Анна снова задумалась, будто перебирая в уме тот роковой день, мне же не терпелось быстрее услышать продолжение, даже ерзать начала на полке.

- И что? Поезд уехал без вас? – не выдерживаю, возвращая женщину в реальность.

- Да, уехал без меня. Меня скрутили на перроне, четверо мужчин, погрузили в спецмашину с мигалкой, обвинили в похищении ребенка и убийстве бывшего мужа. Я кричала, что моя маленькая дочка осталась в поезде, вырывалась, но меня не слушали. Потом почувствовала укол. Очнулась уже в психиатрической клинике, привязанная ремнями к кровати. А рядом та змея, которая все подстроила. Мне показали кино – я забираю ребенка, настороженно оглядываясь, бегу с ней на руках прочь от дома, и как деньги забираю, рассовываю купюры по карманам. Эта мразь смеялась мне в лицо, когда я стала просить найти мою дочь…

«Ты никогда ее больше не увидишь, потому что никогда отсюда не выйдешь» - кричала вдова Анне, - «я теперь наследница, этот идиот сдох и сделал меня богатой. А если ты будешь пытаться сбежать отсюда, то на пистолете, из которого этого урода застрелили, найдут твои пальчики, я это устрою, так и знай».

Двадцать лет провела Анна в клинике, то просто работала там, без права выходить за территорию, то срывалась, устраивала побег, ее ловили и «лечили», подавляя волю, пока не становилась покорной. Тогда снова ее допускали к кухне, помогала готовить еду. Иногда приезжала вдова ее бывшего мужа, она хорошо оплачивала пребывание Анны в психушке, ей не нужна была та, которая может найти наследницу, дочку ее мужа. Женщина уверяла ее, что не будет претендовать на наследство, только пусть отпустит ее, но та змея была непреклонна.

- И вот, несколько лет назад меня вызывает к себе новый главврач клиники, который тогда был простым врачом и знал всю эту историю. Он сказал, что за меня уже три месяца никто не платит, и я могу быть свободна, или остаться работницей. Конечно я уехала. Я помнила, на какой станции меня скрутили, приехала сюда, узнала, что моя девочка проехала еще две остановки, и вышла из поезда. Она бродила по перрону, прижимая к груди игрушку, и звала маму… - Анна смотрит в окно, и я чувствую, как поезд замедляет свой ход. – Ох, вот эта станция, и мне пора выходить. Будь счастлива, девочка, береги малыша.

Я даже ответить не успела, в голове каша, и что-то еще, как воспоминания. «Вот тебе зайка, моя сладкая», - будто слышу голос женщины, такой родной. – «Только ты тихонько лежи, мы играем в прятки…» Над моей головой с треском закрывается молния и я тихо лежу, прижимая к груди мягкую игрушку. А потом я ждала маму, которая обещала пирожок, если не буду шуметь. Вдруг вижу, как поезд тихо отъезжает от станции, а мама на перроне борется с огромными мужчинами, я кричу, стучу в окно. Мне страшно.

И сейчас мне не по себе от того, что я вспомнила. Но женщина сказала, что потеряла дочку, когда той и года не было, и как она могла есть пирожки? Стоп. Открываю окно, выглядываю. Анна машет мне рукой, стоя возле проводницы, а поезд уже дернулся, вот-вот поедет. И снова дэжавю. Это уже было со мной, только тогда было солнце.

- Анна, сколько в тот день было вашей дочке лет? – кричу, надеясь получить ответ.

- Четыре годика уже… сейчас она твоя ровесница, примерно… - кричит Анна в ответ, пропадая из виду.

О, боже… плюхаюсь на постель в недоумении, поверить не могу в такую сногсшибательную встречу. Перебираю в голове весь рассказ и вспоминаю, как меня била злая тетя, называла плохими словами. Воспоминания слабые, как вспышки, но их все больше. Женщину вспомнила хорошую, добрую, которая приходила часто и обещала меня забрать от злой тети. Мамочка… Вспомнила, как проехала еще две станции и пошла искать маму, вышла незамеченная из поезда, в голубом платьице, прижимая к груди лопоухого зайца.

Вдруг замечаю на столе носовой платок Анны, она вытирала им слезы, может быть можно сделать тест днк. Хотя и так понятно, что она моя мама, которую я ждала так долго, от расставания с которой у меня развилась фобия брошенного ребенка, сломавшая мою любовь. Прячу платок в сумочку, машинально пью чай, смачивая пересохшее горло.

