На четвёртый день Сельма снова наблюдала за прохожими на улице. Солнце щедро заливало переулки прозрачным золотом лучей. Люди смеялись, переговаривались, что-то продавали и покупали. Девушка снова погрузилась в свои мысли, вышагивая по мощённой улице, глубоко спрятав руки в карманы балахонистой толстовки, надетой поверх средневекового платья, что создавало нелепейший образ. За считанные дни прошлая жизнь стала казаться каким-то нереальным сном. Сельме даже казалось, что она сошла с ума: либо её прошлое было ненастоящим и она всегда тут жила, просто память потеряла, либо она сейчас сидит где-то в палате психиатрической больницы и находится в персональной отключке.

Этот печальный ход мыслей прервала вспышка. Знакомое лицо в толпе! Сельма тут же подобралась всем телом, снимая капюшон и вытягиваясь вверх, как струна. Сомнений быть не может! Это она! Та самая сожженная горожанка!

Со всех ног шатенка бросилась вперед, расталкивая бестолковую толпу у прилавков.

– Постой! Я тебя помню! Остановись!

Сельма быстро добралась до своей цели, бесцеремонно схватила чужую руку и потянула на себя. Блондинка с недоуменным выражением на ангельском лице обернулась:

– Что нужно?

Но вместо нежного лика Сельма увидела страшную суть этого существа: белый череп, покрытый цветочной гравировкой прямо по костной поверхности, напоминающий мексиканскую калаку Дня мёртвых. Блондинистые, переливающиеся в свете тёплого солнца волосы стали копной седой шевелюры с венком из сухих крупных цветов. Гром разорвал небо, тучи заволокли солнце. С криком ужаса Сельма отпрянула от девушки, но все местные жители тоже «преобразились»: гнилые мертвецы смотрели в их сторону, иссохшие тела, тронутые разлагающимися струпьями и синевой.

– Ааааа!

Сельма заметалась, как умалишённая. Её костлявые пальцы впились в голову. Раскатывающиеся в небе оглушительные удары грома, разрывающие слуховые перепонки, доводили панику до апогея своего безумства. Наконец, призрачное умиротворение, что продержалось лишь несколько дней, снова было разорвано. Передышка окончена. Сверхъестественный дар Сельмы вновь вышел на сцену, начав безжалостно срывать маски со всего окружающего и тут же уродуя на свой вкус.

Погода менялась на глазах. За считанные секунды налетел ветер, молнии заметались по небу, а над Сельмой всё ещё стоял звонкий заливистый смех блондинки под оглушительное молчание наблюдающих за сценой горожан. Смех принадлежал не Ему, а ей… Это Сельма знала точно. Что-то другое… Вспышка за вспышкой стали всплывать в её голове. Целый пласт истории, чужой памяти врезался осколками айсберга в мозг, вызывая почти физическую боль. И Сельма снова побежала… Не видя куда, не видя как, она бежала прочь из города по пути, расчищенному отступившими в стороны живыми мёртвыми…

Живая калака с меловыми волосами стояла неподвижно, смотря вслед перепуганной беглянке. Поднимался самый настоящий ураган. Буйство стихии достигало своего пика. В этом свирепом неистовстве природы на праздничном черепе можно было распознать смутное чувство удовлетворения. С благоговейным предвкушением бывший ангел во плоти слегка запрокинул голову назад, подставляясь под срывающиеся тяжёлые капли дождя, подгоняемого ветром.

– Ты вернулся…

Как у собаки, ожидающей своего хозяина, челюсти разомкнулись, уродливо копируя человеческую улыбку.

***

Несколько веков до. Память города.

Городок бурлил своей средневековой жизнью. Вечер воскресного дня усталые горожане провожали крепким пивом в трактирах. Эти заведения были пропитаны вонью грязной одежды, пота, гнилых зубов и мочи, смешиваемые при этом с запахом крепких напитков и ароматного копчёного мяса. Чужаки бывали тут редко, в основном завсегдатаи. А темы, которые здесь обсуждались, всегда касались злободневности.

Церковь отсчитывала пятнадцатый век. Во всех болезнях, в падении скота, неурожаях без разбора винили ведьм, против которых велась жестокая борьба. Не одна красивая девица закончила свой короткий жизненный путь на жарком костре, прикованная к обугленному столбу. Хотя с потенциальными ведьмами расправлялись не только так. Людская фантазия была богата. Их гибели жаждали с фанатичным азартом, толпа свято верила в избавление от всех бед после очередной расправы. А когда правосудие свершалось, о жертвах забывали… Как забыл этот город и о юном пастухе, без памяти любившем утопленную ведьму.

