До отчетного концерта оставалось всего полтора часа. Наша вокально-инструментальная банда расположилась в уже знакомой пионерской комнате. Пионер вожатая Тина Соколова уже давно пропадала в актовом зале, так как на ней были все организационные вопросы будущего концерта.

— Ты чего опаздываешь? — встретил меня не ласково Толик Маэстро.

Я просто махнул рукой, не в силах больше ничего и никому объяснять, — у меня для всех вас две новости. И обе они плохие, — огорошил я ребят, — с какой начать?

— Концерт отменили, — сникла Наташка.

— Нет, на концерте будем исполнять только «Когда уйдем со школьного двора» и попурри на польки и вальсы, — ответил я.

— У-у-у, — загрустил Толик.

Зато басист Вадька Бура просто расцвел. И вдруг в дверь ввалился запыхавшийся Санька Зёма и Тонечка, наша костюмерша. Санька тащил здоровенный тюк, скорее всего с нашими концертными костюмами, то есть с парусами, с первыми джинсами в СССР.

— Ну что, — затараторил Зёма, — ты им уже все рассказал?

— Все, — грустно пролепетал наш Маэстро.

— Круто, да! — Санька хлопнул понурого музыканта по плечу.

— Отвали, сейчас как дам по башке, — завелся Толик, — мало не покажется!

— Это еще посмотрим, кто кому покажет! — обиделся Зёма.

— А ну замолкли, бойцы! — крикнул я, — я еще не все рассказал. После школьного концерта будет небольшой перерыв и в семь часов для заводской молодежи, для наших шефов, мы должны будем отыграть двух часовую дискотеку.

Ударник Петро выдал красивое барабанное соло. Иринка на синтезаторе провела по всем клавишам из стороны в сторону. Лишь Вадька погрустнел.

— Вот эта тема! — засиял от счастья Толик и обнял Саньку, которого еще секунду назад хотел отметелить.

— Чему вы радуетесь дети! — крикнул я.

— А что такое? — удивился Маэстро.

— Давай считать вместе, — начал я, — первая песня «Летящая походка», вторая «Розовый вечер», третья «Капризный май», четвертая «Звезды над Москвой», пятая «Гитары». Итого всего пять песен. Даже если каждую мы будем исполнять по шесть — семь минут всего получается тридцать пять минут. Допустим, мы еще раз прогоним всю программу, это еще тридцать пять минут, что будем петь дальше?

— В третий раз все сбацаем! — заявил Санька, который, кстати, как раз на сцене выступать с нами и не намеревался.

— Нужен еще музыкальный материал, — резонно заметил барабанщик из «Коктейль-холла».

— Правильно, — похвалил я Петра, — сейчас я вам покажу еще две вещи, как я их написал, когда, лучше не спрашивайте. Просто они есть и все. Сейчас нужно оперативно все слова, всех песен, и аккорды расписать для каждого. Иначе во время концерта мы все перепутаем.

— Хорошо было бы, — пробубнил Вадька, для него новый материал всегда был мукой.

— Я готов! — Толик Маэстро достал свою тетрадку, уселся по удобней и принялся конспектировать новые музыкальные композиции.

— У нас пока одна медленная песня, — начал я, — это не есть хорошо. Парни, зачем приходят на танцы?

— Попить, подраться и девок пощупать, — ответил за всех Санька.

— Почти, — продолжил я, — они приходят познакомиться с девчонками. А девчонки чтобы познакомится с парнями. Лучше всего это делать во время медленной композиции. Поэтому…

Еще немного поколебался, что такого спереть из будущего, что будет воспринято на ура в этом 1960 году. Может быть, песню влюбленного трубадура из мультфильма «Бременские музыканты»? Нет, по стилистике совсем не то.

— Что забыл? — влез вездесущий Санька.

— Да помолчи ты минутку! — психанул Толик, — дай человеку родить очередной шедевр.

— Я прошу тебя сумей забыть, Все тревоги дня, — запел я хит Юрия Антонова, ну что ты будешь делать, его музыка самое удачное для шестидесятых. В меру лиричная, в меру драйвовая.

— И припев такой:

— Что скажете? — спросил я притихших ребят.

— Почему, когда поют про любовь, мне всегда плакать хочется, — всхлипнула носиком наша костюмерша и модельер по совместительству Тоня.

— Это от избытка чувств, — прокомментировал странность Петро.

И вся компания дружно захохотала.

— А вторая, что за вещь? — тут же спросил Толик Маэстро.

Эх, знать бы какая у меня вторая вещь, — я почесал себе затылок.

— Это просто пока намек на тему, ее можно исполнять как вокализ, — я хаотично начал перебирать в голове, какую мелодию западных хитов будущего предложить группе.

— Чё за вокализ? — спросил Санька.

— Это музыка не для средних умов, — заявила Наташка, — такая вокальная миниатюра для голоса.

И Санька получил от Толика тетрадкой по тыкве, — да помолчи ты!

И тут меня осенило, я вспомнил очень ритмичную и мелодичную песню Глории Гейнор «I Will Survive», что значило в русском переводе «Я буду жить». И я заиграл, напевая проигрыш этой вещи.

— Пара-па-па-па, па-па-па-баба, пора-папаба-тадата, та-та-тадата…

— Пора по бабам! — заголосил Зема и тут же ему прилетел колкий локоток Наташки.

Толик Маэстро быстро схватил мотив будущей песни, стал подыгрывать на соло гитаре. Петро на ударной установке четко взял ритм. И даже Иринка что-то похожее стала напиликивать на синтезаторе.

И тут кто-то призывно заколотил в нашу пионерскую комнату. Я отложил гитару, приоткрыл дверь и выглянул за нее.

— Чё там, пожар что ли? — спросил я.

— Я должна присутствовать на репетиции! — заверещала Инна Синицына, — я председатель совета дружины школы!

Она, что было мочи, налегла на дверь, однако я прочно стоял на ногах, и впускать эту бешеную девчонку сюда не собирался.

— Такие бы усилия да в мирных целях, — съязви я из-за приоткрытой двери, — Дениска давно бы на тебе женился!

— А я может, не собираюсь за него замуж! — крикнула под хохот нашей музыкальной банды Синицына.

— Тем более, нужно не по репетициям бегать, а на уроках сидеть! — не сдавался я под напором, тянущегося к современной музыке организма, — вдруг, другим ты без законченного среднего образования будешь и не нужна?

Наконец мне удалось захлопнуть нашу пионерскую комнату.

— Вы у меня еще попляшете! — послышался глухой голос Инны, и бедная дверь сотряслась от двух акцентированных ударов ногой.

— В обще-то, мы поем! — закончил я небольшую победоносную войну.

Из-за кулис отчетный концерт выглядел не так торжественно, как из зрительного зала. Доски сцены, с большими проплешинами облупившейся красной краски, жалобно поскрипывали под топотом десятка детских ножек. Из боковой кулисы было видно, как кто-то поправляет костюмы и просто нервно мандражирует. Я еще раз мельком, сквозь маленькую щель занавеса, глянул в зал, он был забит до отказа. Нервная дрожь передалась и мне. Все-таки я на сцене выступал всего четыре раза за всю свою прошлую и эту жизнь. Мне вспомнилось, как я пел что-то патриотическое в школе, потом институтский КВН, четвертьфинал и полуфинал, и наконец, вчера выступил с нашим ВИА перед худсоветом. Санька Зёма тоже протиснулся и посмотрел в щелочку.