Шелест ночного леса и леденящий душу ветер не предвещали ничего хорошего. Во тьме среди этого буйства природы едва уловимо слышны были лязг лопаты и шорох перекидываемой рыхлой земли. Неразборчивый силуэт выбрался из ямы и потащил за собой на влажную траву что-то длинное, тяжёлое, обмотанное саваном и верёвкой. С трепетом намозоленные пальцы развязали узлы и раскрыли ещё свежий женский труп. Запах начинающегося разложения тут же ударил в нос, заставив варвара зайтись кашлем в рвотном рефлексе. По лицу, едва различимому в этой тьме, можно было понять, что это совсем ещё юноша. Луна, которая на мгновение показалась из-за тучи, осветила его русую макушку и упрямые молодецкие кудри. С робким благоговением, точно прикасался к святыне, он смахнул смольные волосы с ледяного безжизненного лица. Когда-то алые женские губы стали синими, шелковистая кожа превратилась в твердый мрамор, смрад разложения превращал нечто прекрасное (когда-то) в оплот безобразия. Но молодой расхититель словно не обращал на это внимания, с усилием подавляя в себе природные позывы. На какой-то момент спина его задрожала, будто вот-вот он зайдётся слезами, но и этот порыв был поспешно подавлен разумом. Не время.

Юноша поспешно стал доставать из тканевого свёртка странные предметы: нож, птичьи кости, сухих мотыльков, дохлую мышь и убитого голубя, мешочек с пеплом осины и листы, исписанные странными символами. Он собирался провести страшный ритуал… В их поселении испокон веков велась традиция венчать умерших, если те покидали белый свет юными и одинокими. Так родители покойных делали детям последний подарок, чтобы те не оставались одинокими в потустороннем мире.1 Было в этом обряде что-то трогательное. Но сейчас ужас его состоял в том, что этот юноша собирался венчать с мертвой девушкой себя, живого, и по окончанию столь сильного ритуала покончить собой. Такого ещё никто не делал, но ведьма из города сказала ему, что можно попробовать. Она-то и дала бедному пастуху все необходимое, рассказала, объяснила, научила. И не было бы препятствий, если бы в этих местах жила только одна ведьма…

Как только начался ритуал, юноша разжёг маленький костёр меж ним и холодным телом. Он заговорил что-то неясное, непонятное, поднимая вверх над огнем птичьи кости. Юноша закрыл глаза, неумело погружаясь в процесс. Ему было страшно… Чистота и наивность души заставляли его дрожать всем телом, но именно они и двигали его на этот шаг. Он любил эту девушку. Пусть и значительно больше, чем она его… Но он любил. И этому чувству не могла помешать даже смерть. Если ее нет в этом мире, то он должен найти ее в другом. Решимость гнала страх, как хищник запуганное животное, всё дальше и дальше.

Как только пастух вознёс чашу над головой, раздался страшный рёв. Что-то сгорбленное вышло из тьмы, освещенное вынырнувшей из-за туч луной. В каких-то лохмотьях, с седыми волосами, изуродованным лицом – это существо даже не пыталось походить на человека. Опираясь на трость, оно заревело снова и какой-то невидимой силой затушило ритуальный очаг. От страха юноша подался назад и выронил кубок.

– Как посмел ты нарушить покой моей внучки?! Она… моя! – не голос, а скрежет. Пастух знал, кто перед ним, но отчаянные светлые чувства не позволяли отступить.

– Я хочу быть с ней даже после смерти! Я имею право провести этот ритуал!

В ответ ведьма лишь раскатисто рассмеялась, до скрежета костей неестественно выгнулась назад.

– Щенок… Её тело принадлежит земле и мне! Ты никогда не будешь с ней, – зло в скрипучем голосе пробирало до самых костей. На вид дряхлая старуха вызывала неподдельный ужас, от которого волосы на теле становились дыбом. – Будь проклят!

