– Я на это смотрю спокойно.

– Спокойно?

– Не стоит бояться метели… – он улыбчиво посмотрел на Карлена. – Стоит бояться, что будешь в ней дрожать.

Карлен встал с земли и приосанился. Вдруг он перестал выглядеть по-детски, а на глазах возмужал. Он спокойно следил за жизнью деревни и наслаждался картиной дома. Когда он повернул шею, полковник увидел белую связку бус, выглядывавшую из под кителя.

– Что это? Девушка дала на память? – строго спросил полковник.

– У меня нет девушки. – холодно ответил Карлен.

– Ну тогда что это?

Карлен застегнул китель и поднял ворот, чтобы спрятать то, на что смотрел полковник.

– Ничего. – сказал Карлен, повернулся и ушёл.

Никакой дисциплины. Никакого чувства воинского единоначалия. Казалось, что Карлен не подчинялся.

Полковник пристально смотрел на юношу, теперь он понимал, с кем он разговаривал.

Он услышал подъем. Как сигнальный огонь, команда распространилась по палаткам. Горы, словно стены, стояли и не давали посмотреть на горизонт. Он стал шаркать по сторонам, смотреть и замечать, что земля очень плодородна. Она радовала изобилием нив, а борозда за бороздой вельветово расчертили всю землю. Во главе деревни стояла церковь. Прохладный ветер. Хрипло горло. До трясучки. И всю красоту нарушали колонны гигантских машин и танков

Выходной день. Александр сидел с Элей за столом и смотрел телевизор. Очередную сводку новостей. Эля уселась на коленках отца и рисовала. Рисование было её любимым занятием, особенно, когда она заболела, и Лев перестал с ней играть. Сам же Лев подружился с мальчишкой по имени Корнеид, который жил по соседству, его дверь находилась прямо напротив.

Диана вдруг начала ругаться на Александра. Она показывала на телевизор: «Переключи канал, сколько это можно смотреть при ребёнке». Отец, повинуясь, взял пульт и стал крутить. Наткнувшись на мультики, остановился, но Эля даже не обратила внимания. Зато Александр был пленён девичьей нежностью своей дочки. Не проходило и пяти минут, чтобы он вновь ни заарканил свой поцелуй в ее мягкую щечку. Эля была миниатюрной девочкой с каштановыми волосами, молочно-кофейной кожей и ореховыми глазами.

«Где Лев? – вдруг отец крикнул матери, на что она стала пожимать плечами и говорить что-то вроде. – В футбол, наверное, играет». Потом, как показалось Эле, отец выказывал недовольство и подозрение в том, что Лев его избегает и не разговаривает с ним. Отец махнул в сторону окна, и мама пошла к нему. Открыв, она посмотрела вниз, где бегали множество пацанов и со всей дури били мячом по стенке с нарисованными воротами. Грохот от этих ударов стоял похлеще, чем от множества одеял и ковров, которые выбивали в выходной день. Пыли этой было столько много, что было видно, как она проходит через открытое окно по лучу.

Не найдя Льва среди мальчишек, отец ударил кулаком по столу, взял соломенную корзинку, в которой обычно лежал хлеб, и стал ею трясти. Мать успокаивающим взглядом стала на него смотреть и что-то говорить, показывая глазами на Элю. Отец начал отнекиваться, да и сама Эля понимала, куда они клонят. Сходить в булочную – это зло в самом чистом виде. Им почему-то перестали продавать хлеб, мог его купить только Лев, да и другие такие же дворовые пацаны, которые бегали всюду. Все улицы, задворки, даже когда солнце находилось в зените, были заполнены сорванцами.

Тем не менее, без согласия Эли, единогласно было решено, что за хлебом пойдёт она. Мама на пальцах объяснила, что им нужна всего одна лепёшка, дала ей деньги и отправила за хлебом. Открывая дверь, Эля стукнулась с соседней, за которой показался Корнеид. Как же она его не любила. Эля его ревновала к своему братцу. Не посмотрев на него, она тут же убежала в своём фиалковом платьице. Корнеид увидел только, как за углом на прощание взмахнули её каштановые волосы.

Выбежав на улицу, она аккуратно пошла вдоль витрин, прячась от палящего солнца, перепрыгивая из тени в тень, под сенью прямоугольных навесов каждого магазина.

Дойдя до булочной, она вошла и оказалась в душном месте с коричневыми стенами, как и её кожа, а сам магазин был полон здоровенными дядьками в костюмах или в безрукавных рубашках. Она стала протискиваться через них к кассе.

Добравшись, положила пригоршню монет из своей потной ладони и показала на хлебную булку. Продавщица, на её взгляд не самая приятная женщина, удостоила её разве только своим фырканьем и с неприличной усмешкой показала ей на выход, а деньги забрала. Обомлев, Эля обернулась на сборище потных рубашистых мужчин, ища в их взгляде понимания к себе, но те одарили продавщицу одобрительным взглядом, та ещё за спиной умудрялась что-то говорить Эле в затылок.

Эля, удручённая положением, пошла обратно, но тут ей кто-то постучал пальцем по спине. Она обернулась. И кто бы это мог быть? Ещё один ей ненавистник – вот только ростом он поменьше. Корнеид руками ей показал остаться на месте, а сам ушёл, потерявшись за многочисленными брюками. Когда он вернулся, в руках у него были две лепешки хлеба, он с улыбкой стал протягивать одну. Эля, конечно, подумала, что это очередная насмешка, если бы не понимала, что Корнеид – это лучший друг брата, и тот бы не стал смеяться над его сестрой. К тому же его все стали дергать, чтобы он забрал оставшиеся монеты, но Корнеид демонстративно, одним мановением показал, чтобы сдачу она оставила себе. И тогда Эля почувствовала, что находится в его тени, где она ощущает приятный холод в любой жаркий день.

Домой они пошли вместе. Ну как вместе? Оба не поместились бы под узкой теневой дорожкой. Так что Корнеид шёл впереди, ну а Эля со своим хлебом и накуксившимся лицом сзади. Хотя сквозь это лицо процеживалась улыбка и взгляд признания.

Ближе к вечеру Лев и Корнеид захотели пойти в кино. Как только Лев собрался уходить, Александр велел ему взять сестру. Эля жутко застеснялась. Ей было неловко увидеть Корнеида после булочной, но отец настоял.

Шла Эля, как хвостик, как тень за двумя пацанами. Проходили они сквозь улицы, двора, мимо кафе и витрин с неоновыми вывесками, по тротуару, вдоль набережной, вдоль бесконечных серых балюстрад, за которыми волновалось море, чей шум приятно шершавил слух, а последние лучи солнца растрепались по морской спине рябью.

Кинотеатр был на улице. Перед полотном на поляне, испещрённой камушками, поставили белые стулья. Их быстро заняли зрители. Наши герои тоже нашли себе место. Лев и Корнеид сели рядом друг с другом, а Эля села со стороны последнего. Ну и что тут смотреть? Что можно понять? Даже обидно. Ведь ничего не услышишь.

На полотне был мужчина. Он был тореадором. Дрался с быками. Дрался с людьми на шпагах. Был неистов. А в конце спас свою любимую от бандитов, сразившись с главным врагом.

Пока шёл фильм, Эля успела замерзнуть. Корнеид ей нашёл плед, да и сам под конец приобнял. Эля была уже влюблена в героя своего дня – она тихо сидела, не замечая кино, уткнулась в его плечо и смотрела куда-то вдаль. Возвращаясь домой, её маленькие туфельки развалились на камушках, и Корнеид забросил её себе на спину. Они прошли вдоль набережной, мимо кафе и витрин с неоновыми вывесками, через темную дорогу в их круглый двор, мимо тутовых деревьев, на которых отливался редкий, лунный свет.

Пришли домой. Лев привёл сестру, а сам захотел с Корнеидом спуститься во двор, так как другие ребята позвали их играть в прятки. Лев уже хотел уходить, как Корнеид стал его уговаривать, чтобы Эля пошла с ними. Он всячески на неё посматривал, чтобы она поняла. Эля, как девочка с хорошим тоном, показала свою усталость, но не смогла отказать погулять с ними ещё, чего она, конечно же, очень хотела.

Родителей дома не было. Диана сидела где-то с подругами, а Александр – в закрытой беседке и играл с мужиками в карты. Их двор был круглым, в нем играли дети, сушили белье на веревках, по бокам росли тутовые деревья. Стояли фуры и машины. А играясь можно было наступить и размазать инжир. От деревьев даже сама ночь становилась фиолетовой и сладко душистой. Настоящий рай для детей.