Грянул чуть-чуть дребезжащий старенький орган, запели хористы, с каждой строкой знакомой всем песни к ним присоединялись всё больше и больше прихожан. Близилась полночь.

***

Что может быть более мирным, чем рождественская ночь? Внизу в гостиной уже дожидались целые горы подарков в разноцветной фольге, уложенных там Изабелл и Маргарет, как только остальные ушли спать. На улице даже шёл снег, что, впрочем, вовсе не было необычно для этого района Шотландии. Ветер, завывавший на улице, не проникал сквозь хорошо утепленные ватой и магией оконные рамы и не тревожил обитателей коттеджа, но зато убаюкивал их в такую особенную ночь года. Все были спокойны, все засыпали крепко, как только счастливая от праздничных хлопот голова касалась подушки. Дети с нетерпением ожидали завтрашних подарков, а взрослые — той непередаваемой детской радости и счастливого осознания того, что это было их рук дело.

Минерва тоже уснула почти сразу, и кажется, даже видела какой-то приятный сон о том, что ей снова было пятнадцать и ей снова вручали значок старосты и как она гордилась этой ответственностью и изо всех сил мечтала оправдать ожидания профессора Дамблдора. Трудно было поверить, что на самом деле это было почти двадцать лет назад, а теперь и она сама была учительницей. Что же, разве не говорили ей в детстве, как невероятно быстро летит время и как она ещё будет жалеть о том, что так беспечно позволяла ему утекать сквозь пальцы… Эти наставления Минерва вспоминала, наполовину проснувшись, в комнате освещенной лишь полной луной, с трудом осознав, что видела сон и не зная, отчего же она проснулась.

Это странное состояние продолжалось ровно до тех пор, пока весь дом не пронзил полный боли высокий крик.

Минерва вскочила с постели ещё до того, как вопль успел резко оборваться, будто издававший его захлопнул рот так, что стукнули зубы. Она только успела накинуть на плечи байковый халат и босиком бросилась из комнаты в коридор. Теперь она смутно догадывался, что именно этот звук вырвал её изо сна несколько минут назад, но прекратился также быстро, что она не успела осознать, что слышала его наяву.

В коридоре она столкнулась с Кейтлин, тоже выбежавшей из соседней комнаты с палочкой наперевес и целеустремленным выражением опытной целительницы на лице. Чуть отстав, за ней следовал ещё совсем заспанный Бродрик, а из другого конца коридора приближалась ещё одна светлая фигура — без очков Минерва смогла узнать мать в ночной рубашке, только когда та подошла совсем близко.

— Что это было? — тревожным шепотом спросила Минерва.

Никто не мог ей ответить. Тут из-за одной из дверей снова раздался шум — но на этот раз не пронзительный крик, а приглушенный стон, гораздо тише, чем в прошлый раз. Это была комната, которую делили мальчики, и Кейтлин решительно ворвалась внутрь, а остальные поспешили следом за ней.

— О великий Мерлин! — вскрикнула Минерва и бросилась к одной из узких кроватей, на которой, изо всех сил стараясь стараясь не стонать, изгибался от боли Северус Снейп.

Он был смертельно бледен и, кажется, толком не осознавал происходящего вокруг, только прижимал правую руку к груди, закусывал губы и извивался в каком-то почти судорожном приступе. Рядом с его кроватью стоял Гэвин в одних пижамных штанах и беспомощно переводил огромные от страха глаза с нового приятеля на родителей и бабушку.

— Что случилось? — спросила сына Кейтлин, но сама уже подошла ближе к извивающемуся от боли юноше и принялась одно за другим накладывать диагностические заклинания.

— Не знаю, — пробомотал Гэвин, — мы только недавно заснули, а потом он вдруг закричал.

Минерва схватила своего студента за руку и теперь крепко сжимала её, предоставляя целительнице делать своё дело. В голове её роились сотни вопросов, но над всеми ними поднималась мысль о собственной вине. Она до сих пор понятия не имела, что случилось, но почему-то была полностью уверенна, что могла бы это предотвратить, стоило ей обратить на мистера Снейпа чуть больше внимания в последние пару дней, стоило ей настоять на том, чтобы он всё-таки рассказал ей о случившемся в ноябре…

Несмотря на полное смешение в голове, она сохраняла на редкость ясный ум, как и было ей свойственно с рождения. Краем глаза Минерва заметила, как её мать предусмотрительно наложила на дверь комнаты заглушающее заклинание, надеясь не разбудить остальных спящих в доме, как Бродрик обнял сына за плечи, придавая ему уверенности и одновременно оттесняя чуть дальше от кровати Северуса, что дать своей жене пространство для лечения.

Кейтлин же продолжала колдовать, но как будто не могла понять, что именно было не так, накладывала одно заклинание за другим и никак не могла найти в сверкающих диаграммах результатов хоть что-то знакомое…

— Мистер Снейп, Северус, — от всепоглощающей тревоги Минерва готова была в первый раз в жизни забыть о субординации, — вы слышите меня? Вы можете сказать, что произошло? Северус, пожалуйста, ответьте мне!

Вопреки её пессимистичным ожиданиям, он действительно открыл зажмуренные до этого глаза и посмотрел на неё весьма осмысленно, а потом открыл рот и слабым, прерывистым голосом выговорил несколько забористых ругательств. Облегчение, которое Минерва почувствовала от звука его голоса, на этот раз не кричавшего в агонии, а вполне четко выражавшего пусть и очень грубую мысль, не позволило ей отругать его. Но он так и не объяснил, отчего кричал, может потому, что сам толком не знал, может был не в силах.

— Я… Мерлин, я никогда ещё такого не видела… — прошептала Кейтлин.

— Ты не знаешь, что с ним? — резко спросила Минерва продолжая сжимать ледяную, мокрую от пота узкую ладонь подростка.

— Я вижу только, что это темная магия, но какая… Я педиатр, я не разбираюсь в темномагических поражениях.

Минерва встала, не зная, зачем, но готовая сделать всё, что понадобиться, чтобы помочь ему.

Стоило ей отпустить его руку, как мистера Снейпа скрутил очередной приступ боли. Он резко перекатился на бок и почти согнулся пополам, из искусанных губ вырвался наполовину крик, наполовину поскуливание, обе руки теперь были в защитном жесте прижаты в груди. Только тут Минерва заметила, что та ладонь, которую он с самого начала прижимал к себе, была испачкана чем-то тёмным. В свете полной луны на тёмной футболке, заменявшей ему пижаму, не было видно пятен, но, стоило только как следует присмотреться, и стало понятно, что и ладонь, и футболка на левой стороне груди были испачканы кровью.

— Бродрик, помоги мне раздеть его! — приказала Минерва, и не дожидаясь брата попыталась разогнуть сведенные судорогой боли тощие руки, что увидеть, откуда шла кровь.

Бродрик оставил сына и подошёл поближе. В этот момент закончился очередной короткий приступ, молодой человек обессиленно размяк на кровати. Пока Бродрик с лёгкостью приподнимал хрупкое тело за плечи и поддерживал в сидячем положении, Минерва невольно убрала со лба насквозь мокрые от пота неопрытные пряди чёрных волос и не смогла сдержаться и не провести ласково по белой как снег щеке. Кейтлин с помощью мужа сняла с него футболку и с новыми силами принялась за целительские заклинания.

За их спинами ахнула Изабелл, оставшаяся чуть позади от всех, чтобы не лезть под руку. Минерва прекрасно понимала её, хотя никогда не считала себя женщиной с хрупкой конституцией. В первую секунду её, как ни странно, поразила его чрезмерная худоба — но чему было удивляться, крепким сложением он никогда не отличался, а в последние месяцы она далеко не каждый день видела мистера Снейпа в Большом Зале во время еды. Но болезненно выпирающие ребра и чахоточная впалая грудь были наименьшими из его проблем. На левой стороне груди, чуть выше сердца, красовалась воспаленная, даже на вид горящая рана длинной больше ладони.

Кейтлин встрепенулась и тут же сказала, что с этим она справиться, принялась колдовать.

— Мама, принесите, пожалуйста, горячей воды и бинтов, и несколько чистых полотенец, — попросила она Изабелл, которая с коротким кивком вышла из комнаты.