Макс приоткрыл здоровый глаз и повернулся, чтобы посмотреть на меня. Он схватил меня за руки и сжал их так крепко, что я вздрогнула.

— Обо мне. Ничего не рассказывай ему обо мне, — прошептал он. Макс покачал головой и всхлипнул. — Они бы так разочаровались во мне, — крикнул он, дергая себя за волосы, и приходя все в больше волнение.

Я опустила свою руку на его.

— Кто бы разочаровался?

Грудь Макса вздымалась, глаза по-прежнему закрыты.

— Они хотели, чтобы я стал знаменитым доктором. Кем-то особенным. — он резко качает головой. — Посмотри на меня! — он ухватился за перед своей футболки и дернул ее, разрывая ткань. Он пришел в крайнее возбуждение.

Макс засунул руку в один карман, затем в другой.

— Где они? — спросил он, неуверенно поднимаясь на ноги и засовывая руку глубже в карман.

— Где что? — уточнила я, сбитая с толку его неожиданной сменой настроения.

— Они нужны мне! — заорал он, проносясь мимо меня и начал громить кухню, вытаскивая вещи из шкафчиков и швыряя их на пол. Не найдя там то, что искал, он заревел и практически побежал по коридору в спальню.

Я следовала за ним на расстоянии. Мне хотелось попробовать остановить его, но чувство самосохранения помешало мне.

Он разгромил свою комнату на части, бросая вещи на пол. Он хватал пустые пакетики и рвал их на части.

— Где они? — с отчаянием крикнул он. Склонившись над тумбой, он упал на колени, и начал перебирать вещи, которые вывалились из нее. Он поднял пузырек и встряхнул его. В ней что-то загремело, и я застыла, заметив, как отчаяние в его взгляде сменилось восторгом. Я сразу же поняла, что он искал.

— Нет, Макс! Они тебе не нужны, — крикнула я, опускаясь на колени рядом с ним, и пытаясь вырвать баночку из его рук. Макс отдернул руку в сторону и на коленях отполз в сторону. Он открутил крышку и прежде, чем я успела что-то сделать, забросил белую таблетку в рот.

Макс разгрыз ее зубами. Уголки его губ опустились, и он прислонился к стене.

— Макс, — позвала я измученно. Он посмотрел на меня. Его всегда такие красивые губы растянулись в ленивой улыбке, которая слишком мне знакома. Я думала, что эта улыбка сексуальна и таинственна. Сейчас она показалась мне грустной и жалкой. Теперь я точно знала, почему он так улыбается.

Я ненавижу эту улыбку.

Ненавижу каким счастливым он сейчас выглядит.

Ненавижу то, как легко он сдался, даже не пытаясь сражаться.

Вот как он проживает свою жизнь — от одного кайфа до другого, один неправильный выбор за другим, со всеми вытекающими катастрофическими последствиями, которые сейчас его ни в коей мере не заботят.

Может быть утром, когда действие наркоты спадет и он сможет думать более разумно, его будет это волновать.

Я прижала колени к груди и прижалась к ним щекой, истощенная и злая. Но я так же настроена решительно.

Макс облизнул губы и закрыл глаза. Он провел рукой по своим светлых кудрям и затем его рука безвольно упала. Он качал головой из стороны в сторону, словно проверяя в состоянии ли еще двигаться.

Наблюдая за тем, как поднимается и опадает его грудь, я поняла, что боюсь того, что если я перестану наблюдать за ним, хотя бы на секунду, она перестанет двигаться и он тихо ускользнет от меня, а я даже не пойму этого. Прежде, чем у меня появится шанс бороться за него. Потому что, очевидно, у него самого нет воли бороться за себя.

Этот парень не просто случайно принял наркотики. Они съедают его заживо. Я словно наблюдаю, как машина на полной скорости несется к кирпичной стене. От удушающего чувства беспомощности я на мгновение застыла.

Я подведу его.

Потеряю его, как потеряла Джейми.

С моей стороны глупо было думать, что я смогу что-то изменить для кого-то.

Я осмотрела разгромленную комнату и вздохнула. Я должна оставить его жить его убогой жизнью. Мне не следует вмешиваться во все это. Брукс был прав. Мне не место здесь. Я, итак, перешла все допустимые границы.

