Вот только с питанием возникли затруднения — нет, не с качеством пищи, а с ее количеством и с теми церемониями, которыми сопровождалась ее подача. Наши хозяева проявляли о нас такую заботу, что в отдельные дни у нас бывало целых два официальных обеда, и, как бы я ни хотел на них присутствовать — я люблю китайскую кухню, а уж более натурального места ее изготовления нельзя было себе и представить, — мой график заездов и отдыха при всем желании не оставлял для этого времени. Пища была настолько насыщена традиционным веществом для обострения аромата — моносодиумом глютамата, что у всех нас появились симптомы, которые мы прозвали «МСГ-кайф» — жуткие сновидения, даже кошмары.
А потом на нас свалилось это страшное проклятие — ганбей.
В каждой стране имеется свой вариант «ганбея»: «Пей до дна!», «Скол!» и десяток других. На всех языках, по сути, это означает одно и тоже: «Поднимай рюмку и опрокидывай ее в горло». В Китае возглас «ганбей!» означал одно: рюмку с самым настоящим самогоном. Ракетное топливо — так прозвали это зелье ребята, и очень скоро им пришлось убедиться в его действии. После одной попытки, когда я произнес тост за здоровье наших хозяев — устроителей вечера, после чего залпом проглотил напиток и тут же превратился в некое свекольно-красное, кашляющее, слезящееся создание, я взмолился о том, как устал, и что мне необходимо готовиться к завтрашнему заезду в кресле-каталке. И тут ребята из команды приняли на себя роль моих полномочных представителей по рюмкоопрокидыванию.
Это была отнюдь не легкая работа.
Протокол, как правило, оставался неизменным. Ребята из моей команды и все те, кто нас сопровождал, — обычно в круг этих лиц входили журналисты из Северной Америки — сидели за различными столиками в зале, за каждым столом их было по одному-двое, вместе с местными знаменитостями и специально приглашенными гостями. У каждого перед тарелкой стояли стакан для пива, бокал для вина и водочная рюмка. Еду несли непрерывным потоком — если мы оказывались в провинции и здешний повар не принадлежал к числу первоклассных мастеров, то в честь такого особого случая привозили шеф-повара из соседней провинции — и «ганбей» произносились все чаще и возрастали по своей интенсивности по мере продолжения званого вечера. Вначале обычно кто-нибудь вставал, предлагал тост за одного из нас, или за все турне, или за что-нибудь еще, восклицал «ганбей!» и отпивал из бокала с красным вином. Но затем по мере продолжения вечера бокалы с вином отодвигались в сторону, «ганбей» начинали следовать один за другим все чаще и все более яростно — но уже посредством рюмок с «ракетным топливом».
Один из местных людей, сидящих за столом, — обычно это был пожилой человек с зорким прищуром глаз, — как водится, произносил тост, восклицал «ганбей!», после чего опрокидывал рюмку в себя и совал ее нам под нос — вот, мол, смотрите, совсем пустая! Естественно, гостям приходилось отвечать взаимностью. Естественно, и пожилой китаец в долгу не оставался.
Когда вечер в Тяньцзине приближался к концу, мисс Вонг — она работала переводчиком для прессы — услышала, как один из нас произнес «чирз!».
«Ага, — воскликнула она, — «чирз!» — это «ганбей» по-канадски?»
«О нет, — ответил ей Джо Кинг, работавший оператором на съемках видеофильма о нашем здешнем турне под названием «Сердце дракона», продюсером которого была одна дама из Ванкувера по имени Анна Френч. — «Чирз!» — это «ганбей» по-британски. У нас в Канаде есть свой собственный тост».
Потом он нагнулся к ней и сказал на ухо, как это звучит.
Затем мисс Вонг сделала несколько тренировочных заходов с рюмкой в руках. После чего, во время финального «ганбея», когда все стояли с поднятыми бокалами, она заметила оператора компании Си-би-эс Фреда Кауси из Ванкувера — он находился в другом конце зала.
«Фре-ед! — крикнула она ему явно навеселе. — Засунь ее себе в…!»
Чудесная вещь культурный обмен, не так ли?
Согласно данным последней переписи населения, Пекин насчитывал 7 миллионов 570 тысяч жителей. Что касается меня, то количество велосипедов и повозок рикш в этом городе мне казалось не меньше этой цифры. Их было невероятно много. Поражал контраст: люди, велосипеды, лошади, временами и среди всего этого — «мерседесы», лимузины и рикши. И временами из этого людского водоворота то выскакивали, то снова исчезали в нем молодые ребята с поклажей фунтов в сто, которую они тащили на спине и удерживали при помощи лишь одной лямки, перекинутой через лоб.
Бывало, мы медленно катим во время показательного заезда, пытаемся запечатлеть в памяти все, что видим по пути, как вдруг наши хозяева неожиданно меняют маршрут, и мы попадаем в совершенно иной век. Нам показали Запретный город, возили к гробницам императорской династии Минь. Чтобы добраться до них, нам пришлось проехать по аллее Животных, украшенной резными парными изображениями зверей — один стоит, другой сидит, тот, что присел отдохнуть, набирается сил, чтобы не заснуть, когда придется заступать на охрану гробницы во время ночной вахты.
Так много хотелось увидеть, и так мало было времени. Но на второй день нашего пребывания в Китае мы стояли перед самой Великой стеной и готовились к восхождению.
Стартовал я не самым лучшим образом. В течение полутора часов я вообще не мог сдвинуться с места. Дон забыл оборудовать кресло самыми большими толчковыми ободьями и самыми маленькими колесами. Ему пришлось в спешке умчаться в гостиницу, преодолевая при этом сумятицу уличного движения, вернуться с ними назад, а затем установить их на каталке. И вот наконец я набрал в легкие побольше воздуха и сделал первый толчок в направлении стены.
Стоял отличный день для восхождения, был легкий туман, небо слегка хмурилось, но света вполне хватало. Мы наняли профессионального фотографа. Обе компании — Си-би-эс и Си-ти-ви прислали своих операторов. Телеграфные агентства также были хорошо представлены. Мой план штурма стены был прост: в тех местах, где мне придется преодолевать ступени, ребятам попросту придется нести меня на руках вместе с коляской. На всех остальных участках, невзирая на крутизну подъема, они должны были находиться за моей спиной, чтобы в случае необходимости успеть схватить и остановить мое кресло. В конце концов я хотел сам одолеть эту штуковину, а вовсе не чтобы меня кто-то нес.
Это было невероятно трудно. Что касается крутизны — справочники не лгали: она составляла от сорока пяти до шестидесяти градусов. После каждого толчка вперед кому-то приходилось постоянно страховать кресло, чтобы оно не покатилось назад, потому что, как только я заканчивал толчок, я не успевал перехватить ободья достаточно быстро, чтобы предотвратить откат. Когда мы добирались до участка со ступенями — а они следовали примерно через каждые сто ярдов, — ребятам приходилось нести меня на руках. Всего, как мне сказали, там было 103 ступени. На всех же остальных участках мне приходилось бороться со стеной в одиночку, собственно, как я себе это и представлял.
Я чересчур переусердствовал, толкая ободья. Кажется, даже сорвал кожу на ладонях. Но когда я изнемогал настолько, что не мог сдвинуться хоть на дюйм вперед, мы делали остановку и фотографировались. Забавно, но я всегда представлял себе эти минуты исполненными одиночества, чувства полного уединения. И когда я окидывал взглядом территорию Монголии[3], то невольно мне в голову закралась мысль: что подумал бы император, если узнал, что наступит день, когда на стену, строительство которой он начал, чтобы защитить свое царство от иноземцев, заберется какой-то человек в инвалидной коляске, а кругом соберутся толпы туристов из десятков стран, которых сюда доставят автобусы? Да уж, наверное, в восторг бы он не пришел. Вряд ли бы он такому обрадовался.
Мы провели минут сорок пять на стене, затем спустились назад метров на 800 — всю дорогу мне приходилось работать тормозами. Затем мы отправились на машине в госпиталь, где нас ждала частная аудиенция у Дэн Пуфана, а затем встреча с Ван Ли — одним из пяти заместителей премьера Государственного совета Китая. Я испытывал огромную признательность к Дэну за ту работу, которую он делал для инвалидов, и меня не покидало чувство, что нам еще доведется встретиться вновь. Учитывая ту работу, которую нам еще предстояло сделать, скорее всего так оно и получится.
