И это чудо свершилось. Наш «Человек в движении» сломал себе запястье.
Наш первый день прошел в полном смятении чувств. Помню старт, народ, толпившийся вдоль улиц, моих близких — они сопровождали меня: там были все — папа, мама, сестры, брат, мои тети и дяди, обе бабушки и родители Терри — Ролли и Бетти Фокс. Парой недель раньше миссис Фокс подарила мне статуэтку Терри. До того как тронуться в путь, мы прикрепили ее проволокой к стене в кабине нашего автобуса. Терри не смог закончить свое собственное путешествие, значит, его душа пройдет вместе с нами каждую милю этого пути.
Меня так и подмывало на всякий случай ущипнуть себя — вдруг, мол, это все мне приснилось и я проснусь среди ночи в холодном поту снова в своей квартире на углу Второй и Кипарисовой и снова все будет по-старому — миллион разных недоделок и никаких надежд на скорое отправление в путь.
И тут я подумал об Аманде. Как я должен был поступить? Первый день она провела с нами в качестве командного врача, что само по себе было хорошо, поскольку она могла более ясно представить себе, что нас ждет впереди, какие препятствия нам придется преодолевать. Но теперь ее с нами не было. Она вернулась домой, а у меня было такое ощущение, словно мне продырявили желудок.
Вообще-то я не из тех ребят, кто готов терять голову из-за какой-нибудь девчонки, но эта одолела меня так быстро, что я и оглянуться не успел. Такая красавица… я просто хотел быть с ней рядом, и вот на тебе, ушла. Смогут ли наши чувства выдержать полтора года разлуки? Будет ли она меня ждать, прежде чем я вернусь домой? И вообще вправе ли я задаваться такими вопросами?
Я аккуратненько препроводил Аманду в дальний уголок своего сознания. Да только она никак не хотела оставаться там. И — это мне еще предстояло узнать — никогда не останется.
В первый же день маршрута мы сделали несколько грубых ошибок. Впрочем, не мы одни. Попал впросак и парень, ехавший в Ванкувер, и случилось это с ним, как раз когда мы миновали Тоннель Массей и направлялись к границе. Полиция освободила для нас один ряд на шоссе, а этот малый замедлил ход, хотел, значит, на нас посмотреть. К его несчастью, блондинка, сидевшая за рулем шедшей за ним машины, тоже решила полюбоваться на нас, ну и врезалась ему в задницу на скорости эдак миль 55 в час.
Полицейские — те, что эскортировали нас, — сказали, что это так, ерунда, никто не пострадал. И тут я, как ни сдерживался, во весь голос расхохотался. Всего за несколько минут до этого Тим потерял ориентировку и вдрызг разбил велосипед о стену тоннеля. Теперь я уже знал, что на выезде из Окриджа с крыши нашего домика на колесах слетел и разбился ящик с поклажей. Всего десять миль пути, а счет дорожных столкновений между участниками турне и зрителями был 2:1 в нашу «пользу». Если так пойдет и дальше, мы вернемся домой с солидным перевесом: «Человек в движении» — 553 несчастных случая против 276 у зрителей, и люди из-за боязни столкновения с нашим караваном испугаются выходить приветствовать нас на улицах.
Я уже начинал терять терпение и понимал, что должен следить за собой, иначе вся наша затея может лопнуть. Вообще я склонен не щадить себя, и в какой-то степени подобное отношение распространяется и на окружающих. Поэтому, хотя я и понимал, что все ребята выкладываются на полную катушку, что все они не меньше меня не щадят себя ради успеха нашего турне, я тем не менее то и дело подгонял их, когда дело шло не так, как мне хотелось.
Самым главным для меня было соблюдение сроков. Мы должны были во что бы то ни стало идти четко по графику. От нас требовалась точность часового механизма: сначала объехать вокруг света, затем в назначенный день прибыть на открытие выставки «Экспо-86»; другого варианта быть не могло. И если мы говорили: будем там-то в назначенное время, — срок должен быть соблюден. Я постоянно вдалбливал это в голову всем ребятам. И тем не менее мы задержались со стартом из-за задержки с упаковкой какого-то барахла, которое не уложили в положенный срок. Эта задержка вызвала «эффект домино»: нам пришлось сократить время, отпущенное на интервью для телевидения и радио. А ведь реклама была нам так нужна. Не успели мы выехать за пределы торгового центра, как я узнал суровую истину: придется нам составлять график пути куда более гибким, чем мы первоначально думали.
