И вот тут-то мне стало действительно жутко.

Спать одной, в огромной квартире, да еще и в темноте. Первую ночь хорошо, со мной Анька ночевала. Сейчас-то ее нет. И как быть? Вот что делать человеку, который темноты боится и который жадничает потом за электричество бешеные суммы отваливать?

Что за невезуха? Почему я раньше о ночнике не подумала? Теперь бери и мучайся.

Решила, что торшер меня не так сильно разорит, как люстра, включила его и прыгнула на кровать, с головой накрываясь одеялом. Не разорит, согласна, он меня до смерти испугает. Когда дышать уже было нечем, я высунула свой нос из пухового убежища. И черт меня дернул привстать и всю квартиру глазами оглядеть. Что-то померещилось. Да я к выключателю летела с лошадиной скоростью, когда тень какую-то возле дивана увидела.

Минут через десять мне послышались чьи-то шаги на кухне.

Ну, почему я бояка такая?

Кто узнает, засмеет. Днем умная девчонка, которая за себя постоять может, а ночью трусиха, каких еще поискать. Не Полинка прям, а Фиона, но только с более идиотским проклятьем.

Не сдерживаюсь и Алипатовой набираю. Когда она не снимает трубку, на время смотрю и понимаю, что подруга уже давно храпаком своим соседей пугает. Хорошо, что у меня еще Витамин есть. Он-то точно не Брут, трубку всегда возьмет, хоть и будет весь разговор бурчать. Тыкаю пальцем по экрану и тут же снова укрываюсь одеялом, прячась в сомнительное укрытие от всяких там барабашек.

— Витамин, друг мой, ты даже не представляешь, как тебе со мной повезло. Я спать легла, но потом чувство такое тоскливое в груди поселилось, оно прям сдавило грудную клетку. Я сразу поняла, что это ты скучаешь. Не спишь там, скорее всего. Места себе не находишь. Звонка моего ждешь. Пришлось просыпаться, хотя я уже почти уснула, и идти за телефоном. Вот какая добрая. Чего только ни сделаю ради друзей.

Эй, он там отключился, что ли?

Или я не сильно убедительно сказки бредовые рассказываю?

Блин, обычно же верил всегда. А тут…

— Витал, где благодарность? Я, между прочим, сном своим жертвую, а ты молчишь. Давай теперь разговаривай со мной, пока я снова спать не захочу. Колись, рад звонку моему?

— Угу.

— Чего — угу? Я сейчас обижусь, и твои уши больше не услышат моего прелестного голоса. Ты, вообще, слушаешь меня?

— Слушаю. Причем очень внимательно слушаю. — Стоп.

Тьфу. Не может быть такого. Померещится же на ночь глядя.

— Сычев, с тобой всё нормально? — Еще одна попытка. Вдруг и правда глюки.

— Насчет какого-то Сычева не в курсе, но со мной точно всё нормально было до твоего звонка.

Сдуреть можно.

Но на том конце трубки и правда Суханов. Мне это изначально не показалось. Блин, я ведь даже и ахнуть не могу. Что я там говорила про безвыходные ситуации? Правильно. Их нет. Из любого тупика можно выбраться.

— Точно? — спрашиваю у него, уже зная, как выкрутиться. — Ничего не случилось? Сны плохие не снятся? Никто не беспокоит?

— Нет. В два часа ночи меня совершенно никто не беспокоит. — Сарказм? Хм. Заслужила.

— Хорошо тогда. Я переживала.

— Помню, места себе не находила, за Витамина беспокоясь. Слушай, креветка, а ты всем по ночам названиваешь?

Хоть бери и язык ему откусывай за креветку.

— Конечно всем. Поэтому зря ты мне номер свой оставил. Теперь каждую ночь звонить и проверять буду. Представь, если ты в этот момент не один? А мне ж всё равно. Я ж упрямая. Пока все вопросы не задам, не отстану.

— И по утрам звонишь? Будильником моим побыть не хочешь?

— И по утрам. Часика так в четыре. — Откидываю одеяло, опуская ноги на пол.

— Не нужен мне такой будильник.

— Нет уж. — И по стеночке, по стеночке к окну ползу, не забыв при этом бинокль с собой захватить. — Мне решать, нужен или не нужен.

Ой, а Суханов спал, наверно. В окнах свет не горит. Темнота одна. Эх, а может, он не дома, а тут я фигней занимаюсь, не решаясь первой сбросить.