Буйство природы усилилось, словно реагируя на её слова, и предвещало что-то зловещее. Страх был оправдан. Ведунья, рассвирепевшая ещё до этой ночи из-за смерти внучки, раскинула в стороны руки, начав громко произносить одно из сильнейших заклятий. Само зло сейчас вторило её словам. Демонический вихрь поднялся по поляне, саван тут же закрыл мёртвое лицо, а юноша в агонии заметался по земле. Боль пронзала каждую клеточку его тела, ломала кости, жгла изнутри. Весь мир исчез для него, и лишь отчётливые, громкие слова колдуньи вбивались в голову и выжигались на груди…

– Ты не найдёшь ни смерти, ни покоя; все, к чему ты прикоснёшься, будет мертво, и жизнь превратится для тебя в реки горя и безумия…

***

Стинхол. Наши дни.

– Поверить не могу, что её убили… Мы же… Мы же только на прошлой неделе… – шатенка снова повалилась лбом на руки и зашлась рыданиями. – Как такое может быть?!

Они сидели в небольшом придорожном кафе, где всегда можно было заказать кусок пиццы, колу или холодное пиво. Рядом сидели друзья. Рыжеволосая Лилит расположилась ближе всех к рыдающей и нежно поглаживала её по спине. Двое парней сидели безмолвно, как и все, понурые безрадостной вестью. За столом помимо перечисленных сидела ещё одна девушка, которая не так давно входила в эту компанию. Невзрачная блондинка переехала в Стинхол всего три года назад и сейчас с сочувствием наблюдала за рыданиями Агнес. Не так хорошо она была со всеми здесь знакома, чтобы лезть с утешениями, но и не так плохо, чтобы не сидеть за этим столом.

Шатенка, которую все сокращенно звали Агнес, резко подняла голову. В её глазах мелькнула решимость.

– Нет! Я хочу хотя бы знать, кто мог с ней это сделать! Какие к черту звери?! Это сделал кто-то, я знаю! Послушай, Лилит, это ведь нелогично!

Лилит попыталась обхватить её лицо, чтобы успокоить, но Агнес резко разорвала кольцо её рук.

– Да послушай! И вы тоже. – Она, наконец, обратилась к другим сидящим за этим столом. – Она не могла не закрыть ту дверь! Она всегда боялась этой хижины. Она бы точно все закрыла! А как через закрытую дверь может пройти зверь? Серьёзно! Нам дурят голову. Уж не знаю, что там говорят врачи, но я не верю, что это был зверь.

Все скептически глядели на Агнес, и только Лилит снова потянулась к ней.

– Агни… Мы все равно ничего не можем сделать… Если полиция встала, то мы-то что?

Агнес снова зашлась рыданиями. Шарлотта, которую убили несколько дней назад… Она проиграла спор и должна была провести ночь в лесной хижине, но не дожила до утра. Её тело нашли растерзанным, изуродованным. Криминалисты долго не думали над причиной смерти – все раны представляли собой укусы дикого животного…

Шарлотта и Агнес были самыми близкими подругами. С детства не разлей вода. И вот теперь одной из них нет…

Среди этих бесконечных рыданий голос невзрачной блондинки показался ветром с привкусом тёплого бриза, в существование которого с трудом можно было поверить.

– Не совсем…

Рыдания Агнес резко прекратились, будто кто-то нажал на кнопку пульта; выдержав паузу, она озадаченно подняла голову. Все остальные понурые друзья тоже вопросительно уставились на белокурую.

– Ты о чем, Берри?

Берри какое-то время молчала, потупив взгляд, словно не решалась сказать, а потом резко пошла на попятную:

– Да нет-нет, ничего…

Однако Агнес было уже не остановить. Она резко схватила и до боли сжала знакомую за руку:

– Нет, говори, прошу! Если знаешь или хоть что-то можешь предложить, лучше скажи сейчас! Пойми, Шарли всем для меня была! Мы с детства вдвоём! Она… я…

Берри видела перед собой самое настоящее отчаяние. Тяжело представить, чтобы на этом свете была такая дружба, как меж этими двумя: Агни и Шарли. А учитывая, как Агнес убивалась и как готова была сейчас пойти на любой шаг, чтобы раскрыть правду – это была, действительно, дружба.

Но Берри все равно колебалась, она закусила шершавую губу, взвешивая все «за» и «против».