Внутренне я ликовал, чемпион слишком высоко задрал свой нос и решил меня тупо закидать шапками. Ну, правильно, на тупого баскетболиста, каким меня здесь все считали, не стоит тратить много времени. Рома сыграл слоном на с4. Я быстро отогнал его ферзя пешкой на g6.

— А мы вот так, — также молниеносно он отвел самую сильную фигуру на f3, продолжая мне угрожать детским матом.

Я защитился конем на f6, но чемпион так увлекся, что двинул ферзя на b3.

— Надо что-то бить — уже пора, — я почесал свой затылок, — Чем же бить? Ладьею — страшновато, Справа в челюсть — вроде рановато, Неудобно — первая игра, — процитировал я песню Высоцкого, и пошел конем на b4, нападая на его, бес толку гуляющего ферзя.

— Я же обещал, что съем вашу пешку, — мстительно стрельнув глазами, заявил Роман Борисович и своим белопольным слоном взял пешку на f7, - шах!

Я молча двинул короля на е7. И только тут до чемпиона дошло, что он теряет фигуру, что я не так прост, как кажется, что он наглупил выше крыши, и шансов даже на ничью нет. И в расстроенных чувствах через пять минут он попался еще на одной вилке, потерял фигуру и, взявшись за голову, застыл как статуя.

— Через два хода вам будет мат, — попытался я оживить мумию чемпиона.

— Я сдаюсь, — чуть слышно пролепетал Роман Борисович.

Весть о том, что чемпион повержен, причем раньше всех остальных партий разнеслась со скоростью высокоскоростного интернета. Физик Борис Евсеевич на дрожащих ногах подбежал к нашему столу и, увидев тотальны разгром старшего сына, взлохматил свои жидкие волосики.

— Борис Евсеевич, — я посмотрел снизу вверх на физика, — я совершенно случайно с собой захватил дневник, вам, когда удобно будет выставить мою годовую оценку по вашему предмету?

— Был уговор, что вы попадет в призы! — пискнул учитель физики.

— Как скажете, — согласился я.

Следующие три партии, две белыми и одну черными, я просто выносил своих соперников, что называется в одни ворота. Уровень шахматного кружка оказался не столь высок, как я предполагал. Против моего любимого ферзевого гамбита противоядия не было ни у кого. Черными мне игралось не так весело, но и на ту партию я потратил всего минут десять. Параллельным курсом, также сметая своих соперников, двигался юный вундеркинд Константин Крюков. Что касается бывшего чемпиона, он так расстроился, что проиграл еще дважды и снялся с чемпионата школы. В предпоследнем туре горечи поражений не знали всего трое игроков, я, Константин Борисович и еще один неприметный паренек. Такие есть в любой школе, отучишься с ними десять лет, а потом на вечере встречи выпускников вспомнить не можешь кто это. Именно он по жеребьевке в пятом туре и достался младшему Крюкову. А мне выпал игрок с тремя победами и одним поражением, Рудик Валиев, из нашей баскетбольной сборной.

— Не ожидал, что ты еще и в шахматы играешь, — признался я Рудику.

— А я знал, что ты здесь шороху наведешь, — тихо сообщил он, — ты ведь хитрый, как мы татары. У тебя случайно в родне никого из наших нет?

— Бабай бар монда, это все мои знания татарской культуры, — честно признался я, — давай ходи, твои белые.

Играл нужно признать Рудик на грани хитрости. Каждый ход он обдумывал по минуте.

— Это же дебют! — не выдержал я, — что тут думать? Первые десять ходов делай смело.

— Не мешай, — размеренно ответил он.

Через пятнадцать минут мы даже не добрались до середины партии, а юный шахматный гений уже праздновал пятую победу. Ближе к финалу подтянулись и болельщики из параллельных классов. Меня пришли поддержать Санька и Наташка. Подтянулся и Дениска со своей подружкой, Инной Синицыной, которые были очень удивлены, моим победам.

— А где Ромка? — спросила меня Синицына, которую не смущало, что у меня партия.

— Спроси у Бориса Евсеевича, куда он спрятал чемпиона школы, — отмахнулся я.

— Капут твой Ромка, — хохотнул Санька, — был чемпион и всплыл.

