Итиро молчал, Дэгни натирала тарелку. Она уже не единожды слышала эту историю. Первый раз муж поведал её в день, когда делалпредложение. Тогда, много лет назад, услышав этот рассказ, Дэгни тут же приняла решение ответить Стурле согласием. И никогда не пожалела об этом.

— Там я и похоронил его, — охрипшим голосом продолжил Стурла, — и домой вернулся один. В его шлеме. Мать сразу всё поняла…Да…Давно это было… Но я всё чаще вспоминаю ту дорогу. И сам отправляюсь сейчас в такую же. С тобой, Итиро. И нам многое, я думаю, предстоит пережить. Но если мне дано погибнуть, то донеси до конца дороги хотя бы мой шлем. Ибо я так хотел. А ты, Дэгни, если что, не печалься обо мне. Ибо, если я и умру в этой дороге, то с улыбкой…

Дэгни подошла к нему, сняла с него шлем, шлёпнула легонько по лысине, и ласково сказала: «Не помрёшь ты, старый мой Стурла, ещё помотаешь мне нервы». Чмокнула его в затылок, и две слезинки скатились с её носа вего седые волосы.

…С этого дня на ферме начались приготовления в дорогу. Стурла собирал вещи, ездил на рынок, закупать продукты, а по вечерам они с Итиро брали карты и прокладывали по ним маршрут. Как ни крути, надо было лететь на чудо-самолёте. Стурла его очень боялся, а Итиро мечтал подняться в небо. Лишь недавно самолёты стали перевозить первых пассажиров, вызвав фурор в мире. И как только Итиро увидел фотографию первой стальной птицы, то сразу захотел побывать в её брюхе.

Чем ближе приближался намеченный день отъезда, тем грустнее становился гном.

Когда они накануне поехали с Итиро на деревенский рынок, то, кажется, уже все прохожие заметили печаль в глазах Стурлы. Люди переговаривались, удивляясь, куда делся задор Блестящей головы?

Итиро держал сумки, а Стурла подошёл к одному из лотков купить рыбы. Продавец заботливо придвинул перевёрнутый ящик, чтобы старичку было проще взобраться и выбрать подходящую сельдь. Стурла копался в рыбе, а жители деревни, не выдержав, окружили его стали расспрашивать.

— Стурла, чего ты такой грустный? Не заболел ли наш Стурла? Отчего приуныл Блестящая голова? Может, нужно что? — летело со всех сторон.

У Стурла задрожали руки. Сельдью, которую держал, он промокнул влажные глаза, повернулся к толпе и сказал:

— Спасибо, что любите меня, волнуетесь за меня. Но заслужил ли я эту любовь? Ведь все эти годы я скрывал от вас, что из гномичьей породы. Визидар я… помесь то есть. Гнома с человеком.

Он снял шлем и всем показал волосатые ушки. Склонил голову. Так и стоял на ящике из-под рыбы, печальный.

— Стурла, — улыбнулся пекарь из лавки, — мы давно догадывались. Мы же не дураки. Но думали, что ты не хочешь ты об этом говорить, так и не надо. Зачем сейчас то эту тему поднял? Из гномов, так из гномов. Хорошо, что не из троллей, — тут пекаря пихнула под бок жена, и он, осёкшись, добавил, — да мы не против визидаров и из троллей, только уж больно они…воняют…так говорят…Сам то я не нюхал…

— Друзья, — затряс шлемом в руках Стурла, — я с Итиро ухожу в поход, — голос его дрогнул, — в суровый поход биться со злом и искать братьев. Моя Дэгни остаётся совсем одна.

— И вовсе она не одна, — сказала крестьянка, продававшая зелень.

— Мы будем приносить ей рыбу, — пообещал продавец лавки.

— Мы поможем ей, Стурла, — поддержали их люди.

— Раз так, — вышел вперёд один рыбак, — давайте устроим вечеринку и проводим старину Стурлу!

Все подхватили его предложение.

И вечером в деревне были такие гулянья, каких давно не видели здешние края. Лились рекой пиво и эль, съели пять ящиков сёмги, опустошили девять бочек сельди и сточили пятьдесят хлебов. Был пир на весь мир. Устроили танцы, от которых сотрясалась земля. Говорят, что даже в отдалённых деревнях фьорда от тех плясок с полок падала и разбивалась посуда. Музыканты не жалели струн лангелейки со скрипкой, а танцующие не берегли обуви и не щадили ног — танцевали, как в последний раз.

