Сломлен.

И, черт побери, мне хотелось собрать все части воедино и спрятать в карман. Хотелось убедиться, что он снова может стать самим собой.

Я никогда не смогу отвернуться от Рене.

И никогда не смогу повернуться к Максу спиной.

Обри

Большую часть ночи я просидела с Рене, пока она то плакала, то кричала в подушку. Около полуночи зазвонил ее телефон. Сначала мы игнорировали настойчивые звонки Девона. Но где-то после пятого звонка, я выключила телефон, и Рене не стала спорить. На ее красном, опухшем лице застыло выражение суровой решимости.

Проснувшись на следующее утро, я проверила Рене и обрадовалась, что она все еще спит. Я убедила ее не ходить сегодня на учебу и отдохнуть. Она беспокоилась, что столкнется с Девоном, и ей было стыдно, что люди увидят ее лицо.

Я заверила ее, что синяки можно замазать, а опухоль губы спадет к утру. Мне показалось, что Рене это успокоило, и она наконец-то перестала волноваться по этому поводу.

Рене перестала говорить о Девоне, после того как признала, что он вел себя недостойно. Она заявила, что не готова обсуждать свои отношения, и мне нехотя пришлось уступить.

На улице было прохладно, и я сделала глубокий вдох, позволяя морозному воздуху заполнить мои легкие. Поплотнее запахнув полы пальто, я пошла по улице и заметила кучу маляров, направляющихся к задней части дома, в котором я живу.

Я услышала, как некоторые из них ворчали «чертовы дети и их глупое граффити». Меня одолело любопытство, и я последовала за ними, но неожиданно резко остановилась. Откинув голову назад, я посмотрела на гигантскую картину на задней стене своего дома.

— Какого черта? — пробормотал я себе под нос. Граффити было потрясающим. Абсолютно ошеломляющим. Но в тоже время оно вызывало тревогу.

Кто-то нарисовал красивое небо, но почему-то оно плакало кровью. На стене были изображены два человека, мужчина и женщина, оба со светлыми волосами, которые держались за руки, пока прогуливались по зловещего вида дороге из желтого кирпича, ведущей в бушующее море. А небо над их головами разверзлось кровавым дождем.

На земле была изображено множество сплетенных между собой X, раскрывая личность художника. Мне следовало бы догадаться. Его стиль неподражаем.

Но почему таинственный уличный художник использовал для рисунка заднюю стену моего дома? Ведь этот рисунок не имел никакого отношения к «Мании». В нем крылся какой-то совершенно другой смысл.

Маляры установили лестницы и открыли банки с белой краской. Они собирались закрасить его. И при мысли, что они уничтожают рисунок, меня охватила паника.

— Погодите! — крикнула я, когда полный лысоватый маляр средних лет занес кисть над блаженствующей парой на картине. Он раздраженно оглянулся на меня.

— Вы должны это закрасить? — спросила я, понимая, как смешно прозвучали мои слова.

— Слушайте, леди, хозяин нанял нас, чтобы убрать это дерьмо. Не нам решать. Может, не будете мешать нам делать нашу работу? — огрызнулся другой парень. Затем окунув кисть в банку, он поднес ее к стене и начал закрашивать белым цветом яркие краски картины.

Я промолчала. Отойдя назад, я наблюдала, как маляры медленно уничтожают красоту, на создание которой у Икса определенно ушло очень много времени. Я чувствовала себя как свидетель убийства. Мне казалось преступлением губить нечто столь прекрасное, как будто этой красоты там вовсе и не было.

Испытывая странную грусть, я заставила себя уйти, будучи не в силах находиться там ни минутой дольше и наблюдать, как маляры бессердечно закрашивают рисунок.

Обычно по пятницам я встречаюсь с Бруксом, и мы пьем кофе перед моим первым занятием. Но он не ответил на мои многочисленные смс-ки, поэтому я в одиночестве отправилась в кафе, расположенное неподалеку от кампуса.