– Это она во всем виновата! – Тяжелый кулак с грохотом проверил стол на прочность. – Вторая корова за месяц! А она всё шастает мимо да яблоки свои носит на рынок! И куда смотрят святые отцы?

– А пастухи говорят, что видели, как эти мёртвые коровы восстают и бродят средь ночи, а встают как живые! И ведёт их некто в черном, с пастушьим посохом, а уводит в никуда.

– Да, я тоже это слышал. И подтвержденье тому: туши до того, как их уберут, за ночь меняют свое местонахождение. Я сам тому свидетель. Вот тебе крест! Сам их искал в прошлые дни.

– Да полно вам! Девка отказалась перед нашим братом юбку задирать, вот он и ищет во всём грешки у неё.

– Да говорю вам! – мясник, щёки которого были покрыты жидкой засаленной бородой, не унимался. – Она это! Ведьма! А некромант этот – её прислужник!

Все поговаривали об объявившемся в их местах некроманте. Все поиски Церкви были сосредоточены исключительно на нём. Обещали двадцать золотых тому, кто даст хотя бы какую-то информацию. Горожане боялись его. Церковь бесновалась в бессилии, ибо до сих пор не могла найти подходящую кандидатуру, а скот всё падал. Поэтому, когда речь затронула его, абсурд, озвучиваемый мясником, уже не стал казаться нелепой неудачей обрюзгшего любовника. Напротив, на фоне зла, материализованного в образ некроманта, невинная девушка тоже стала казаться чем-то страшным, чёрным. Совсем скоро увещания мясника посеяли здоровое зерно сомнения в суеверных сердцах. А обслуживавшая их дородная жена трактирщика из женской солидарности, услышав разговор, не преминула добавить щепотку сверху.

– Вы про эту дьяволицу?! Я уже давно о ней толкую, а вы только сейчас, слепцы, и видите. По вашему даст Господь Бог человеку огненные от рождения волосы? Сама нечисть её с детства пометила, ещё в утробе матери! Адова прислужница из огня к нам и пришла. И страдать все будут до тех пор, пока она жива, а мы бездействуем!

– Да так чего мы ждём?! Сжечь её! Пусть горит в огне ведьма!

– Ведьма!

– Пусть горит!

Толпу легко переубедить. Ещё легче завести её и обуять одним общим желанием.

Но на том диалог трёх работяг и остался, пока город в ближайшие месяцы не охватила жестокая чума. Сожжённая рыжеволосая дочь кухарки не избавила их от бед. Теперь до падения скота уже никому не было дела, теперь заживо гнили люди, корчась в страшной предсмертной участи. Однако… Спустя еще какое-то время стало ясно, что и Смерть их покинула. Скот гиб, а люди нет. Не приходило долгожданное избавление. Повсюду горели костры, дым заволок улицы, но не было… тел… Лишь живые мертвецы блуждали по улицам или прятались в своих конурах, умоляя судьбу забрать их жизни.

Те, кого чума ещё обошла, собрались в Церкви. Ведьма! Ведьма на них это всё наслала. Кто же ещё?! Живёт под боком и взывает к тьме! А почему она ещё не заболела? Почему так редко посещает Храм Господа?! Почему от рождения седая?..

Асцелия мчалась прочь от города. Обезумевшая толпа шла следом, возглавляемая святым отцом церкви. Лай собак и крестьянские вилы превратились в священное шествие во имя Бога. Несчастная бежала, сбивая стопы в кровь о выступающие из земли камни. Ей не скрыться. Она прекрасно это знала. Был только один выход. И девушка со всех ног бросилась на кладбище. Если там она не найдет спасение, то нигде уже не найдет.

Мрачное кладбище на отшибе встретило зловещим холодом. В земле покоилась целая армия Некроманта, терзающего этот город. Конечно, искать его здесь, взывать к нему – лучшего места не найти. Запыхавшаяся беглянка стала оглядываться по сторонам. Преследователи были близко. Их уже было слышно. Слабой девушке не уйти от разъяренной толпы, жаждущей крови во имя искупления.