– Тебе на себя не плевать, а как ему в школе учиться с такой семьей – побоку.

– Да ладно? – Лев как-то неестественно рассмеялся. – Разве не это было первым, что я сказал тебе, когда ты принимал решение?

– Я тебе уже говорил. – Голос у Славы стал металлическим и будто чужим. – Еще раз поднимешь эту тему в таком контексте – и мы уйдем.

Лев ничего не ответил. С минуту стояла напряженная тишина.

Ее нарушил Слава.

– Я должен был принять какое-то другое решение? Оставить его своей сумасшедшей мамаше? Или, еще лучше, государству? Чтобы через десять лет он даже на порог моего дома не ступил, потому что я пидор?

– Дверь открыта.

– Мне насрать.

Они снова замолчали. Я в соседней комнате сидел не шевелясь, почти не дыша.

– У него огромный потенциал, – наконец сказал Слава. – Я никому не позволю сделать из него быдло с «Жигулевским» в руках.

Лев, кажется, усмехнулся.

– Именно такая судьба его ждала бы, если бы я принял любое другое решение. – Этой фразой Слава будто поставил точку в разговоре.

После разговоров о переезде я больше не слышал. Не знаю, как им удалось найти компромисс, но первое сентября для меня наступило в России.

Первого сентября я с тоской смотрел на себя в зеркало: причесанный, в аккуратном костюме и вычищенных ботинках, я напоминал английского мальчика начала двадцатого века. Поняв, что так мне придется выглядеть каждый день, я решил, что не хочу ходить в школу.

Мне было слишком тревожно. Я чувствовал себя секретным агентом перед опасной миссией.

Слава повернул меня к себе и присел передо мной на корточки. Сказал:

– Давай повторим еще раз?

Я устало согласился.

– С кем ты живешь? – спрашивал он.

– С папой.

– Где твоя мама?

– Она умерла.

– Как зовут твоего папу?

– Лев.

– Мики, нет. – Слава выглядел уставшим и раздосадованным. – Соберись. Ты должен отвечать «Слава». Мое имя. Только мое. Потому что именно у меня родительские права, помнишь?

– Помню… – отвечал я, потирая глаза.

– Как зовут твоего папу?

– Слава.

– Вы живете вдвоем?

– Нет.

– Да! Мы живем вдвоем! Да что с тобой?!

– Я устал! – крикнул я в ответ. – Мы все утро учим эти правила!

Слава вздохнул. Он взял мои руки в свои и сказал:

– Я знаю, что тебе надоело, но это правда очень важно.

Я выдернул свои руки.

– Не хочу врать.

– Мики…

– Это плохие правила.

– Но ты должен их соблюдать.

– Это дурацкие, глупые правила.

– Других у нас нет, – негромко произнес Слава.

– Я же сказал: не хочу врать.

– Да, но до этого ты согласился.

– Вы – вруны.

Слава тяжело вздохнул и поднялся. Он зашел в зал, а я так и остался стоять в коридоре. Услышал, как он негромким, но раздраженным шепотом сказал Льву:

– Иди и сам с ним договаривайся. Мне надоело одному за это отвечать.

– Просто оставь его в покое. Ничего он никому не скажет.

Пока мы шли до школы, Слава действительно больше не заставлял меня повторять ответы на вопросы. Но он не говорил и ничего другого, и я чувствовал, что он злится на меня. Я тоже на него злился, особенно за то, что он сильнее и я даже не могу побить его, когда он меня бесит.

Нас обгоняли целые семьи. Все они выглядели примерно одинаково: в центре шел первоклассник, разодетый так же глупо, как я сам, с цветами в руках, а вокруг него – еще человек шесть: мама, папа, старшие братья и сестры, бабуля с фотоаппаратом. Иногда они отставали от нас, потому что останавливались сфотографироваться возле какого-нибудь дерева.

А мы шли вдвоем, и у нас не было цветов, и фотоаппарат Слава брать не стал. Про цветы он сказал, что это глупо, а про фотоаппарат – что у него нет настроения. Он любил делать только особенные снимки, а фотографироваться абы где не любил. К тому же сюжет «Первый раз в первый класс» казался ему ужасно скучным.

