Этот удар, очевидно, был лишь первым в списке сегодняшних потрясений, поэтому я замерла, боясь расплескать через края ядовитые обвинения. И медленно улыбнулась.

— Ничего страшного.

Мы уставились друг на друга, словно раскрыли загадку мюонного феномена. Но я нагло смотрела в её красные глаза до последнего, пока пораженная женщина не отвела сбивчивый взгляд.

— Отдали колбы в полицию, ну и что с того? В них нет ничего запрещенного.

Алёна Борисовна тяжело и шумно выдохнула. Её правда разбилась о мою браваду, которая начала стремительно рассыпаться перед человеческими чувствами, и я отвернулась. Если там действительно что-то обнаружат, то мне ничего не поможет… В дали коридора раздался удивительно знакомый стук каблуков.

— Дана… Я желала тебе зла из-за ревности. Вырыла тебе яму, но за решёткой оказался мой отец…

От услышанного я невольно повернулась обратно, к тяжело дышащей Алёне, а затем, не веря этой новости, медленно поднялась на уже онемевшие ноги.

— Борис Борисович в тюрьме?

Главный инженер, стремительно уволившийся из университета несколько месяцев назад, отправился в заключение… Что он мог сделать? Но больше женщина ничего не успела мне объяснить. В коридоре появилась секретарь.

— Уголовное дело по обвинению Палачева Бориса Борисовича, Кулибина Антона Владимировича и Бракина Максима Игоревича! Прошу явившихся участников судебного дела предоставить мне паспорта.

Всё то волнение, что прежде накатывало укротимыми приливами, теперь вспыхнуло ноющим холодом во всём теле. Я услышала его имя, дыхание стало удушливым бременем, а обстановка поплыла в глазах. Чужие мимолетные запахи слились в единый дурной аромат. На ватных ногах, протягивая паспорт, я подошла к массивной двери, у которой теперь ждала и Алёна, и двое незнакомых мужчин, и старая женщина с короткой стрижкой, на маленьких, но громких и злых каблучках. Ирина Андреевна обернулась мельком под моим пристальным взглядом, а потом резко одарила меня вниманием.

— Вы?

Мне нечего было ответить. Я сама оказалась в неприятном потрясении, хотя появление научрука… Не так уж и важно по сравнению с тем, что Антон обвинялся в уголовном преступлении… Он прямо сейчас там, за дверью…

Я обессиленно облокотилась о стену, пытаясь настроить себя на показное равнодушие. Мы всё-таки увидимся, Господи, но при каких варварских обстоятельствах… Слёзы начали подступать заранее, за несколько шагов до зала заседания. Отстаивать свою свободу, играть роль невиновной лаборантки ещё куда бы ни шло, но я-то взяла на себя ношу повнушительнее… Затея в миг превратилась в глупость — если меня поймают на лжи, я могу навредить и ему… Я не думала, что в деле будет фигурировать кто-то помимо знакомых работников подпольной лаборатории… Всё оказалось так… Запутанно.

И оставалось лишь ждать. Момента, когда у меня перехватит воздух при виде его глаз, за постылый месяц надрывных воспоминаний уже потерявших тот правильный цвет. Я знала, что директор искренне раскаивался. Глупая девочка с химфака вынудила взрослого мужчину, преступника задуматься — смешно. Но я приняла эту мысль, как обезболивающее от беспомощного отчаяния. Вот, за что молил прощения Антон… Вера в его искренность приносила вместе с облегчением страх…

— Проходите.

Наша странная компания перешагнула через порог судебного зала. Я вошла последняя, боясь повернуться в сторону решёток, за которыми скрывалось несколько лиц. Главный инженер кафедры, на которой я училась, в неприметной одежде, с отросшими седыми усами и бородой. Исхудалый наркоман Максим Игоревич с обозлённым на мир, как у уличного пса, взглядом. И в глубине…

В груди бесконтрольно затрепетало. Я с силой сжала челюсти, усаживаясь на крайний ряд сидений, отвернулась к белому свету, врывающемуся в желтый приглушённый зал через пробелы в жалюзи. Неужели я когда-то могла подумать, что окажусь в подобном месте… Его обжигающий пристальный взгляд чувствовался до мурашек.

— Прошу всех встать, — девушка с детским насупленным лицом и пронзительно строгим голосом прошагала на каблуках за трибуну.

В зал заседания вошла женщина лет сорока в чёрной мантии. Все подскочили со стульев, и я тоже неловко выпрямилась следом, пытаясь разглядеть на недовольном лице нашего сегодняшнего правосудия намек на милосердие.

— Здравствуйте, присаживайтесь, — женщина поправила струящуюся мантию и плавно опустилась за свой вычурный лакированный стол. — Все в сборе?

— Да, ваша честь, — её, наверное, помощница, педантично поправила уголки стопки документов, сравняв их с углом трибуны.

— Судебное дело объявляется открытым.

В груди стремительно нажигалась тревога. Не было уверенности ни в том, что мне удастся избежать наказания, ни в том, стоит врать ради спасения директора, втянувшего меня в уголовное разбирательство, но и ни в том, что голую правду расценят, как это ни странно, правдоподобной. Пугающе чёткая дикция судьи разорвала напряженную тишину в зале.

— Рассматривается уголовное дело по обвинению должностного лица, Палачева Бориса Борисовича в хищении государственных денежных средств Российского химико-технологического университета им. Рамновского в особо крупном размере, распространении наркотических и психотропных средств среди студентов ВУЗа при содействии Бракина Максима Игоревича, в отношении которого выдвинуты обвинения в изготовлении психотропных средств на базе подпольной лаборатории Кулибина Антона Владимировича.

Я не выдержала накала и обернулась к клетке с подозреваемыми. Надменное лицо в прошлом уважаемого мной главного инженера не только не выражало человеческих переживаний по поводу озвученных обвинений, но и жестоко ухмылялось. Рядом сидел Максим Игоревич, то и дело переминающий тощие обгрызенные пальцы. А в углу, ни одним движением не выдавая своего присутствия, ждал бледный Антон.

Ждал, когда я посмотрю на него.

— Суд устанавливает личность подсудимых. Представьтесь, — судья обратилась к мужчине, расслабленно облокотившемуся о стену. Борис Борисович неторопливо поднялся и расправил складки одежды.

— Я, Палачев Борис Борисович, семьдесят первого года рождения. Работал на химическом факультете в университете Рамновского тринадцать лет, уволился три месяца назад, чтобы переехать за город. Никакого отношения к запрещенным веществам я не имею и иметь не хочу… Мои интересы в суде будет представлять адвокат Ларин.

Сказал бы кто со стороны, что Палачев устроил в ВУЗе «сеть» по сбыту наркотиков… Я бы подумала, что обиженные студенты плюются бреднями, чтобы охладить внутреннюю злобу. Но ведь у пяти литров продукта синтеза наверняка должен был иметься богатый заказчик… Тихий неприметный дядька ехидничал за решеткой и, не дождавшись разрешения судьи, плюхнулся на сидение. Что же, если у Бориса Борисовича хороший адвокат, это должно помочь и Антону с Максимом… На последнего мне было крайне плевать.

— Поднимитесь, — судья грозно сдвинула брови. Командирские выходки подсудимого легко вывели ее из себя, и наблюдать за этим было мерзостно неприятно. — Я не разрешала вам садиться.

Инженер смирно встал, его бахвальство заметно поубавилось. И в этот же самый момент женщина, насладившись своими полномочиями позволила ему снова занять своё место. Дело быстро продолжилось.

— Присаживайтесь. Вы, подсудимый, представьтесь.

— Максим Игоревич Бракин, девяносто шестого года рождения. Работал в химической лаборатории на производстве «Эссенц-аром», занимающейся синтезом компонентов для отдушек, — его тихий сдавленный голос начал срываться с первого же звука. И после неудачной попытки вести себя адекватно, парень моментально перешёл на истерический сиплый крик, от которого едва ли не стынула кровь. — Я не виновен! Я против обвинений!

— Сядьте, — судья заткнула Максима Игоревича одним пристальным выедающим взглядом, от чего тот болезненно съежился и послушался безапелляционного приглашения.

— Вы.

Антон вздрогнул, не поднимая взгляд. Всё это время я старалась держаться холодно, чтобы не подставлять нас никчемными слезами, позволяла себе смотреть только искоса, чтобы быстро суметь оторваться от неприятно переменившихся любимых черт.