Это отнюдь не улучшило моего настроения. Если бы мы стартовали 1 марта, как и намечалось, то могли бы воспользоваться преимуществами хорошей погоды и сильными попутными ветрами, а уж они помогли бы нам пролететь, как перышко, полпути до Сан-Диего. Но начались отсрочки, и вот приходилось трогаться в путь в дрянную дождливую погоду, да и ветер дул с юга и надраивал мне физиономию, словно наждачная бумага.
И уж что совсем плохо, мы серьезно просчитались при составлении путевого графика первого дня.
Вся моя тренировка ставила целью преодоление в коляске 23 миль в один присест. Физически и морально я был запрограммирован на выполнение этой задачи: три таких заезда ежедневно, включая короткие перерывы во время каждого этапа и двухчасовой отдых в перерывах между ними. На первый взгляд соблюдение графика может показаться не столь уж важным, но, если вам когда-нибудь доводилось участвовать в соревнованиях на выносливость, вы меня поймете: для того чтобы неустанно идти к намеченной цели, необходимо наметить промежуточные, нужна та самая морковка, которая, болтаясь перед вами, как перед мордой лошади, помогает разделить длительное монотонное испытание на отдельные отрезки, которые легче осилить как морально, так и физически. Ну, а мы начали с проигрыша на самом первом отрезке.
На первом этапе мы рассчитывали преодолевать по 60 миль в день: 20 миль пути, потом отдых; затем снова 10 миль до границы, остановка для торжественной церемонии и пресс-конференции, затем снова 10 миль в коляске, после чего перерыв на отдых; затем еще 20 миль и остановка на ночлег в Беллингеме, штат Вашингтон. Но даже такой график требовал слишком больших усилий, если принять во внимание встречный ветер, дувший со скоростью 40 миль в час. Потом нам сказали, что от Ванкувера до границы всего 20 миль, а не 30. Тогда мы решили перейти с трех этапов на два: пройти 20 миль до границы, сделать остановку на отдых и провести пресс-конференцию, а затем покрыть остальные 30 миль до Беллингема. Но вот тут-то и возникла проблема. Наше первое предположение оказалось правильным: до границы было не 20 миль, а 30. И вместо того, чтобы постепенно «врабатываться» в ритм турне, нам пришлось проделать два этапа по 30 миль каждый. Мало того, на одном из поворотов мы сбились с пути, потом у нашего дома на колесах начисто отказал генератор, а отель, ждавший нас в конце дневного пути, оказался на вершине холма, словно сошедшего с картинки «Улицы Сан-Франциско».
Только поймите меня правильно. Все было не так уж плохо. Сюда можно отнести и воспоминания о приеме, и толпы людей, провожавших нас вдоль улиц и шоссе, и приветственные возгласы и гудки автомобильных сигналов; здесь были мои родные, Аманда и друзья вроде Тони Хора — он сконструировал мое кресло, и Пита Турно — создателя моего тренировочного снаряжения во времена участия в марафонских гонках; был здесь и Стэн Стронг — вместе с ребятами из моей команды баскетболистов-колясочников он обогнал нас, успев при этом выкрикнуть добрые слова, на пути в Юджин, штат Орегон, куда они направлялись на зональные соревнования команд Тихоокеанского Северо-Запада в рамках чемпионата Национальной ассоциации баскетболистов-колясочников. Но той ночью, после массажа, душа и легкого ужина, засыпая, я по-прежнему думал о Первом дне моей новой жизни:
«Ты только подумай, Рик. Завтра тебе придется все это проделать заново…»
«Не смотри на дорогу, — повторял я про себя. — Иначе страху не оберешься. Отрабатывай заезд как положено — 23 мили за три часа и так три раза в день. И не думай ни о каких-то там 24 тысячах 901 целой и 55 сотых мили, думай только о 23 милях. Постарайся мысленно разделить всю эту неохватную громаду на реально обозримые отрезки, которые отвечают твоим возможностям, — иначе можно сойти с ума. И крепись. А если захочешь о чем-нибудь подумать, думай о том, как не растерять в дороге самого себя по частям».