Ненавижу чувство одиночества, а сегодня утром я ощущаю его особо остро. Мне ненавистно чувство, что с Бруксом что-то происходит, и он намеренно сохраняет дистанцию между нами. В итоге мне все же придется столкнуться с этим лицом к лицу, но из-за того, что происходит последнее время, я совершенно не испытываю никакого желания тратить энергию, которой требует сложившаяся ситуация.

Я купила карамельный латте и маффин, и села за свой обычный столик у окна. Вытащила конспекты, решив просмотреть их на случай внезапной контрольной, и сделала маленький глоток горячего напитка. Какое-то время я просто наблюдала за людьми.

И тут я заметила, как в дверях кафе появились знакомые широкие плечи и голова, прикрытая серой шапочкой

Мне очень сильно хотелось опуститься пониже на своем стуле, чтобы меня не заметили, но затем я передумала. Почему я должна прятаться? Нет ничего плохого, если он увидит меня, несмотря на то что при воспоминании о нашей встрече в коридоре я краснею от макушки до кончиков пальцев.

Как будто ощутив мое присутствие, взгляд Макса встретился с моим. Я подняла руку и вяло ему помахала.

Улыбка осветила его лицо.

Он обязательно подойдет ко мне, подумала я, поэтому сидела как на иголках и ждала, пока он купит себе кофе и подойдет к моему столику.

— Это место занято? — спросил он и его глаза засияли из-за шутки, понятной только нам двоим. Но в отличие от прошлого раза, когда он задал этот вопрос в библиотеке, я предложила ему сесть — не без колебаний, но в этот раз я сомневалась не так сильно. Я по-прежнему испытывала опасения, что нас с ним могут увидеть вместе. У меня дрожали губы, сердце бешено стучало в груди, и я явно была настороже.

Макс снял шапочку и бросил ее на стол. Поднял свою кружку и подул, прежде чем сделать глоток. А я сидела, смотрела на него и не знала, что сказать.

— Да, кстати, спасибо тебе, что бросила меня с Кристи, — пошутил он, сделав еще один глоток.

Я нервно рассмеялась, разламывая маффин на маленькие кусочки.

— Да, прости, — пробормотала я.

— Прости? Как-нибудь я уйду, оставив тебя поболтать с кем-нибудь о «укреплении системы поддержки» на часок другой и посмотрим, как ты себя почувствуешь. Он был расслаблен и поддразнивал меня с азартом в глазах.

Он выглядел счастливым.

На мгновение ему удалось застать меня врасплох. Я еще не видела его таким. Я привыкла к мучительной сломлености, прячущейся за маской чрезмерной уверенности в себе.

Но сегодня Макс выглядел невозмутимо, словно решил, что если будет вести себя как ни в чем ни бывало, то сможет заставить меня забыть, как он расклеился передо мной, как показал мне того напуганного и незащищенного себя.

На этот раз я рассмеялась искренне.

— Это отстой. Она иногда слегка углубляется в тему, — признала я.

— Думаешь? — рассмеялся Макс и, протянув руку через стол, схватил пригоршню кусочков моего маффина.

— Что за привычка воровать мою еду? — спросила я, пока он жевал.

— Просто она вкуснее, если она твоя. — Вот и все. Вот он сексуальный подтекст, которого я ждала. Но это не вызвало чувство раздражения, как должно было бы. Вместо этого меня бросило в жар.

Мимо нашего столика прошли две девушки, и я заметила, как они посмотрели на Макса, и послали ему свои самые лучшие флиртующие взгляды. Но он смотрел только на меня.

Я поежилась от того, что стала центром его пристального внимания.

— Так на счет вторника, — начал он.

Я подняла руку, останавливая его.

— Нам правда обязательно говорить об этом? — спросила я. Мне слегка неловко говорить о том, чем мы занимались в коридоре сидя в кафе, где нас может услышать кто угодно.

Лицо Макса помрачнело, но затем прояснилось.

— Я просто гадаю, когда мы сможем повторить? — спросил он, и я подпрыгнула, ощутив, прикосновение его руки, которую он опустил под стол, чтобы прикоснуться к моему бедру.

— Эм… — заикаясь, промямлила я.

Его пальцы выписывали ленивые круги на моих джинсах, медленно продвигаясь вверх. Я накрыла его руку своей, прижав ладонь к своей ноге.