Под конец мужчины встали в круг, обнялись, издали воинственный клич, и, притоптывая, запели протяжную песню. При этом они так хлопали друг друга по спинам, что иной бы упал, да им, викингам, всё было нипочём.

— Со Стурлой — хоть на край света, — сказал Итиро сидящий рядом старичок.

Древний дед был тощим, с бельмом на глазу и дрожащими руками. Казалось, он еле сидит. Но Итиро с удивлением увидел, как старик подскочил, схватил кружку пива с подноса проходящей мимо розовощёкой девушки, успев при этом шлёпнуть её по заду. Но та только рассмеялась. Потом дедок ловко приземлился на скамью, до дна осушил пиво, не пролив ни капли и звонко стукнул кружкой по столу.

«Да, — подумал Итиро, — с вами тут с каждым можно идти в поход. Вы, викинги, народ стойкий».

…Через день Стурла прощался с Дэгни. Он поцеловал её в лоб, крепко обнял, а жена, спрятав слёзы, грубовато сказала:

— Ну, будет-будет…

Но когда их повозка скрылась за выступом скалы, Дэгни села на скамью за домом и, глядя на воды фьорда, наплакалась от души.

Когда Стурла и Итиро проезжали деревню, многие жители вышли провожать их до Главной развилки, снова обещая гному не оставлять его Дэгни в беде.

Но всё же с тяжёлыми думами покидал Стурла родной фьорд. Лоб его хмурился. На каждой кочке, на которой подпрыгивала повозка, гремело в кожаном мешке гнома его оружие: всё, что мог, он взял с собой и, вздыхал, сожалея о каждом оставленном доме топоре и ноже.

…Сначала Стурла и Итиро приехали на вокзал. Тут их ожидал большой, словно кит, паровоз. Он пыхтел, выпуская клубы дыма, пока визидары в него забирались.

Потом наши путники долго плыли на пароходе. И, наконец, в большом шумном городе подошли к огромному, с вентиляторами, будто крылья от мельницы, самолёту.

— Я в жизни не видел столько волшебной техники, — сказал Стурла, залезая по трапу.

Это невероятное чудо инженерной техники взмыло в небо, потряхивая крыльями, громыхая металлом обшивки и шумя двигателями, так, что они, слава богам, заглушали громкий стук сердца сурового Стурла, который сидел весь полёт бледным, вцепившись потными ладонями в кресло. Зато Итиро с восхищением смотрел в квадратный иллюминатор — под ними начались жёлтые пески Африки.

С ними летели два немецких офицера, которые весь полёт с недоверием посматривали на соседей и выразительно переглядывались. Как только самолёт приземлился, офицеры выскочили, сели в поджидавшую их машину и укатили, оставив за собой лишь длинный пыльный шлейф.

Итиро со Стурлой сошли по трапу и огляделись. Они увидели заброшенный сарай и саванну вокруг. И всё. Больше ничего не было. Не так они себе представляли своё путешествие.

За ними вышел пилот. Растерянный Итиро спросил у него:

— А вы не знаете, где здесь живут люди?

Пилот снял шлем, почесал потный лоб и неуверенно показал направо:

— Кажется, там.

А потом махнул налево:

— Или там.

Из самолёта выскочил его помощник, и они с пилотом тут же, забыв о пассажирах, направились к сараю. Отперли его и выкатили оттуда бочку с горючим.

Через час, заправившись, самолёт улетел. Стурла с Итиро остались одни.

Они так и стояли в тени сарая, растерянно оглядываясь по сторонам.

— Удивлён, что Танзания — это не пески, — вдруг сказал Итиро, — я готовился к тому, что мы будем блуждать по пустыне.

— Я тоже, — вытер лоб Стурла и, прислушиваясь, добавил, — ещё я думал, что в Африке тише.

Отовсюду неслись звуки: казалось, траву колышет не ветер, а цикады. Птицы надрываясь, старались перепеть друг друга. Невидимые звери из зарослей время от времени протяжно вскрикивали, а недалеко, в залитой низинке, по воде бродили остроносые цапли и гортанно переговаривались между собой.

Визидары, конечно, не знали, что здесь недавно закончился сезон дождей, и природа буйствовала: зеленела трава, баобабы раскидали широкие кроны. Вдалеке паслось стадо животных, похожих на оленей, но с длинными витыми рогами. Глядя на чудо-оленей, Стурла спросил: