Я старался никуда не смотреть, уткнувшись в колени, и вернулся к реальности, только когда почувствовал, что меня подняли в воздух. Потом обнаружил, что сижу на руках у Льва.

– Все хорошо, – неожиданно ласково сказал он мне. – С тетей все хорошо. Пойдем посмотрим.

Он подошел к носилкам, на которых женщину загружали в машину. Она была в сознании и, кажется, даже слегка мне улыбнулась.

Санитары захлопнули двери, отделяя ее от нас.

– Мужчина, а вы что, не поедете? – спросила у Льва та женщина, которая протащила меня через толпу.

– Зачем? – не понял он.

– Это же ваша жена!

– Это не моя жена! – ответил он странным тоном, будто нет ничего хуже, чем быть мужем такой женщины. Понимаю, я бы тоже не хотел жену, которая прыгает под автобусы.

– А чего вы тогда с ней сидели?

– Я просто врач.

Какое-то время мы шли домой молча. А потом из меня посыпались вопросы:

– Ты ее спас?

– Просто убедился, что она не пострадала слишком сильно.

– Врач – это как спасатель? Ты можешь спасать людей? Ты можешь сделать так, чтобы люди не умирали? А как стать врачом? Я тоже хочу спасать! Если кому-то станет плохо, я тогда смогу ему помочь? А ты от чего угодно можешь спасти?

Я бежал рядом с ним вприпрыжку, перевозбужденный от случившегося. Тогда я и посмотрел на Льва по-другому. Он же… Он же… Как Супермен!

Дома, прямо с порога, я накинулся на Славу со своими впечатлениями и затараторил что-то бессвязное:

– Представляешь! Мы шли! А там автобус! И тетенька пошла! Хотя был красный! Я тоже чуть не пошел! Но я не пошел! А потом все завизжало! И бах! Она упала! А папа!..

От неожиданности я оборвал сам себя и молча уставился на Славу. Он слышал, что я сказал? И почему я это сказал?

Слава помог мне. Невозмутимым тоном он спросил:

– Ну? Что сделал папа?

– Он спас ее… – только и ответил я.

То, что первым прозвище «папа» получил Лев, стало неожиданностью для всех, включая меня самого. Впрочем, он действительно был больше похож на папу, чем Слава. Старше, серьезнее, носит костюмы, придумывает режим дня, контролирует поедание сладкого и ведет себя просто невыносимо.

Слава же, которого я обожал по умолчанию и которому не пришлось бороться за мою любовь, столкнулся с другой проблемой: очень сложно отделаться от роли «старшего брата». Между нами было шестнадцать лет разницы и воспоминания о том, как он разрешал мне все-все-все в отсутствие мамы. В двадцать один год ему было тяжело резко занять серьезную позицию и сменить роль брата на роль отца, а мне – начать воспринимать его по-другому.

Мы часто играли в сообщников – когда я утягивал лишнюю конфету из буфета, а он наблюдал за этим испытующим взглядом, я просил:

– Давай только папе не рассказывать?

Он соглашался:

– Давай.

Но однажды, вступив со мной в сговор, Слава вдруг резко передумал:

– Нет, давай все-таки расскажем.

Тогда я обиделся на него, но сейчас думаю, что это был не столько отказ от моей просьбы, сколько отказ от позиции «брата». Так он сделал первый шаг к роли отца.

Но шагов впереди было еще много. Даже когда первый год нашей жизни втроем подходил к концу, я все еще называл Льва папой, а Славу – Славой. И хотя мы понемногу становились похожи на настоящую семью, чувство, что что-то не так, не покидало меня.

И не только меня. Казалось, мы все жили с этим ощущением, делая вид, что всё в порядке.

Но в первый раз реальная жизнь постучалась к нам на мой шестой день рождения. Она пришла в гости в облике бабушки.

Льва в тот день дома не было – он дежурил на работе. Пока я в своей комнате копался с новыми игрушками, бабушка вполголоса разговаривала со Славой в зале.

– Сколько вы еще собираетесь жить вместе? – спрашивала она. – Вы же взрослые люди, а не студенты…

– Да хватит об этом, – устало прервал ее Слава.

