Она не победила болезнь, но сумела свести бой вничью, и вот, оглядываясь вокруг с трибуны, установленной в Кейп-Спире в Ньюфаундленде во время приема, на организацию которого она положила так много сил, я невольно подумал: сколь многого ей удалось добиться в достижении той цели, ради которой мы отправились в это турне!
До чего же это было прекрасно. Здесь, в самой восточной точке Канады, создавалось ощущение, что время словно остановилось сто лет назад. За спиной у нас волны Атлантического океана с грохотом разбивались о скалы. Чуть сбоку стоял маяк, до сих пор действующий с 1841 года. Работа на нем переходила от отца к сыну — и так целых 141 год.
А на трибуне три поколения скрипачей демонстрировали свое искусство собравшимся здесь почетным гостям из различных гражданских, провинциальных и федеральных учреждений: тут были также члены оргкомитета, сотрудники корпораций-спонсоров, а также мэр Уильямс-Лейка Этель Уингер, неожиданно пожаловавшая на эту встречу. Музыканты — Келли Расселл — на вид ему было лет за тридцать, одиннадцатилетняя Патти Морэн и живая легенда Ньюфаундленда — восьмидесятисемилетний Руфус Гуинчард — наяривали «Танец путника», который Руфус сочинил в 1930 году.
Картина получилась замечательная: Руфус — он держал смычок в старомодной манере за середину — играл сидя, обеими ногами отбивая ритм, словно танцор в башмаках на деревянной подошве; перед сценой развевались на ветру флаги и знамена с девизом «Человек в движении», тут же висела телеграмма длиной 325 футов из Ванкувера — на ней были 41 тысяча и 80 подписей в поддержку нашего турне, — а внизу в толпе зрителей сидел Мел Фитцджеральд — мой старый друг и соперник, один из самых выдающихся атлетов, с которыми мне приходилось встречаться в жизни.
На следующий день мы должны были снова отправиться в путь, и мы знали — оставшаяся часть турне будет самой трудной. Но мы снова были в Канаде, и сейчас в этой приятной, дружеской обстановке, в окружении самых милых людей, о встрече с которыми можно только мечтать, время для нас словно остановилось. Работа нас ждала только завтра — а ведь завтра, черт возьми, мне исполнится двадцать девять лет.
Наше путешествие из Майами на север если и не принесло особой прибыли, то, во всяком случае, было богато разнообразными событиями и даже иногда приобретало юмористическую окраску. Наконец-то, во время нашего последнего этапа по территории США, который проходил позднее, чем это первоначально намечалось, американцы начали проявлять признаки того, что им известно о нашем присутствии.
Мы приняли участие в телевизионном шоу «Сегодня», встретились с мэром Нью-Йорка Эдом Кочем и актером из театра «Барнаби» Майклом Фоксом, который снискал огромную популярность благодаря участию в телевизионном сериале «Семейные узы», а также побывали на званом обеде, который в нашу честь дал Кен Тейлор, бывший канадский посол в Иране, — он стал национальным героем Америки благодаря защите американских граждан, которые были захвачены в качестве заложников. Для нашей группы была организована специальная экскурсия по заданию Организации Объединенных Наций, где мы также провели пресс-конференцию для журналистов, аккредитованных при ООН. В Бостоне у меня состоялся ленч с моим излюбленным героем — хоккеистом Бобби Орром — он мне подарил одну из своих хоккейных маек с номером 4 (которую я с гордостью надел перед тем, как вкатить в его родной городок Пэрри-Саунд в провинции Онтарио). В Бар-Харборе, штат Мейн, мы завершили наш трехсотый день, пройденный в кресле-каталке, — последний день в Соединенных Штатах.
И вот теперь мы были в последней стране нашего турне — у себя на родине, — и вскоре нам на собственном опыте предстояло убедиться в правоте тех слов, которые мне постоянно твердили начиная с первого дня путешествия. «Что до моральной поддержки — ее ты получишь везде, — не раз говорили мне. — Но если тебе и удастся собрать деньги, то только после возвращения в Канаду».
Я верил в это. Больше ничего не оставалось. Но в глубине души еще и надеялся на маленькое чудо: оно бы нам вовсе не помешало. И однажды оно свершилось.
Как раз когда мы выезжали из Кейп-Спира, на другой день после состоявшейся там церемонии встречи, к нам на велосипеде подъехала девушка по имени Лесли Томблин. Родом она была из Ванкувера, но последние два года прожила на Ньюфаундленде, и вот что она нам предложила.
«Вы упускаете верные пожертвования, — сказала она нам. — Ваш дом на колесах отправляется в путь прежде, чем люди успевают понять, что к чему. Вы не будете против, если я завтра отправлюсь вместе с вами и буду ехать следом? А на заднем колесе своего велосипеда я могу укрепить ведерко для пожертвований и собирать в него деньги».
«Конечно, — ответили мы. — Давай, действуй».
На другое утро спозаранку она вновь появилась у нас, по обе стороны заднего колеса у нее на велосипеде были привязаны два картонных ведерка из-под мороженого с надписью «Для пожертвований», а у самой — рюкзак на спине. Затем мы тронулись в путь: сначала в Сент-Джонс, где нас ждал прием, а затем дальше на автостраду.
Во второй половине дня она подъехала на своем велосипеде к головной машине нашего каравана — люди, которые ехали в машине, также собирали деньги, которые им просовывали в окно.
«Можно я оставлю свой рюкзак у вас в машине?» — спросила Лесли.
«А что в нем?»
«Деньги, — скромно ответила она. — Картонки все наполнялись и наполнялись, а я не хотела останавливаться. Вот мне и приходилось то и дело дотягиваться до них и пересыпать содержимое в рюкзак. Теперь он полон, и мне…»
Итак, рюкзак перекочевал в машину. Ребята толком не знали, что с ним делать. До сих пор никаких проблем не возникало, потому что пожертвования не стекались к нам таким обильным потоком. Теперь у нас появились деньги, которые собрала Лесли, плюс то, что набрали ребята в машине сопровождения, и те пожертвования, которые передавали через окошко в наш домик на колесах. Стало очевидно, что белый деревянный ящик с прорезью в крышке больше не в состоянии вместить все собранные нами средства. Пришлось пересыпать деньги в большой зеленый мешок для мусора.
Мы передали этот мешок Мюриэл Хани — она приехала к нам из Ванкувера и отвечала за контакты с общественными организациями и прессой, — а также Джиму Тейлору — он присоединился к нам для совместной работы над книгой. Они на машине вернулись в отель «Ньюфаундлендер» в Сент-Джоне, отнесли мешок в комнату Мюриэл и высыпали его содержимое на кровать.
Денег было так много, что они даже попадали на пол. Хихикая, словно помешанные, они принялись пересчитывать их. На это у них ушел целый час, а когда они закончили считать, то у обоих перехватило дыхание. Однодолларовых банкнот: 351. Двухдолларовых: 162. Пятидолларовых: 154. Десятидолларовых: 51. Двадцатидолларовых: 31. Пятидесятидолларовых: 4. Кроме того, там было чеков на 1 тысячу 890 долларов, 22 доллара 90 центов мелочью, 13 долларов США, три ньюфаундлендских значка, религиозный талисман на цепочке и ключ от номера в мотеле.
Всего же в зеленом мешке для отходов находилось 4 тысячи 700 долларов и 90 центов, заработанных тяжелым трудом жителей небольшой части провинции, существование которых граничит с чертой бедности, — в этом проявились их любовь и уважение к нам.
Но сама по себе сумма собранных долларов ни в коей степени не может отразить всего, что испытали мы в тот день, когда путешествовали по холмистым дорогам, пролегающим от Сент-Джона через Топсейл, Фокстрэп, Келлигрью, Аппер-Галлис и Сил-Коув — вплоть до Холируда. А было так, что в этой провинции, где двадцать пять процентов населения не имеет работы, нам навстречу выходили люди и отдавали нам свои помятые доллары, угощали нас атлантической лососиной, пирогами с черникой и даже поднесли мне семь тортов, выпеченных в честь моего дня рождения. Ребятишки на костылях стояли вдоль дороги, поджидая меня, чтобы просто приветственно помахать рукой, а некоторые, прихрамывая, ковыляли ко мне, чтобы вручить поздравительную открытку или монетку в двадцать пять центов.
