К тому времени я жил вместе с Гленом, мы снимали квартиру километрах в десяти от холма, на котором располагался университет. И вот я начал ездить на занятия, преодолевая подъем в гору, и так каждый день. Вскоре я начал работать с секундомером, каждый новый день пытался одолеть дистанцию быстрее, чем накануне. Мускулы у меня налились и сил прибавилось — тут и каталка свое дело сделала, и постоянная работа с тяжестями.
А Пита я так и не мог одолеть.
Потом, уже на втором курсе, я начал лучше разбираться в движениях тела и эффективности мускульных усилий и частично нашел ответ на мучивший меня вопрос.
Да, кстати, с посещениями занятий у меня было все в порядке. Меня допустили на факультет физического воспитания, начиная со второго курса, в основном благодаря энергичным усилиям моего руководителя Боба Шатца. Жил я не в студенческом городке, а на квартирке, которую субсидировал университет, и еще получал две стипендии — от попечительских организаций и обычную студенческую. В общем, дела у меня шли неплохо. Но занятия спортом стояли для меня на первом месте, и, когда я смог к ним приступить, они стали поглощать основную часть моего учебного времени. Первые два года я проходил курс физического воспитания в рамках обычного расписания, а следующие два курса растянул на четыре года, чередуя занятия с участием в соревнованиях. Затем я решил сделать временную остановку. Честно говоря, я приступил к последней курсовой буквально накануне турне «Человек в движении» и получил диплом, еще находясь в пути, в апреле 1987 года, за месяц до того, как мы вернулись домой.
Так вот, возвращаюсь к Питу. Поскольку причиной его инвалидности был полиомиелит, я понял, что Пит умел вырабатывать энергию всем своим телом и передавать ее колесам в момент вращения. И вот я начал кумекать над различными вариантами дизайна коляски, пытаясь найти наиболее оптимальный, чтобы сконструировать кресло, наиболее соответствующее моим возможностям. А тут как раз подоспели Всеканадские игры 1978 года для инвалидов в Ньюфаундленде, куда мы и отправились. Там меня ждал еще один урок.
Пит был не только моим другом, он был для меня героем, олимпийским чемпионом, парнем, которого я считал лучшим из лучших. А в Ньюфаундленде его разделал под орех долговязый местный малый Мел Фитцджеральд — ручищи у него были, словно крылья у «Боинга-747». Он тоже, как и Пит, страдал полиомиелитом, зато рабочий объем легких составлял у него восемь литров, такого-то среди здоровых не сыщешь, не говоря уже об инвалидах. Нормальный объем примерно равен 5,4 литра. У меня составлял 7,2. Мел же, казалось, просто не знал усталости.
А что за кресло было у него!
До сих пор гонки проводились, в общем-то, на обычных креслах, лишь с небольшими модификациями. Проводились кое-какие работы с целью усовершенствования колес, и американцы выпускали ведущие колеса для каталок с меньшим радиусом обода, от тринадцати до четырнадцати дюймов в диаметре, но в принципе не существовало такой штуки, как специальное гоночное инвалидное кресло.
И вот является Мел с этой штуковиной: алюминиевая трубчатая рама, облегченная до предела, толчковые колеса диаметром 12–13 дюймов. Вид, словно со свалки металлолома. Ребята глазели на него и хохотали, пока Мел на этом самом кресле не похоронил их надежды на победу.
Готов биться об заклад: Мел Фитцджеральд и есть тот самый родоначальник современных гонок на инвалидных креслах, кто сумел собрать воедино маленькие толчковые ободья, колеса большего диаметра, раму из легких сплавов плюс технику ведения гонок. После гонок — я участвовал в одном из этапов эстафеты 4 х 100 метров, что в моих собственных глазах было достаточно серьезной заявкой, — я отправился в раздевалку, где ребята из Ньюфаундленда праздновали победу своего земляка, и представился присутствующим. Спустя несколько лет мы с Мелом стали добрыми друзьями, но тогда я посмотрел на него, потом посмотрел на его кресло и подумал: «Ну ладно, паренек, я тебя запомню».