Когда я подошел к школе и увидел галдящую толпу одинаковых черно-белых детей, первое, что мне захотелось сделать, – спрятаться за ногу Славы. Правда, за два года я покрупнел, и его ноги перестали быть надежным укрытием.

Слава, будто почувствовав мой порыв, подтолкнул меня вперед – к детям. Молодая учительница, возвышавшаяся над нами, велела всем разбиться на пары и встать в строй.

Дети тут же принялись хватать друг друга за руки и выстраиваться паровозиком, будто репетировали заранее. Только я, ничего не понимая, стоял один, в стороне, и ни к кому не пытался подойти.

Сзади меня кто-то одернул. Я повернулся: незнакомая пожилая женщина поставила рядом со мной какую-то девочку.

– Мальчик, ты один стоишь? Вот и хорошо, вставай с Леночкой, а то мы опоздали.

Леночка, в отличие от меня, ничуть не смущалась и вцепилась в мою руку мертвой хваткой. Я сделал слабые попытки освободиться, но Леночкина ладонь была непобедима. С нескрываемой паникой я обернулся к Славе.

Он, кажется, еле сдерживал смех, и в его взгляде читалось что-то вроде: «Земля тебе пухом, парень».

Обреченно вздохнув, я смирился со своей участью и повернулся к Леночке. Она была похожа на любую другую девочку в тот день: с двумя белыми бантами на высоких, торчащих в разные стороны хвостиках, в белой блузке, белых колготках, белых сандалиях и черной юбке. А я был похож на любого другого мальчика. Мы вдруг все стали одинаковыми, и меня это напугало.

Но Леночка выглядела счастливой. Она улыбалась широко-широко и смотрела по сторонам.

Когда учительница повела нас внутрь школы, Леночка сказала мне с восторгом:

– Вот уже и первый класс, да?

Я не понял: вопрос это или что?

Сказав это, она продолжила смотреть на меня, и я запаниковал: может, я должен что-то ответить? Если да, то что? Что принято говорить в таких случаях? Она все еще смотрит на меня. Что делать? Я веду себя странно. Сейчас она поймет, что я странный, что у меня два папы, она всем расскажет. Надо сказать что-нибудь!

– Да, – ответил я.

Леночка покивала.

Кажется, все в порядке.

– Моя мама не смогла прийти, – снова заговорила она. – Потому что сегодня работает.

Может быть, мне просто кивнуть?

Я кивнул.

– Поэтому я пришла с бабушкой.

Нужно сказать, что у меня тоже есть бабушка. Тогда она подумает, что я такой же, как она.

Но Леночка спросила:

– А ты с кем пришел?

О боже. Вот оно. Правила.

– С папой, – ответил я.

– М-м-м.

И все? М-м-м? Она больше ничего не спрашивает…

Но в правилах было много вопросов.

– Его зовут Слава, – сказал я сам.

Леночка посмотрела на меня со странной улыбкой.

– Мы живем вдвоем.

Опять странная улыбка. Но я же сказал всё как нужно?

Она отвернулась. Я обрадовался: возможно, она больше не захочет со мной разговаривать.

В классе мы сели за вторую парту третьего ряда – вдвоем. Я размышлял, можно ли как-то отделаться от Леночки или наш союз уже навсегда?..

Учительница начала поздравлять нас с новым этапом в жизни и рассказывать, что мы уже совсем не те, что были раньше. Стал ли я «не тем»? Возможно, я ведь немного вырос. Когда она сказала, что хочет всем задать очень важный вопрос, я мысленно взмолился: только бы не спросила про родителей.

Но она спросила:

– Есть среди вас кто-нибудь, кто не умеет читать?

Читать не умели три человека. Среди них был Илюша – тот, который с собачьим бешенством. Мне совсем не понравилось, что мы попали в один класс: вдруг он всем расскажет, что я трус? То есть на самом деле я не трус, но он наверняка всем именно так и скажет.

– Как тебя зовут? – шепотом спросила Леночка.

– Мики, – так же шепотом ответил я.

– Что за странное имя? – Она так хихикнула, что у нее забавно сморщился нос.

– Нормальное имя, – буркнул я.

– Нет, странное.

– Тебя вообще зовут Леночка.

– Не Леночка, а Лена, – обиделась она. – Леночкой бабушка называет, а ты не называй, понял?