Однако посмотрев на Дениску, он вовремя осекся, и сделал вид, что пошел смотреть другие партии. Я же не на шутку заволновался, если Рудик продолжит мне мотать нервы, обдумывая каждый ход по часу, то мне не хватит сил на финал. Ну его, предложу сейчас ничью, тем более финальную партию мне играть белыми, моральные силы сейчас важнее очков. Я еще раз посмотрел, как учитель физики Борис Евсеевич, разбирает с младшим сыном защиту от ферзевого гамбита.

— Рудик! Предлагаю ничью! — протянул я руку партнеру по баскетбольной сборной.

— Согласен, — степенно, как будто делая мне одолжение, кивнул Рудик и пожал руку.

Поглазеть на финальную партию собралось человек двадцать.

— Не налегайте, встаньте пошире, чтобы всем было видно, — попросил учитель физики зевак.

— Ходите, — не смело сказал мне Костик.

Я же задумался над первым ходом, успели они разобрать защиту от ферзевого гамбита или нет, науке это не известно, мне тем более. А была, не была, разыграем гамбит Эванса, как это делал великий американский шахматист Пол Морфи. Пошел е2 — е4, в ответ черные сыграли пешкой е5, я вывел коня и слона, мой противник поступил так же. И тут я пошел пешкой на b4, атакуя его чернопольного слона. Костик посмотрел на папу и взял мою пешку. Я двинул пешку на с3, продолжая развитие, Костик отступил слоном на ту же клетку. Готовился играть со мной ферзевой гамбит, а пришлось разыграть гамбит Эванса, вот и допускаешь ошибки, подумал я. И чем дальше мы играли, тем больше расстановка фигур напоминала игру Пола Морфи с Цапдевилле 1864 года. Что ж вы у себя в шахматном кружке не изучаете такие партии, задался я риторическим вопросом, и продолжил делать ходы из той знаменитой встречи. Наконец я пожертвовал качество, отдал ладью, а взамен взял коня. И мне все стало ясно как божий день. Что-то неладное почувствовал и учитель физики, и пока мы делали очередные ходы, он куда-то исчез. Вот что значит, нет интернета. И наконец, я поставил тройную вилку, объявив шах конем, и одновременно атакуя ладью и ферзя. Ферзь черных такой каверзы перенести не смог. Из-за спин вынырнул Борис Евсеевич, вид его был жалок, в руках он тряс журнал «Шахматы в СССР» № 2 за 1960 год.

— Тебе, Костя, мат через восемь ходов, — предупредил я паренька, — сдавайся.

— Я еще выкручусь, у меня больше фигур, — ответил он, посмотрев на меня из-под лобья.

Через три хода юный шахматист сдался, он молча протянул мне свою худенькую ладошку, из всех сил стараясь не разрыдаться.

— Поздравляю со вторым местом, — я пожал его руку.

— Чё, кто выиграл? — выскочил сбоку Санька.

Вокруг послышались смешки.

— Давайте ваш дневник, — с достоинством истинного идальго сказал учитель физики, — радуйтесь, вы хитростью и обманом получите свою незаслуженную пятерку.

— В чем же заключается моя хитрость? — не выдержал я, — в том, что вы не знали, что я умею более-менее сносно играть? В том, что самомнение ваших учеников мешало им критически мыслить? Из чего складывается ваша обида? Из того, что вы не научили ребят уважать соперника?

— Пожалуйте ваш дневник, — повторил как робот Борис Евсеевич.

— В понедельник принесу, я его где-то, кажется, потерял, — сказал я и пошел на свежий воздух.

За полчаса до второй нашей субботней дискотеки мандраж бил Саньку Земаковича не по-детски. Пока мы за кулисами проверяли готовность аппаратуры, он ходил туда-сюда как неприкаянный.

— Эх, сейчас бы с-самогонки, — сказал он мне, стуча зубами, — для х-храбрости.

— Ты же не один на сцене, — пробубнил Вадька, — мы же рядом, чуть что, надаем тебе поджопников для ясности ума.

— Мальчики посмотрите все на меня! — крикнула деловая костюмерша Тоня.

Она подошла к Вадьке и поправила ему воротник на джипсовой куртке. Бура, воспользовавшись случаем, потрогал подругу пониже талии и тут же получил по рукам. Смотрю у ребят уже отношения в самом разгаре, усмехнулся я. Наташка что-то напевала про себя и пританцовывала, играясь новым бубном. Само собой это был не огромный шаманский круг, а сантиметров двадцать в диаметре оркестровый инструментик.