Я вернулся домой из Ньюфаундленда и сразу же взялся за дело. Вместе с Тимом мы уже занимались подготовкой первой в мире марафонской гонки на креслах-каталках, назначенной на июль 1979 года. Организатором ее был Деннис Черенко, он представлял отделение Канадской спортивной ассоциации инвалидов-колясочников в провинции Британская Колумбия. (О своем участии в гонке заявили несколько американцев, так что у нас были основания называть ее международной.) Пора было всерьез браться за разработку нового кресла и приступать к новым, более научно обоснованным методам тренировки. И если меня ждала война техники, я вовсе не собирался отправляться на нее без соответствующего вооружения. Начали мы с изготовления первой пары тренировочных роликов — раньше таких попросту не существовало. Мы посадили два стальных ролика на подшипниках примерно на расстоянии восемнадцать дюймов поперек вертикальной плоскости высотой двенадцать дюймов, с маховиком, закрепленным на заднем ролике, и с двумя пятифунтовыми грузами, чтобы придать инерцию ускорения в то время, когда я вращаю колеса. Затем на всю эту конструкцию было посажено само кресло, причем таким образом, чтобы задние колеса соприкасались с роликами и создавали связь между вращением передних колес и цементными дисками. Назвать это технологическим достижением, конечно, было трудно, вся штуковина обошлась нам в 12 долларов, если считать стоимость компонентов, но поставленная цель была достигнута.
Всю зиму я толкал колеса своего кресла, установленного на этой платформе, и так накручивал милю за милей, а перед собой я установил зеркало, чтобы отрабатывать технику. Еще у меня был метроном, питавшийся от батарейки, для точного отсчета частоты толчков в минуту. Я действительно резко прибавил в силе. Теперь я проделывал путь в кресле не только к университету, но и обратно. Кроме того, один парень сделал мне новое кресло из алюминия — за основу мы взяли конструкцию Мела, но внесли в нее ряд придуманных мной изменений. Так что к ванкуверскому марафону я должен был подойти во всеоружии. Настала пора соревнований, и я пришел к финишу третьим. Нас всех положил на лопатки Джим Мартинсон — безногий вьетнамский ветеран из Пайялупа, штат Вашингтон. Он одолел дистанцию в 26 миль и 385 ярдов по дорогам и по приморскому шоссе в Стэнли-парке за два часа и двадцать четыре минуты. Рон Майнор из Эдмонтона и я боролись за второе и третье места, и для меня это уже было достижением. Двумя месяцами ранее я участвовал в чемпионате инвалидов-колясочников по баскетболу в Тампе, штат Флорида. Еще тогда до Рона дошли слухи, что я начал подготовку к, соревнованиям на скорость.
«Эй, да ты просто молодец! — заметил Рон. — Если будешь работать по-настоящему, наверняка сумеешь войти в форму к 1984 году и побороться за призы на Олимпиаде».
«Ну-ну, говори, — подумал я. — Ты у меня дождешься».
И вот теперь мы мчались, что называется, ноздря в ноздрю. Борьба шла за второе место. Он обошел меня буквально на несколько дюймов, срезал мне путь перед самым финишем и чуть было не заставил сойти с дорожки. Время у нас обоих было два часа и сорок минут — Мартинсону мы проиграли шестнадцать минут. Зато Майнору я устроил легкую встряску.
С тех пор события начали идти по нарастающей. Я отправился в Стоук-Мадевил, выиграл там пару бронзовых медалей, потом вернулся в Ванкувер на Канадские игры инвалидов-колясочников, участвовал в соревнованиях по волейболу и баскетболу — обе наши команды стали победителями — и победил в четырех из семи гоночных дистанций, каждый раз оставляя Майнора позади. Затем я вновь приступил к тренировкам на роликах, чтобы подготовиться к мировому чемпионату — марафону 1980 года в Орандж-Боуле, в Майами.
Трудиться мне пришлось в одиночестве, и я был несколько озадачен. У меня было новое кресло, специально сконструированное для меня человеком по имени Лед Змек — он конструировал рамы для гоночных мотоциклов. Я знал, что теперь у меня больше сил, что я стал выносливее и что моя техника улучшилась. Но поскольку я тренировался на роликах (в утяжеленной коляске на неподвижной платформе), я не имел представления о реальной скорости, которую способен развить на трассе. Поэтому в Майами мне предстояло не только участвовать в гонках, но и как бы заново открыть самого себя.
