для нас сделать. Вскоре, когда моему брату исполнилось одиннадцать, отец стал брать его с собой и вводить в курс дела мафии. К тринадцати годам он уже успел убить двух человек, зарезав их ножом.

Моя злость и обида на отца приутихли. Я, раскрыв рот, слушала рассказ Стефано, понемногу понимая их природу. Лицо мужчины стало жестче. Он задумчиво тер гладковыбритый подбородок, смотря на абстрактную картину перед собой.

— Он делал это не потому что был вынужден, а потому что отец попросил. Не приказал, Андреа, а попросил. Когда же мой возраст достиг нужного, отец и меня стал с собой брать. Только он никогда не просил меня. Он приказывал. А знаешь почему?

— Почему? — Хрипло, почти шепотом, спросила я.

— Потому что он знал, что я не убью по собственной воле. А еще он знал, что я его боюсь. Боялся, по крайней мере.

— А сейчас?

— Андреа, посмотри на меня. — Она руками указал на себя и усмехнулся. Мои глаза прошлись по его телу, останавливаясь на рельефных мышцах. — Я сильнее него и выше. Пусть его весовая категория выше моей, но у меня, — он наигранно подвигал мышцами, и я на мгновение забыла наш разговор, — один тестостерон.

Я рассмеялась его реплике. Наблюдая за расслабленным мужчиной, я тое дело ловила себя на мысли, что мне комфортно с ним. Он не был сейчас жестоким и отчаянным мужчиной, который предстал передо мной в клубе. Он был таким уютным, что мне хотелось укрыться в его объятиях, как холодными вечерами укрывалась пушистым пледом. Мне было хорошо рядом с ним.

Позавтракав, мы убрали посуду и позднее Стефано покинул меня, оставив невесомый поцелуй на моей коже. Мой лоб до сих пор чувствовал теплые губы мужчины. Он был искренним, и я поверила ему. Может, у нас все-таки получится стать друзьями?

Родители должны были прилететь домой только к вечеру — весь день был в моем распоряжении. Я открыла свой лептоп и наткнулась на множество писем от моего тренера по фехтованию из Америки и инструктора Милана по верховой езде. Тоска окутала меня с новой силой — я скучала по своей шпаге, по твоему белоснежному костюму и поединкам. Мне нравилось выплескивать свой гнев на тренировках, изматывая себя, ускоряясь все больше и больше во время схватки. Я была лучшей из лучших в Нью-Йорке, но, когда мы переехали в Милан, я попросту забыла про свою страсть к холодному оружию.

Правда, свою любовь к лошадям я перевезла вместе с собой и в Италию. Моя своенравная, но в тоже время ласковая голландская теплокровная Хрум-Хрум. Мне стоило больших усилий и немалых папиных денег, чтобы отбить её у хозяина ипподрома Америки и перевезти ее сюда.

С момента нашего знакомства с семьей Россини, а в последствии и помолвки со Стефано, я не находила в себе силы, увидеться с Хрум-Хрум. Я скучала по ней, и была уверена, что моя теплокровная тоже не находит себе место без меня. Открыв письмо от инструктора, я увидела по-деловому написанное сообщение:

Уважаемая Андреа,

Пишу Вам с целью сообщить, что наши услуги по предоставлению Вам места в стойле для лошади, а также время для тренировок, прекращены в связи с тем, что на наш счет больше семи месяцев не поступают арендные платежи.

Предупреждаю Вас, если Вы не заберете в течении двух недель вашу голландскую теплокровную, её передадут в приют для животных, где в последствии Вы сможете её забрать.

С Уважением, Ваш тренер

Бернардо Ла-Джуно».

В горле пересохло. Я посмотрела на дату письма и ужаснулась: прошло около двух месяцев. Руки судорожно стали искать мобильный, и, найдя его, я набрала уже забытый номер тренера. Длинные гудки казались мне вечностью.

— Андреа? — Настороженный голос послышался на той стороне. Я всхлипнула, удивившись, как не заметила, что плачу. — Алло, Андреа?

— Бернардо, привет. — Еле выдавила я из себя. Слова давались мне трудно из-за нехватки воздуха и постоянных всхлипов. — Что с Хрум-Хрум?

— Её передали в приют Святого Марка. Мне жаль, Андреа, но мое руководство не могло позволить мне держать так долго её. Что произошло?

— Я не знаю. Разве папа не переводил вам деньги?

— Мы делали запрос твоему отцу, но он отказал нам в платеже. Мне жаль, Андреа. Очень жаль.

— Когда? — Осипшим голос спросила я. — Когда это все случилось?

— Твой отец отказал нам зимой. Мы еще прождали какое-то время (я уговорил хозяина), но больше ждать мы не могли.

— Что с ней сейчас?

— Она в приюте, и о ней хорошо заботятся. На нее нашлись покупатели, и в скором времени купят её.

— Как?! Это же моя Хрум-Хрум!

Слезы снова хлынули из моих глаз, и я осела на пол, возле кровати, зажав в кулак покрывало. Как я могла дать безответственно относится к моей лошади? Как я могла забыть про нее? Про свою привязанность? Про свою задиристую красавицу?

— Я скину номер приюта. Поезжай туда, может, успеешь еще.

Я повесила трубку и в голос заплакала. Кулаки больно били по паркету, а лицо искривилось в болезненной гримасе. Я так сильно увлеклась своей обидой на отца, своим отчаянием из-за свадьбы со Стефано, там сильно лелеяла свои чувства, что напрочь позабыла про нее. Я бросила её. Бросила единственное живое существо, которое никогда бы не предало меня.

Спустя несколько часов меня на полу, скрученную и тихо хныкающую, нашел Хосе. Он тихо подошел ко мне, склонился и нежно погладил по голове. Когда я подняла свои заплаканные глаза на него, он осторожно поднял меня, а после сразу подхватил на руки и усадил на кровать. Матрас под нами промялся. Я почувствовала терпкий аромат его духов.

Его лицо было непроницаемым. Глаза бегло осматривали меня, и не найдя ничего, он только обнял, прижимая крепко к своему телу. Хосе молчал. Поцеловав меня в макушку, он резко вскочил с кровати и скрылся из комнаты, оставив меня смотреть ему вслед глазами, полными растерянности.

Я рухнула на спину, но услышав шаги, снова выпрямилась и уставилась на дверной проем. Когда фигура мужчины показалась в дверях, мое сердце пропустило один удар. Трепет захватил мое тело, и я не смогла сдержать улыбку. Хосе нес в руках мое любимое вишневое мороженое. Увидев на моем лице вымученную улыбку, он невинно пожал плечами и протянул мне ведерко.

— Ты уехала так внезапно с этим мультистайлером, и я подумал, что он тебя обидел.

Я издала сдавленный смешок и вскинула брови.

— Мультистайлером?

Он закатил глаза и по-доброму усмехнулся.

— Моника завела себе новое хобби: смотреть по утрам ролики с прическами. Я это слово раз двести за одно утро слышу.

Я расхохоталась, а мужчина подхватил мой смех. Мороженое в упаковке таяло, но мы не обращали на это внимание. Я почувствовала тот самый незаменимый уют родного дома.

— Так, он тебя обидел чем-то?

— Нет, — я замотала головой, — нет, все хорошо. Нам нужно было поговорить. Прости, что заставила беспокоиться.