— Немцова, — раздраженно рычит он, явно зевая. — Если это твоя месть за универ, то давай ее на завтра перенесем. Честно, я половины не понял из того, что ты мне сказала. Утром наберу тебя, и ты сможешь всё повторить. А сейчас давай спать, а?

— Сладких снов, — прикрываю себе рот, сбрасывая вызов.

Господи, я пожелала крокодилу сладких снов?

Лечь — не встать.

Кстати, насчет лечь. Суханов не обманул, время и правда два часа уже. Вставать скоро, а я всё с биноклем стою и высматриваю кого-то. А еще парня в извращенстве обвиняла. Дожил-и-и-и.

Спать ложилась, но уже без страха перед темнотой. После такого разговора мне теперь никакие барабашки не страшны.

— Все-таки шторы? А как же: «Я сильная и свободолюбивая личность, которой нечего стесняться, поэтому никогда, НИКОГДА я не замурую себя в пылесборные тряпки»? Если не ошибаюсь, ты именно так и говорила, когда я предложила на окна твои газеты наклеить. О, еще пальцем перед носом моим размахивала.

— Нашла что вспомнить. Я тогда разве знала, что напротив меня живет четырехглазый крокодил?

После истории у нас было свободное окно. Идти куда-то при таком морозе не хотелось, вот мы с Алипатовой и забрели в столовую, где кроме нас двоих больше никого не было.

— Так вы похожи.

— Чего? — удивляюсь я, прищуривая глаза. — Каким местом мы с ним похожи? Ляпнешь тоже.

— Ну, это… Глазами. Он же тебе бинокль дал, вот, оба четырехглазые. И если ты переживаешь, что он подсматривать будет, возьми и опереди его. Начни первой. Ты же свободолюбивая личность, хочешь — смотришь, не хочешь — не смотришь. Но лучше смотри.

Вот Алипатова, совсем ошалела девка.

— Анька, — наставляю на нее указательный палец. — По тонкому льду ходишь, подруга. Ты мне это прекращай. И так нервы ни к черту. Полночи не спала, могу и покусать.

— Не спала, потому что в засаде сидела? — со смехом взвизгнула она, откидываясь на стул, чтобы от меня подальше отсесть. — И как? В темноте рассмотрела что-нибудь?

Анька смеется, но, если бы знала, что ее слова почти верны, у нее бы случился приступ истеричного ржача. Ага. Бинокль я и правда снова в руки брала. Но не для своего интереса, уж чего-чего, но мне не хотелось Суханова в трусишках запалить с утра пораньше. Нет. Я смотрела, чтобы убедиться, что он за мной не подсматривает. Правда, минут пять пришлось убеждаться. Даже расстроилась немного, когда следов слежки не увидела. В общем, как и любая другая девушка, я успокаивала себя тем, что просто не успела застать его врасплох.

Конечно же, рассказывать об этом подруге я не собиралась. Чего говорить, я даже про звонок свой ошибочный молчала. Она не поверит в такую случайность. Не-не. Я ее знаю, она подкалывать потом начнет. Как я упоминаю часто про храп ее, вот то же самое будет и с этим ночным разговором. Поэтому молчу. Сжимаю зубы, щипаю себя за коленки, но молчу. Хотя, честно, уж очень хотелось потрепаться.

— Алипатова и Немцова. Девушки, с учетом того, что вы на моих занятиях успеваете трапезничать, то я совсем не удивлен встретить вас в столовой, — обращается к нам Сергей Аркадьевич, садясь рядом на свободный стул. Его я точно не ожидала здесь увидеть. Обычно преподаватели не появлялись в студенческой столовой, а тут такое событие. Да и не с пустыми руками. На стол упала стопка разноцветных папок и целлофановый пакетик с сосисками в тесте.

— Доброе утро, Сергей Аркадьевич, — в один голос чеканим мы с Анькой, жадным взглядом смотря на выпечку. Хоть мы и сидели в царстве булок и творожников, но все равно оставались голодными. Помещение было открыто, но еще не готово начинать нас кормить. Вот у меня и потекли слюни, когда я еду химика унюхала.

— Прогуливаете, да? — Мужчина привычно вытянул свои руки над столом, скрещивая пальцы. — Предупрежу сразу, если надумаете прогулять мой предмет, я уже буду знать, где вас искать.

— Да что вы такое говорите, Сергей Аркадьевич? Чтобы мы? Пропустили химию? Никогда, — заверяю его, отдергивая ладонь, которая живет своей жизнью и тянется к сосискам. — Умирать буду, но приду.