— Но у тебя ведь уже есть какие-то догадки? — продолжила настаивать Ниса. — Я по лицу вижу, что есть.

Я раздраженно дернула уголком губ.

— И какое же у меня лицо?

— Лицо человека, который осознал всю глубину и широту грядущей проблемы, но еще не знает, как к ней подступиться.

Спорить с подругой, убежденной в своей правоте, было бесполезно.

Но её уверенность была не безосновательной.

— Когда мы посетили соседскую квартиру в первый раз, — начала я со вздохом огорчения, — вернее, когда внеслись туда на всех порах, горящие желанием вставить детишкам нравоучительные пистоны…

— Ты внеслась, — решила уточнить подруга. — И ты горела.

— Окей, я внеслась, — быстро согласилась я. — В общем, у них там были разные магические предметы.

— Ты уже об этом говорила, — припомнила Ниса. — Буквально недавно.

— И говорю об этом вновь, — начала раздражаться я. — Потому что это важно.

— Думаешь, во всем виноваты детишки? — уловила Ниса направление, к которому я вела.

— Что если, — я подняла больной взгляд на подругу, — они вызвали её, как когда-то вызвали мы?

— Хочешь сказать, — начала подруга неуверенно, словно пытаясь удостовериться, что она все правильно услышала, — они вызвали Пиковую Даму? И она пришла?

— Она — не Пиковая Дама! — не выдержала я, ударив кулаком по столу.

— Хорошо, хорошо, — тут же примиряюще замахала руками подруга. — То есть, они позвали тень — и она пришла?

— Пришла, — горько подтвердила я. — И завладела телом девчонки с цветными волосами. Вспомни, что сказала Морин. С детьми проще, кроме того, если наша версия верна, и не все из детишек являются людьми, то из-за наличия врожденной магии ритуал действительно мог сработать.

— Хорошо, допустим, — начала раскачиваться подруга на табуретке, противно скрипя ножками. — Подростки начали проводить ритуал по вызову… чего-то. Обычно обыватели вызывают какого-нибудь духа, это самая неоригинальная идея из всех возможных, но самая популярная. Далее засевшая в твоем зеркале тварь это услышала, и явилась на зов. Вторглась в тело девчонки… а что дальше?

— А что дальше? — эхом откликнулась я, чувствуя, как ко мне на когтистых лапах подкрадывается мигрень.

— Как ребенок оказался здесь, в квартире? Дверь была заперта, когда мы уходили. Ты лично запирала замок. А когда мы вернулись, она все еще была заперта! Я не думаю, что тварь способна перемещаться сквозь стены, находясь в чужом теле, Ди. Дальше новый вопрос: кто и, главное, зачем устроил погром в квартире? Нет, что-то тут не складывается.

— Не знаю, — я остервенело потерла начавшие ломить виски. Дурнота накатила очень быстро. Быстрее, чем обычно. Быстрее, чем я предполагала. — Сейчас не могу об этом думать. Голова болит.

— Тебе надо лечь, — решила за меня подруга. — Ты какая-то бледная. И взгляд у тебя какой-то странный, мутный и дурной.

— Да, — согласилась я вяло, чувствуя, как силы покидают с каждым вздохом и глаза все трудней удерживать открытыми. — Надо лечь.

В то время, как я пыталась рассмотреть мир сквозь маленькие щелочки настойчиво закрывающихся глаз, подруга подхватила меня за талию, вынуждая подняться, и куда-то повела. Ощущала я себя при этом странно, двойственно, как если бы находилась одновременно в двух мирах — в мире сновидений и в мире яви. Как если бы я уже уснула, но при этом какой-то маленькой, все еще бодрствующей частичкой себя, цеплялась за реальность.

— Ложись, — тихо проговорила, вернее, почти прошептала подруга, опуская меня куда-то вниз.

Я ощутила под собой мягкость подушек и пружинистость матраса, а следом сверху легло нечто пушистое, очень мягкое на ощупь, успокаивающее.

— Спи, — напоследок прошептала подруга, поцеловав меня в лоб.

А дальше — мягкое шуршание удаляющихся шагов, аккуратно притворенная дверь и тьма, в которую я провалилась как в пропасть.

Это было странно.

Все, что я видела, было странным. Неестественным, словно вывернутым наизнанку. Чрезмерно выпуклым и выгнутым. Опасно надломленным и грубо насмешливым, словно этот мир конструировал злой чародей, использовавший всё исковерканное, уродливое, порочное, мутировавшее.

Картинка казалась очень четкой, слишком четкой и слишком яркой, до того яркой, что от этой яркости заболел не только мозг, но даже сам череп. Сознание фиксировало всё, что видели глаза, но какими-то урывками, как будто кто-то пытался сделать нарезку из паршивого низкокачественного видео, а после начал прокручивать её в моей голове, все еще пребывающей в состоянии удушающего оцепенения.

С трудом подняв руку, которая вдруг стала ощущаться тяжелее камня, я потерла глаза. А потом еще раз потерла. И еще раз.

И…

Нет. Наваждение не исчезло, странный мир остался на месте, и я по-прежнему была в нем.

Я стояла перед водоемом, вырытым словно прямо во тьме. В водоеме, нелепо водя в воздухе руками, наподобие погруженных в пьяный экстаз вакханок плескались обнаженные девушки. Все как одна — невероятно прекрасные, словно сошедшие с полотен художников-романистов. Вокруг них, держась у кромки водоёма, собрались в круг мужчины с лицами, словно вылепленными древнегреческими скульпторами, что делало их, как и девушек, друг от друга неотличимыми. Единственными, кто выбивались из этого хоровода идеальной красоты, были жуткие существа, на которых, размеренно покачиваясь на воде, сидели верхом мужчины и которые, несмотря на весь свой ужасающий вид, вносили неожиданно приятное разнообразие.

Каждый монстр был особенным.

Так, ближайший ко мне мужчина держал под узды что-то, походившее на чудовищных размеров пиранью с челюстями на выезд. Тонкие, длинные и очень острые зубы, больше напоминавшие шипы, опасно торчали во все стороны, как иголки у дикобраза. Кроваво-красные глазки кровожадно поблескивали, голодно глядя на девушек и провожая взглядом каждое движение красавиц.

Другой мужчина восседал на существе, напоминающем дельфина, только в отличие от привычных млекопитающих, этот имел два хвоста, каждый из которых нервно бил по поверхности воды, поднимая в воздух фонтаны брызг, а также два носа, словно насильно, скорее всего, в результате травмы, вывернутых вверх и одновременно горизонтально сплюснутых. Из-за этого грубая, темно-синяя кожа на вытянутой морде собралась в покрытую красными трещинами гармошку. По бокам, позади грудных плавников, истекали черной жидкостью глубокие алые борозды, кажется, нанесенные чем-то вроде оснащенного гвоздями хлыста.

Рядом с дельфином покачивалась на воде черепаха, у которой из каждого отверстия в панцире торчало по три лапы. Каждая лапа была покрыта поблескивающей мутно-серебристой чешуёй, больше похожей на броню, чем на естественную кожу. На панцире имелись бугорки разных размеров, некоторые венчали шипы, другие были абсолютно гладкими, даже отполированными, словно там тоже когда-то были острые наросты, но потом их почему-то спилили. Морда у черепахи была крупнее, чем у коровы, с широкой пастью, несколькими рядами желтых неровных зубов и одним глазом, расположенным строго посередине гладкого лба. Глаз был огромным, черным, с серым третьим веком и медленно моргающий, словно чудище вот-вот уснет.

Следом за черепахой расположилось что-то, в чем я лишь спустя несколько мгновений тщательно напряжения зрения распознала морскую звезду. Она была чудовищных размеров, наполовину выглядывая из воды в вертикальной позе, удерживая равновесие за счет нижних отростков. Наездник звезды находился у самого верхнего красного кожистого «луча», который был рассечен напополам и позволял мужчине сидеть в нем, как в кресле. По бокам звезду обрамляли непрерывно шевелящиеся и трущиеся друг о друга молочно-белые, тонкие, словно ниточки, наросты. Органы зрения у звезды отсутствовали, зато в центре имелось оснащенное полупрозрачными присосками отверстие, постоянно открывающееся и закрывающееся. Присоски синхронно с этим действием втягивались внутрь и вытягивались, явно пытаясь дотянуться до девушек. Те, в свою очередь, как будто и не замечали, что окружены чудовищами, продолжая соблазнительно извиваться под слышимую только им музыку.