Лицемер Антон Владимирович! Раздавал поручения, делал вид, что мы друг другу никто! Отвергал! Конечно, ведь мог безнаказанно, втихаря удовлетворить плотские потребности с моей помощью… Откуда же столько гнили? "Я понимаю, что всю жизнь буду искупать свою вину за это… Но я прошу у тебя прощения…" Ох, Боже… Директорские извинения вдруг встали поперек горла, и я тяжко закашлялась, остановившись посреди узкого тротуара. Так значит, всё это действительно правда…

Да как такое возможно? Я ничего не знала! Что со мной не так?..

Увидев чужое тонированное авто, припаркованное прямо у прохода, я с вызовом заглянула в своё отражение в заднем стекле.

— Ну, хватит, — продолжение фразы прозвучало в мыслях. "Хватит глупить… Пора сопоставить всё, что у меня есть".

Я устраиваюсь на работу в лабораторию, в заброшенный дом за семью замками. Никакими трудовыми договорами там и не пахнет, только гнилью в коридоре. Зарплата три тысячи долларов. Мне позволено ставить лишь один синтез, покрытый страшной тайной для Алёны Борисовны. Я переживаю: получится ли… Перепроверяю каждое действие по сотни раз. Прошу снизить концентрацию компонента… Максим забирает пробу на хроматографический анализ. У меня проблемы со здоровьем… Или ещё до этого? Нет… Кажется, я тогда говорила, что самочувствие ухудшилось из-за трудного графика работы и учёбы… Антон домогается до меня в кабинете, я вижу засосы на его шее… Он сказал: "Это же твои…"

Ошарашено осмотревшись по сторонам, я продолжила смотреть в чёрное стекло, будто там можно было найти ответы.

Да, так он и сказал… Мы всё это время занимались сексом. Директор извинился на складе и заявил, что больше не тронет меня и пальцем… Лжец. А потом, в лаборатории, чуть ли не в ужасе лепетал про вину, которую будет искупать всю свою жизнь… Я тогда тоже потеряла сознание. Я теряла сознание всё это время!.. Потому что перепутала этикетки и синтезировала яд…

У меня мимолётно замерло сердце. Антон просит синтезировать пять литров… И… Неужели?.. Я щурюсь, пытаясь припомнить получше, и не могу понять, действительно ли он говорил это.

Может, я случайно придумала… "Хроматограмма показала хорошие результаты"… Я хватаюсь за голову, стараясь заставить себя сосредоточиться. Не приснилось ли мне… Любимый звучный голос раздражает слух, будто прямо сейчас мы стоим на складе в компании друг друга… Нехотя открываю глаза, уложив ладони на ноющую грудь.

И что потом? Мне кажется, что я перепутала этикетки, в стыду собираюсь рассказать, но Антон меня целует. Я какого-то черта уверена, что мы будем вместе, сознаюсь, и… Оказываюсь уволена.

Снова подступили слёзы. Потому что к пересказу невольно добавились полицейские, о которых взболтнул Дима. Что же ты такого натворил, Антон Владимирович… Одним мимолётным мгновением мне показалось, что я догадалась, но…

Вспугнув размышления, тонированное стекло принялось медленно, с тихим жужжанием опускаться, открывая вид на салон. Отшатнувшись от окна, с которым я мысленно вела агрессивный монолог последние пару минут, я осознала, что прямо за ним сидел посторонний человек, наверняка решивший, что я, как кричала женщина с балкона, действительно сумасшедшая. Может, теперь так оно и было…

— Здравствуйте, — незнакомец многозначительно осмотрел меня, а затем и вовсе открыл дверь, доставая что-то из кармана джинсов. — Оперуполномоченный капитан Степанов.

На тонком листе бумаги, зажатой в моих вспотевших ладонях, остались вмятины от пальцев. Я развлекала себя нескончаемым истошным перечитыванием повестки… Явиться к 10.00 на судебное заседание. На подрагивающих коленях лежала подписка о невыезде и паспорт. Изнывая от ожидания, я следила за посторонними людьми в гражданской одежде, расхаживающих по широкому серому коридору в поиске нужной двери, и всё цеплялась взглядом за холодные обеспокоенные лица. Страх, витающий в этом здании, душил за горло. Но вот телефон, лежащий рядом на мягкой обивке софы, спасительно провибрировал, заняв меня от нервного растирания до дыр бумаги. Я оставила документы в покое.

Ты ещё на связи?

Да. Жду начало. Спасибо…

В глазах защипало от слёз.

Данка… Ты не пропадай только больше, ладно? Когда всё закончится, сразу пиши.

Сонь, а если у меня отнимут телефон?

Почему это?

Не унимающиеся от дрожи пальцы застыли над страшными буквами. Меня могут посадить в тюрьму… Я сглотнула ком. «Night Angel» набирает сообщение…

Не говори глупостей, дурашка. Говори только правду.

За «правдой» последовала оговорка, а затем быстро исчезла из переписки:

Кроме…

Ты меня поняла? Всё будет хорошо.

Животный ужас снова запульсировал в висках, а тревога загложила постукивающее сердце. Я потерла влажные ладони о ткань чёрных джинсов, в который раз осмотревшись по сторонам. Только взгляд уже так устал от крупных блёклых плиток, покрывающих стерильно-унылые стены… На них будто отпечатались чужие беды. Вот в коридоре появилась очередная неспокойная фигура, это была измученная женщина. Мелкие кудри вокруг заплаканного до неузнаваемости личика чуть подпрыгнули, когда она села на софу напротив, яростно кусая губы. Мой непослушный взгляд, я чувствовала, юлил без всякого контроля, пока сама я лишь терялась в мыслительных потугах понять, как здесь оказалась.

— Дана… — Алёна Борисовна сипло зашептала моё имя, и её лицо в миг стало влажным от крупных капель слёз.

Я не узнала преподавательницу, пораженно свыкаясь с её появлением, но с трудом признала в разбитом облике прежде ухоженную девушку и ещё раз неподвижно её осмотрела. Мне было дорого всё, что напоминало о лаборатории. И даже встреча с Алёной отозвалась приятной ностальгической болью… Но по коже прошёлся трепет от одной лишь мысли о том, что женщина может уничтожить в суде девчонку, положившую глаз на «её» директора. Я и понятия не имела, что меня ждёт за дверью зала заседания, могла лишь догадываться, что происходило за нашими с Алёной спинами, но точно знала, что женский конфликт оставался неразрешим.

— Я… Вас не узнала, — женщина пересекла коридор и осторожно присела рядом со мной. От её внешнего вида хотелось лишь разреветься, но я хладнокровно терпела.

— Это была я, — понимающе кивнув, я заглянула в её раскрасневшиеся от разорвавшихся тоненьких сосудов полные страданий глаза. — Это я рассказала полиции, что ты синтезируешь наркотик. Прости…

Алёна громко шмыгнула заложенным носом, а я ощутила, как мой рот предательски дрогнул. Мурашки закрались за шиворот. Что мне сделать с вашими извинениями, Алёна Борисовна… Намотать вместе с соплями на кулак? Я шумно вдохнула головокружительный воздух.

— На самом деле, я понимаю, что ты на такое не способна. Вот увидишь, эта идея принадлежит Максиму. Он сам наркоман, и других готов утащить за собой в могилу… — её припухшие веки слегка прикрыли глаза. Слова девушки вызвали во мне легко скрываемое, но досадное удивление… Именно этой детали не хватало, чтобы восстановить картину событий. — Я не собираюсь давать показания против тебя, клянусь… Это было ошибкой.

— Что вы, Алёна Борисовна, говорите такое. Не было никаких наркотиков, — от того, насколько уверено и холодно раздался мой голос, я чуть не обмякла, вальяжно прислонившись к ледяной стенке. Не время было сдаваться у дверей суда, что вот-вот перед нами распахнуться. — С чего вы взяли это?

Алёна посмотрела на меня как-то снисходительно, видимо, по-доброму печалясь моей детской искренности.

— Просто я хотела извиниться… Я ведь обратилась в полицию и предупредила Антона и Максима… — единственное, в чём теперь заключалась моя искренность, так это в том, что я не понимала, зачем женщина с тихим ужасом признаётся мне в этих мерзких поступках… Я опустила раскаленный ненавистью взгляд в пол, чтобы суметь спрятать чувства. — Думала, что заслужу доверие Антона и разлучу вас. Прокралась к тебе в лабораторию и забрала пробы, чтобы твои отпечатки передать в полицию. Я знаю, что я сука… Я…