И что вообще мое пребывание здесь изменит?

Макс протянул руку и схватил мою ладонь.

— Останься, — прошептал он. Я покачала головой. Мне не следует оставаться. Не после всего, что видела. В его мире нет места для меня.

— Пожалуйста, Обри. Останься со мной, — умолял он. Я повернулась к нему. Его зрачки так расширены, что я не была уверена, наркотики это или у него сотрясение мозга. Я должна отвезти его в больницу. У него могут быть переломы. Но я позволила своему желанию позаботиться о нем, подавить хорошие чувства.

Как будто я что-то доказывала, по-своему, делая все правильно.

Мне страшно оставить его в таком состоянии. Но в то же время я боюсь остаться, зная, что если сделаю это, то это конец. Я переступлю невидимую черту и, как только я это сделаю, возврата не будет. Будет слишком поздно.

Я посмотрела на Макса — он выглядит таким молодым и уязвимым, сейчас его лицо лишено характерной расчетливости и соблазнительной привлекательности. Он кажется… невинным.

Я не оставлю его. Не смогу выйти за его дверь и притвориться, что этот мальчик не волнует меня.

Он уже стал для меня кем-то особенным. Кем-то, кем я не должна была позволять ему стать. Но это не отменяет того факта, что это уже произошло.

Я открыла рот, чтобы выразить согласие остаться, но его глаза были закрыты, а рот приоткрыт. Я нашла одеяло и укрыла его им.

Затем легла на кровать, закуталась в свое пальто и наблюдала за ним, пока он спал. Каждый подъем и опадание его груди привязывали меня к нему так, что это пугало меня своей неизбежностью.

Я не могу бросить его — приняла я решение.

Я просто надеюсь, что он правильное.

Макс

Грудь сдавило, а голова раскалывается от адской боли. Все суставы и конечности болят и словно горят. Больно шевелиться. Даже дышать больно. В желудке поднялась буря и я чувствую, как по задней стенке горла поднимается желчь.

Меня сейчас вырвет.

Я пытаюсь поднять голову, но даже это слабое движение вызывает очередную волну тошноты, которая только ускоряет поднятие содержимого желудка.

Я переворачиваюсь на бок и меня рвет. И рвет. И для закрепления результата меня выворачивает наизнанку еще раз.

Простонав, я переворачиваюсь на бок. У меня складывается ощущение, что я лежу на полу своей спальни, но для меня загадка, как я оказался здесь. В памяти не осталось ничего о том, что произошло вчера вечером после того, как я приехал в «Манию».

Остались только проблески воспоминаний о том, что я бы предпочел забыть.

Я попытался забраться на кровать, но меня только сильнее затошнило. Шея и лицо стали скользкими от пота. В нос мне ударил едкий запах блевотины и меня снова начали сотрясать рвотные позывы.

— Боже, — пробормотал кто-то, а потом пара прохладных рук коснулась моих предплечий и помогла мне вернуться в кровать. Я знаю этот голос, но в голове такой туман, что не могу сообразить кто это.

Я попытался открыть глаза, но обнаружил, что слушается только один. Блядь, почему я не могу открыть свой чертов глаз?

Я запаниковал. Медленно ощупав лицо, зашипел от боли, когда пальцы соприкоснулись с сильно поврежденной кожей.

Боже, меня сейчас снова вырвет.

— Держись, — уговаривал голос. Но мне не за что было держаться. Я открыл рот, чтобы вырвать, но из меня ничего не вышло. В желудке ничего не осталось. Но организм не прекращает попыток лишить меня слизистой оболочки желудка.

Меня непрерывно трясет, и эти холодные, нежные руки касаются моего лица. Полагаю, я застонал от этого приятного прикосновения. Не прекращай прикасаться ко мне.

— Я никуда не уйду, — успокаивал голос. И на короткое мгновенье, прежде чем снова отключиться, я чувствовал спокойствие. И от этого погружение во тьму стало только слаще.

***

— Блядь, — простонал я. Я попытался сесть, но мое тело не подчинилось мне. Руки и ноги кажутся неподъемными, а кончики пальцев горят в огне. Такое ощущение, что я варюсь в кипятке живьем и вместе с тем умираю от холода.