Черт. Мое разочарование проходит, когда я провожу руками по волосам, затем хватаюсь за кепку. Я знаю, что такое горе, это чувство борьбы со смертью, когда хочется цепляться за любое напоминание. Я носил кольцо Уитни на шее целый год.

Я ищу правильные слова.

— Я задел твои чувства. Я сказал что-то не то. Конечно, они, их нельзя заменить, и ты хотела бы сохранить их. Мне очень жаль.

Она бросает на меня удивленный взгляд, затем прикусывает нижнюю губу.

— Правильно. Ты понимаешь.

— Да. Я кое-кого потерял. — Моя авария несколько недель было в новостях; плюс, если она встречалась с Зейном, я предполагаю, что она знает.

Что-то привлекает ее внимание на другой стороне улицы, и ее глаза вспыхивают, когда она издает стон.

— О-о-о. миссис Мидоус держит нас на прицеле.

Лоис стоит на своем крыльце с сумочкой в руке и идет к своей машине, одетая в синее платье в цветочек, туфли на каблуках и ее стетсон.

— Эй, вы оба! Рада, что вы двое ладите! — кричит она. — Не обращайте на меня внимания. Вы все продолжайте говорить! Познакомьтесь поближе друг с другом! Я иду в церковь, если ты хочешь пойти!

— Может быть, в следующий раз, миссис Мидоуз! — Радостно говорит Нова.

Лоис садится в свой серебристый мерседес и сдает назад, затем медленно отъезжает с довольной улыбкой на ее лице.

— Отлично. Сейчас она будет давить на тебя, — бормочу я.

— Хорошо, что меня это не интересует, — огрызается она.

— То же самое, — говорю я, надевая кепку обратно.

Женский голос зовет Нову по имени изнутри дома; затем Сабина подходит к двери, одета в шорты и мешковатую футболку. В ее руке лопаточка, а на шее фиолетовое боа. Она смотрит на меня без удивления.

— О, привет, тренер Смит. Вы пришли на блинчики? Я могу сделать еще несколько. В них нет глютена.

— Привет, Сабина, — говорю я с улыбкой.

— Он не останется, — говорит Нова, вздернув подбородок и глядя на меня. — Он только привел Спарки домой.

Я выдыхаю.

— Правильно. Увидимся еще. — Моя рука касается руки Новы, когда я двигаюсь, и ощущения пробегают по моей коже, мое тело напрягается.

Странно. То же самое произошло прошлой ночью, когда я проводил ее в свой кабинет. Я позаботился о том, чтобы держаться на расстоянии после этого, но…

Я добираюсь до ее тротуара, прежде чем мое любопытство съедает меня, и я останавливаюсь и смотрю, как она поворачивается, ее задница в форме сердца, покачиваясь, возвращается в дом.

Она. прекрасна.

И, черт возьми…

С того момента, как она обернулась на кухне, ее лицо укололо меня, дразня, как память вне досягаемости. Я наслаждался женщинами на протяжении многих лет, и большинство этих сексуальных взаимодействий, как правило, отходят на задний план в моем сознании. Но есть определенные женщины, которые занимают реальное место в вашей голове, те, на которых вы реагируете так, что никогда не забудете.

Даже если ты не можешь вспомнить их лица…

Эти мурашки…

Тогда…

Давно не виделись — как по-настоящему, ты даже не представляешь.

Затем было ее упоминание о расплате и о том, что у жизни забавное чувство юмора…

И эти пухлые губы…

Ее увлечение манжетой Леи…

Я останавливаюсь на месте, мои руки сжимаются.

Ни за что. Ни хрена себе.

Каковы шансы? Сама идея невозможна!

Идя по тротуару, я достаю свой телефон и звоню человеку, который знает о той вечеринка. Так отвечает на третьем гудке, его голос дрожит.

— Ронан? — Я слышу шорох ткани. — Чувак. Я только что проснулся. — Он делает паузу. — Черт, с днем рождения. Я пропустил это. Я отстой! — кричит он, затем снова ругается, несколько раз. — Сегодня я пошлю тебе огромную корзину фруктов! Господи! Мой мозг превратился в кашу из-за этих лекарств!

Я хихикаю.

— Как лодыжка? — Он сломал ее на прошлой неделе на тренировке.

— Больно, — стонет он. — Я ухожу на некоторое время. Медленно умираю от скуки. Пришли текилу и стриптизерш! А еще лучше, сделай перерыв и приходи ко мне. Я скучаю по твоему уродливому лицу.

Я смеюсь.

— Ты ведешь себя, как ребенок. Взбодрись. Ты можешь немного поговорить?

— Хорошо. — Он издает ворчание. — Позволь мне встать и начать готовить кофе. Мне приходится ковылять, так что наберись терпения.

Он переводит меня на режим ожидания, и я представляю, как он хромает по своей просторной квартире на Манхэттене, которую мы делили годами. Мы сблизились с первого дня — я серьезный, он тусовщик. Он был рядом со мной, когда я проснулся и составил план своей жизни.

Он варит кофе, жалуясь на свою травму. Он жалуется на нового широкого ресивера, молодого и свежего, Ривера Тейта, затем рассказывает мне о своей личной жизни, его голос усиливается. Его последняя девушка ушла от него к скрипачу. Он хандрит по этому поводу, затем испускает несколько долгих вздохов.

— Так что с тобой? — спрашивает он.

Я добираюсь до своего дома и оглядываю окрестности, мой взгляд устремлен на соседний дом. Я сажусь на плетеные качели и провожу рукой по гладкому дереву.

— Помнишь ту ночь на вечеринке Питонов? Последняя, на которую я ходил?

— Ты опрокидывал бурбон, как воду — да, я помню.

— Помнишь принцессу Лею?

Наступает пауза молчания, затем:

— Мы никогда не говорили об этом. Ты настоял. Ты сказал, что это было не мое дело, то что произошло.

Я не из тех, кто обсуждает свою сексуальную жизнь, но этот инцидент был особенно тяжелым. Я выдыхаю.

— Правильно. Все меняется. Она пришла на ту вечеринку, потому что знала, что я там буду. Она искала меня. Ты помнишь это?

— Хм, верно. Может быть. Кто знает? Я просто подумал, что она споткнулась не в том танцевальном зале. Ты знаешь, что у них есть вечеринки с косплеем, на которых люди все время наряжаются. Ты когда-нибудь делал это? Одевался, как Люк Скайуокер и махал мечом?

— Это световой меч, и нет, это не мое. Я просто коллекционер. — Я отталкиваюсь от качелей и прохаживаюсь по крыльцу. — Ты указал мне на нее.

— Все ее видели, но, может быть, я показал ее тебе — я не помню.

— Ты настоял на пари со мной.

— Которое я так и не собрал, потому что ты замолчал и не дал мне никаких сведений. — Настороженность в его голосе, означает…

Я сажусь на ступеньки крыльца, пытаясь установить связи.

— Ты сказал ей, что я буду там. Признай это.

Часть меня всегда подозревала это, но я отпустил это, не желая иметь с этим дело.

Он выдыхает, и я слышу, как отодвигается стул, когда он садится. Я представляю, как он проводит рукой по своим песочного цвета волосам, может быть, дергает за кончики.

— Тебе потребовалось достаточно времени, чтобы спросить. Конечно, я послал ее к чертовой матери. Тебе нужно было двигаться дальше.

— Черт. Я так и знал…

Он продолжал.

— И не огорчай меня, потому что я твой лучший друг, черт возьми, во всем мире, и я присматривал за тобой, пытался вбить в тебя немного здравого смысла…

— Прекрати свою тираду, я не сержусь.

— После этого ты стал другим, — вздыхает Так после нескольких минут молчания. — Ты бросил пить. Ты стал здоров.

— Ты встречался с ней? — Так переживает за женщин, как мальчишка из студенческого братства, потягивающий пиво. Он влюбляется; они уходят, обычно отказываясь от его обязательств; и тогда он переходит к следующему.

— Нет.

— Так… продуманно. Как, черт возьми, это произошло?

— Ты злишься! — Он стонет. — Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда кто-то имеет ко мне претензии. Я облажался. Я вмешивался, как мама, а теперь ты…

— Просто скажи мне, кто она.

Он прищелкивает языком.

— Давай посмотрим. Ее имя, черт… Она работала в Танцовщице, том баре, который мы использовали, чтобы потусоваться где-нибудь. Помнишь? Тебе нужно было иметь членство, чтобы попасть туда?

— Нет. — Я не зависал в барах последние пару лет…

— Тогда ты встречался с Уитни.

— Верно. Ты встретил там эту девушку?