Что мне теперь делать? Видать неспроста я приехала в родной город. Так нужно было.

Уснуть я так и не смогла, взбудораженная странным событием. Мне хотелось скорее встретиться с Максом и все рассказать ему. Вдруг я все придумала и история этой женщины просто похожа на мою. И я решила не скрывать от Нечаева, что жду от него ребенка. И буду настаивать на воссоединении семьи. Наши дети не должны страдать, они должны расти с мамой и папой.

В половине девятого утра меня встречали Роза и Александр, я отложила откровения, сначала пройду медосмотр и встану на учет у врача. Потом поговорю с Максом и поеду к маме. Я думаю, что найду ее в том самом старом кафе, и она ждет меня.

Врач вручил мне направление на Узи и велел после обследования вернуться к нему в кабинет. Бессонная ночь и волнительные события сделали меня рассеянной и вялой, и доктор сделал выводы, что нужно прописать мне лечение витаминами.

Мне же хотелось быстрее пройти все процедуры и отправиться искать бывшего мужа, открыть правду, и поговорить откровенно, надеясь на понимание с его стороны.

- Посидите в коридоре, я вам сейчас снимки вашего малыша распечатаю, - с улыбкой говорит мне врач-узист, а я предвкушении, у меня будут первые фотографии ребенка, уже любимого и такого необходимого. – Если подошел кто на прием, то скажите, чтобы подождали.

Выхожу из кабинета в странном состоянии, будто в полуобмороке, даже в глазах темно. Я только что на экране видела что-то не совсем понятное, но знаю, что это шевелящееся пятнышко мой малыш, и хочется разреветься от счастья. Слезы уже стоят в глазах, дверь наощупь нахожу. Кто-то сидит на лавке у кабинета, передаю просьбу врача и провожу рукой по лицу, смахивая соленую влагу. И вижу Максима.

Он тоже удивлен неожиданной встрече, и рад, вижу по глазам, по его заботе, он усаживает меня на лавку, спрашивает что-то, а мне так много ему рассказать надо, собираюсь только с мыслями, и тут Александр присаживается рядом, обнимает за плечи и ласково спрашивает, как у меня дела. Нечаев сразу теряет интерес ко мне, а я машу на коллегу, не в силах слова сказать.

Обстановку разряжает врач, которая выносит белый конверт и говорит:

- Ну вот, держите, первые фотографии вашего малыша! Удачи!

Потом поворачивается к Максу и приглашает его пройти в кабинет. Но тот застыл на месте, глаз не сводит с конверта, потом смотрит мне в глаза, в них плещется боль и отчаяние, буркает – «Поздравляю», и дергает на себя дверь.

- Ну все… - вырывается у меня стон, - Макс подумал не так и разговаривать не станет. Зачем ты так себя ведешь? Какая «Дашенька»?!

- Успокойся, сейчас Розочка придет и водички тебе принесет, - снова сюсюкает Александр, но он всегда себя так ведет, вот только Нечаев этого не знает и все не так понял. – Ты бледна, и едва держишься, солнце…

Не могу сдержать раздраженных слез, этот добряк все испортил своей добротой. Вскакиваю с лавки и отхожу к окну. И вдруг вижу Настю, которая ковыляет к кабинету Узи, поддерживая огромный живот. Сразу отворачиваюсь, не хочу, чтобы она заметила меня и подошла. Александр встает рядом, сетует, что Розочка задерживается. Только мне все равно, разглядываю снимки, и соображаю, как мне незаметно пройти мимо бывшей подруги, расположившейся на скамейке. Макса ждет? Или по своим делам пришла? И что мой бывший забыл в кабинете Узи?

- Мне к врачу нужно вернуться, на учет встать, - тру воспаленные мокрые глаза, мне хочется дождаться Макса, но при Насте я не хочу с ним разговаривать, лучше назначу встречу на вечер. – Ты со мной, или свою Розочку подождешь?

- С тобой, друзей не бросаю, - смеется коллега, протягивая мне чистый носовой платок. – Розочка не маленькая, найдет нас.

Я возразить не успеваю, мой глаз будто песком засыпали, заполыхал даже. Вскрикиваю и склоняюсь, пытаясь вытащить инородное вещество, но Александр выпрямляет меня и командует: