У окна стоял истинный хозяин этого города – Роберт Магнифит. Он смотрел на свой старый дом – базилику, где теперь жил его враг. У печки лежали его жена и дочка – Кнара и Талия. Семья не так давно узнала о гибели Карлена. Талия уже успела выплакать все слёзы, а мать лежала, не спала, смотрела на своего мужа, дрожащего у окна.

«Кто ты такой, чтобы так ко мне относиться. Что я тебе сделал? Я – человек, который был вечно предан тебе. Твой верный сын. Я ни разу не сомневался в твоей власти, ни разу тебя не предал. Я всегда тебя прославлял. И чем ты мне оплатил? Какой славой я удостоился? Ты отнял у меня все: моего сына, моего наследника, мой дом, мое уважение и власть, данную мне моим отцом. Разве я просил об этой власти? Никогда. Я получил её по твоей воле и не противился. Я принял твою волю. А теперь твоя воля такова, чтобы унизить меня. Моя семья, мой народ в нищете и в страхе под тем, кто сейчас сидит в моем доме. В доме моего отца. В твоем доме. А что ты сделал с моим сыном? Убил его? За что? Уж он был справедливее нас всех вместе взятых. Это что, воля твоя? Да нет у тебя никакой воли. Без тебя здесь все решается. Слышишь меня? Без тебя. Сила правит – не ты. Сильный побеждает слабого. Ладно я. Ладно моя семья. Ты столько невинных принизил, а разбойников возвысил. Позволил им все это. Вот она воля твоя. Свершилась… я отрекаюсь от тебя. Нам с тобой больше не о чем разговаривать. Чтобы ты не делал, ты предал меня. Я тебе этого не прощу. Иди своей дорогой, и об одном тебя прошу – никогда больше не трогай меня. Так будет лучше. Да, так будет лучше».

Так думал про себя Роберт, смотря на храм у озера. Он не так давно пришёл домой. У окна он стоял и ждал покупку, которую заказала Кнара – её должны были привезти с минуты на минуту. Она считала, что так дома будет потеплее.

Роберт Магнифит был худым и высокий человек, в серых брюках и в широкой рубашке, заправленной в них. На плечах всегда висел пиджак. Рукава рубашки закутаны, обнажая загорелые волосатые руки. Длинные пыльцы упирались об подоконник. Щеки впалые, покрытые серой щетиной, скулы выразительные, подбородок длинный и треугольный. Волосы у него были темно-русого цвета, короткие по бокам, а наверху кудрявились.

Стук в дверь. Ну наконец-то принесли. Он уже думал, что обманут, а ведь жена, можно сказать, отдала последние деньги за них. Да и вещи не дешевые сами по себе. Он отворил дверь. Женщины сонно смотрели вполглаза на порог. В дом вошли двое мужиков и на своих плечах принесли два ковра, облокотив их к углу.

Когда они ушли, Кнара все-таки встрепенулась и подошла к мужу.

– Думаешь правильно, что купила их? Что-то мне все равно кажется, что это бесполезно. – сказал Роберт.

– Роб, лишними не будет. Я бы тут все обвесила, бог знает, чем угодно, лишь бы Талия не заболела за эту зиму. – ответила ему Кнара.

– Они хоть красивые?

– Посмотреть не разрешили, да они и единственные были. Привезли прямо с границы. Видимо там дела совсем плохи. Продают, что видят.

– Ну давай раскроем один.

– Только тихо. Пусть Талия спит.

Роберт положил руку на один из ковров и толкнул его. Ковёр упал плашмя на пол, издав человеческий стон. Роберт и Кнара встали, как вкопанные, у ковра. Звук был отчетливый. Они точно его слышали. Роберт принялся разворачивать ковёр и увидел в нем мальчика. Кнара от увиденного вскрикнула так, что проснулась Талия. Это был Лев Розари. Еле дышавший. Он лежал, хрипел и смотрел на них обоих. Талия подбежала к матери и схватилась за её ногу, поглядывая на Льва. Лев посмотрел в её зеленые глазки и пухлые щеки. У неё было темно-каштановое каре. Никого прекраснее чем она, он не видел. Находясь на пороге смерти, он влюбился с первого взгляда в её тревожный взгляд. И передумал уже умирать.

Роберт рывком приблизился ко Льву, взял его за плечи и приподнял к себе. Лев был не в силах держать даже шею – его голова свисала назад, а изо рта еле вырывался хрипящий стон.

Роберт стал его трясти.

– Парень! Слышишь меня? – Лев немного собрался с силами, приподнял голову и посмотрел на него. – Ты меня понимаешь? Как ты сюда попал?

Лев стал что-то говорить своим хрипящим голосом, но буквы тонули в словах от голода и душевной боли, будто слезы внутри стремниной залили всю гортань.

– Отец… – вдруг его глаза резко вспыхнули, выпучились и врезались в Роберта, – сестра… другой ковёр… ковёр.

Роберт сначала и не сразу понял, что он хочет сказать; но Кнара друг воскликнула: «Робер, в другом ковре!» Они оба схватились за него и положили рядом со Львом, стали разворачивать и увидели Элю.

– Девочка… – нежно проговорила Кнара. – Маленькая, красивая… посмотри, Роб, совсем как наша Талия.

Эля открыла свои ореховые глаза, и в них будто влажный месяц сверкнул. Такой живой красоты был оттиск её глаз, сразу проникший в души Роберта и Кнары.

– Роберт, надо их обоих в постель и накормить чем есть. Быстрее! – скомандовала она.

Роберт по очереди поднимал их и клал на раскладушки. Кнара их укутывала тем, что попадалось под руку. Талия пыталась помогать суетившейся матери. Кнара поставила на печку кастрюлю с варёной картошкой. Она была дородной женщиной с сильными руками, нежной кожей и собранными черными волосами.

– Ну вот, могу даже размять её, чтобы легче пошло. Талия, налей молока по стаканам, пусть пока остынет немного.

Она стала бегать вокруг детей. Они не спали, их веки дрожали, а глаза пытались сноваться по всей комнате. Кнара все пыталась потрогать их лбы. И рукой, и губами, и щекой прильнёт, лишь бы хоть что-то почувствовать и понять. Она села рядом с Элей, стала её гладить по голове, заметив, что она не спит, стала с ней говорить.

– Какой волос у тебя красивый. Какая девочка аккуратная вся. Не одно мужское сердце разобьешь. Вырастишь красавицей, да? А глазки какие. – Эля ей улыбнулась, и Кнара ещё пуще заулыбалась её красоте. – А как тебя зовут?

– Её Эля зовут. – вдруг сказал Лев, у него немного стали появляться силы.

– А тебя как зовут? – спросил Роберт.

– Меня Лев.

– Откуда вы? – резко спросил Роберт.

Кнара сразу зашипела на мужа.

– Роберт, сейчас не время!

– Подожди, я должен знать.

– Мы из Красного города.

– Как вы оказались в ковре?

– Наш отец нас в них положил.

– А где сейчас ваши родители?

Лев задумался.

– Я не знаю. Папа положил нас в ковёр и сказал, чтобы молчали, потом были звуки, потом я почувствовал, что меня подняли… а потом не помню.

– Роберт, оставим их?

– Даже не знаю. Девать мне их некуда. Но мы не прокормимся в таком количестве. Пока пусть остаются, потом посмотрим.

– Да? – повернулась Кнара к Эле. – Поживём вместе? Молчаливая такая, улыбаешься мне и все.

– Она немая. Не разговаривает совсем и не слышит. – предупредил Лев.

– Немая? – задумчиво проговорил Роберт, резко повернув голову к окну.

Будто сам себе Роберт задал этот вопрос. Сумерки сгущались, отбрасывая красные квадраты от заката на тёмные стены. На потолке дёргалось жёлтое пятно от печки. И вдруг зазвенел монотонно колокол на площади. Роберт и Кнара встрепенулись, подняли головы, глазами бегали по квартире, будто искали призрака в комнате. Они замерли, будто хотели увидеть само пространство. Колокол все звенел.

У Кнара выступили слезы.

– Роберт, это он. Это он!

Роберт с корточек ринулся, взял дубленку и выбежал из квартиры. Кнара занервничала, дала дочери наказ, чтобы не отходила от Льва и Эли, и, накинув куртку, побежала за мужем.

Люди стали стекаться к базилике с радостными возгласами. Роберт выбежал на улицу в одной рубашке, держа дубленку в руке, сжимая её. Он бежал по замёрзшей грязи. Хрустя ногами по палым листьям, заиндевевшим и съёжившимся. Он окунулся в общую толпу людей, ведомых колоколом. Добежав до площади, люди стали создавать полукруг в окрест колокола.

Добежав, Роберт стал всех расталкивать, чтобы войти в круг. Люди его пропускали, завидев через плечо. У него быстро билось сердце. Ноздри раздулись. Руки устали и ныли. От частого дыхания горечь поселилась в горле. И вот он выскочил в центр. И только сейчас заметил: люди замолчали, колокол перестал звенеть. А перед ним стоял священник, держа за руку мальчика. Священник начал говорить.