— Хороша же ты, мамочка! — усмехнулась Рэммора. — Отняла у дочери ребенка. А потом из-за тебя отняли ребенка у дочери Софии.
— Не тебе меня судить.
— Почему не мне? И я снова спрашиваю: зачем ты мне все это рассказываешь?
В глазах у Рэмморы вдруг все потемнело. Она почувствовала, как кто-то только что будто покинул ее голову — выбежал из нее, словно из комнаты. А затем она ощутила удар и головокружение — кто-то хлопнул за собой дверью.
Рэммора слишком поздно поняла: уловка. Разумеется, старуха просто тянула время. Глядя на нее, мать впервые улыбнулась.
— Знаешь что, мамочка… — начала дочь, но тут вдруг заметила то, чего в упор не замечала на протяжении всего разговора.
Левая кисть Джины Кэндл по самое запястье была погружена в развороченную рану на груди мертвой Софии Кроу. Мать не просто так решила поностальгировать — она все это время готовилась напасть…
Джина сжала руку в груди трупа, и стылое сердце лопнуло меж ее пальцев. В тот же миг огонь в камине вспыхнул и поднялся, стены дома заскрипели, как корабельные доски, и в комнату, разбив окно, влетел порыв ветра. Рэммора опустила взгляд и увидела, что стоит в центре проявившейся фигуры-пентакля, начерченной на полу кровью мертвеца.
Она вскинула руку, пытаясь придушить мать при помощи колдовства, но не смогла колыхнуть даже волос на ее голове. Рэммора Кэндл будто в один миг стала обычной слабой женщиной.
Джина Кэндл поднялась на ноги и шагнула к ней, сжимая в руке какой-то черный путаный комок. Рэммора похолодела. Теперь этот «пыльный скелет, рухнувший на нее из шкафа» казался ей подлинным воплощением кошмара.
— Мама! — кричал Томми. — Мама!
Но то ли мама не слышала, то ли у нее были дела поважнее. Мальчик болтался вниз головой. Он кричал и дергался, а еще напоминал только что выловленную из реки рыбу, которую кто-то решил съесть сырой. Но рыбьей скользкости и изворотливости у него, к сожалению, не было.
Тролль раскрыл пасть и заревел. Томми окатило волной вони и обрызгало гадкой, склизкой слюной. Мальчик неистово размахивал кулаками, целясь в глаза троллю. Он даже попал по носу монстра, но тот лишь еще больше рассвирепел. Голова Томми уже почти опустилась в пасть тролля, и мальчик задергался из последних сил. Огромные клыки застыли прямо перед его глазами…
Ни Томми, ни чудовище не заметили крошечной вещицы, которая выскользнула из кармана штанов болтающегося кверху ногами мальчика. Механическая безделушка — подарок тетушки Скарлетт — зашевелилась на полу, расправила крылья и взлетела. Открыв клювик, птица-игрушка начала петь.
Тролль дернулся, в его глазах появился подлинный ужас. Разжав пальцы, он выронил мальчика и, тоскливо воя, отступил к камину. Монстр вжимал голову в плечи и пытался закрыть уши, но пение механической канарейки проникало в его голову, словно гвозди в податливое дерево под ударами молотка.
— У-у-у, — выл тролль, как пес с защемленной лапой. — У-у-у…
Столик со стоящим на нем блюдом с пирогом, на который рухнул Томми, разломался.
Потирая саднящее колено, мальчик поднялся и огляделся, не понимая, что происходит. Маленькая металлическая птица кружила по гостиной и пела. Тролль же, казалось, вот-вот влезет от ужаса в камин — только бы сбежать от этого жуткого механического существа.
— Ага! — воскликнул Томми. — Так вот чего ты боишься!
Тролль ответил протяжным воем.
Гостиная представляла собой весьма плачевное зрелище — вряд ли мама будет в восторге: повсюду разгром, кресла перевернуты, столик разломан, куски пирога на полу, да и останки «Расчудесных пугал», уничтоженных троллем, — все это не слишком-то вписывалось в мамино представление о порядке.
И тут Томми понял, что ему делать. Решение родилось всего за какое-то мгновение, оно слепящей вспышкой мелькнуло в его голове, и мальчик даже поразился собственной дерзости.
— Эй ты! Тролль! — воскликнул Томми, ловко схватив как раз пролетавшую над его головой механическую канарейку.
Птичка забилась в руках мальчика, но стоило ему переключить рычажок, она тут же сложила крылья и захлопнула клювик.
Тролль испуганно приоткрыл один желтый глаз и опасливо выглянул из-под руки, которой прикрывался от маленькой птички.
— Ты теперь мой, тролль! — заявил Томми и бесстрашно шагнул к чудовищу.
Тролль понял лишь то, что птица замолчала и больше ему не угрожает. Он распрямил плечи и упер огромные руки в пол, поднимаясь.
— Вот уж нет!
Томми переключил рычажок — и из клювика канарейки вырвалось еще несколько трелей. Их хватило, чтобы тролль тут же попятился и снова закрыл голову руками.
— У меня эта птица! И ты теперь мой! Ты меня понял?
Томми выключил канарейку, и тролль тут же гневно зарычал.
— А ну, слушайся! — велел мальчик и сунул птицу чудовищному мистеру Бэрри под его длинный нос.
Тролль тут же успокоился и покорно сгорбился, его рычание превратилось в униженное ворчание, напоминающее звук педальной швейной машинки. На широкой уродливой морде было написано, что он готов подчиняться, готов на все, что угодно, только бы больше не слышать этих мерзких звуков, которые вылетают из маленькой металлической игрушки.
— Вот и хороший мальчик, — похвалил Томми и снова оглядел гостиную — на этот раз в поисках того, что могло пригодиться ему для задуманного.
Склонившись над останками одного из пугал, мальчик вытащил из кучи обломков две кисти рук на жердях и старое дедушкино пальто. После чего бросил взгляд на камин: подле стойки с совками и кочергами стояла одна из тех тяжеленных громадин-тыкв, которые он сам разгружал. Вся мякоть из нее была извлечена, а в кожуре прорезаны треугольные глаза и рот.
«Ты-то мне и пригодишься», — подумал Томми, после чего завернул тыкву вместе с деревянными обломками рук в пальто.
Взяв свой узел, он глянул на тролля.
— Эй ты! Иди к дивану!
Тролль нехотя послушался, и Томми залез сперва на спинку дивана, а оттуда перебрался на плечи чудовищу. Прижимая к груди сверток, он обхватил шею тролля ногами и взялся за его оттопыренное заостренное ухо.
— У-у-у… — оскорбленно провыл мистер Бэрри.
— Ничего не «у-у-у», — строго заметил Томми. — Ты мне поможешь, тролль, и тогда я тебя отпущу. Ты понял?
Тролль застыл на месте и, кажется, даже дышать прекратил — он задумался. Время уходило.
— Ты понял?
Томми пятками стукнул тролля по мшистой зеленоватой груди.
— У-у.
Чудовище так поспешно закивало, что мальчик едва не перелетел через его голову.
— Эй, полегче!
Тролль хрюкнул и когтистой лапой утер длинную зеленую соплю. В его желтых глазах появились искорки понимания. В тот же миг движения огромного и, казалось, неповоротливого чудовища стали на удивление плавными.
— Вперед! У нас мало времени!
Тролль двинулся к выходу из гостиной, и Томми ощутил себя моряком, стоящим на верхней площадке мачты попавшего в шторм судна.
Когда мальчик и его ездовой тролль оказались в прихожей, Томми указал чудовищу направление:
— А теперь вези меня на фабрику мистера Гласса! И поаккуратнее с дверями!
Кристина Кэндл никого ни в чем не подозревала, никого не обвиняла и никогда не жаловалась на жизнь. Она просто была собой, беспечной Кристиной Кэндл, и особо не желала для себя иной судьбы, понимая, что «нечто большее» всегда налагает и дополнительные занудные обязанности, а еще никому не нужную ответственность. Вот и была у нее одна цель, главный план в жизни, основная линия, которой она всячески пыталась следовать, — быть Кристиной Кэндл.
— Что такое «быть тобой», Кристина? — спросил бы ее Виктор, если бы он вдруг взял у нее еще одно интервью, а она, к примеру, являлась какой-нибудь столичной знаменитостью. Ведь именно такие вещи у них обычно и спрашивают, поскольку простому читателю всегда интересно, как живут знаменитости.