– А почему хватит? Ну сколько вы уже так живете? Ладно ты, но в его-то возрасте пора уже иметь семью и детей. А он сам не заводит и тебя тормозит, ты же даже девушку привести домой не сможешь.

– Какую еще девушку?

– Вот именно, что никакую. А если бы не он, какая-нибудь уже была бы.

Тогда у меня мелькнула мысль подойти к бабушке и успокоить ее, сказать, что все хорошо, семья уже есть и она может не переживать об этом. Но что-то внутри меня подсказывало: это плохая идея. А «что-то не то», давившее на меня весь год, вдруг задавило сильнее. Смутно я почувствовал, ощутил, что это – та самая реальность, о которой говорил Лев, и что я вот-вот с ней столкнусь.

– Как всегда… – Бабушка заговорила на тон выше. – …Вместо того чтобы подумать о будущем, ты опять занимаешься какими-то глупостями. Нормальные люди так не…

– Хватит! – рявкнул Слава.

Бабушка притихла. Я тоже – это было неожиданно.

Слава продолжил:

– Я больше не могу. Всю жизнь, с самого детства, я это от тебя слушаю! Да хватит с меня! Я живу не «вместо», а так, как хочу! Так, как ты себе позволить не можешь! Лучше тебя! Ясно?!

Уходя, бабушка сказала Славе, что разочарована в нем. Что он рушит планы семьи и вырос никудышным. Слава раздраженно поторапливал ее, держа дверь открытой:

– Уходи уже…

– Вот он вырастет и будет разговаривать с тобой так же, как ты со мной, – пообещала она на прощание.

Я смотрел на Славу из своей комнаты, и он казался очень уставшим, будто перед этим долго и тяжело работал. Вернувшись в зал, он лег на диван.

Я вышел из своего укрытия.

– Слава, – негромко позвал я, подходя ближе.

Он повернул голову в мою сторону и протянул ко мне руки. Угодив в его объятия, я спросил:

– О чем она говорила?

Помолчав, Слава сказал:

– Раньше люди думали, что наша планета плоская.

– Когда еще не было науки?

– Да. Очень давно.

– Ого…

– Но были ученые, которые старались доказать, что Земля имеет форму шара. Другие люди с ними не соглашались и очень их не любили. Под угрозой казни их заставляли отказываться от своих взглядов.

– Почему, если они были правы?

– Потому что они говорили непривычные и непонятные вещи. Другим людям оказалось тяжело принять то, чего они не понимали. Даже если ученые говорили правду, народу было проще их убить, чем изменить свои взгляды.

– Ого-о-о… – снова протянул я.

– Но так было всегда. Это работает веками. Помнишь, мы смотрели фильм «В погоне за счастьем»?

– Ага…

– Там были чернокожие актеры. Еще совсем недавно люди с таким цветом кожи и шанса не имели стать актерами. В Америке они были рабами.

– Это как?

– Их не считали за людей. Люди с белой кожей, как у нас, заставляли их работать на себя, били, могли сделать с ними все что угодно.

Я слушал Славу, открыв рот. Для меня эта история про нравы прошлых веков звучала как злая сказка…

– Но почему?

– Только из-за другого цвета кожи, он им был непривычен. Так и с теми учеными. И еще со многими вещами в мире. И с нами.

– А с нами что? – удивился я.

– Большинство мужчин любят женщин, а большинство женщин – мужчин. Большинство родителей – это мужчины и женщины. Ты и сам это заметил. Такие семьи, как наша, непривычны, поэтому мы не нравимся людям.

Меня сковал страх. Ученых хотели казнить, а чернокожих делали рабами… Что будет с нами?

Об этом я и спросил:

– Нас убьют? – В голосе у меня звенели слезы.

– Нет! – поспешно сказал Слава.

Он сел на диван и усадил меня рядом. Сказал, стараясь заглянуть мне в глаза:

– Нас никто не убьет. Но нам нужно быть осторожнее.

– Как?

– Здесь, дома, мы в безопасности. Тут спокойно, и нам ничто не угрожает. Но с другими людьми мы не можем вести себя так же, как дома. Нельзя никому рассказывать, как мы живем.

– А что тогда надо рассказывать?

– Надо говорить, что ты живешь со мной. Только со мной. И все.

Я нахмурился: