— Тетушка Мегана.

— Ну, если сегодня не третья среда месяца, когда она радует окружающих своей редкой шутливостью, то, вероятно, это правда.

— Сегодня не третья среда месяца, — заверил Виктор.

— С чего ты взял? — спросила Скарлетт. — Ты считал?

— Сегодня вообще не среда.

Скарлетт Тэтч улыбнулась.

— Вы поможете мне? — хмуро спросил Виктор. — Вы можете определить, кто в меня вселился?

— О, любим называть вещи своими именами? Похвально. Ну, будь у меня кошачий глаз, я бы мгновенно определила, но… здесь и так бегает слишком много слепых котов.

— То есть вы хотите сказать, что узнать никак нельзя? — огорчился Виктор.

— Нет, я хочу предупредить: порой подобное знание опасно, — ответила Скарлетт. — И в первую очередь оно опасно тем, что с его обретением жизнь разделяется на «до» и «после». И ничего не вернуть, ничего не забыть, ничего не…

— Я так и знал! — Виктор дернул головой. — Вы отговариваете меня.

— Отговариваю? Как бы не так! — Скарлетт Тэтч театрально взмахнула рукой, и в тот же миг замок на двери громко щелкнул, при этом на него еще легли кое-какие чары против подслушивания — она не могла допустить, чтобы кто-то в Крик-Холле стал свидетелем этого разговора. — Я, признаться, чересчур любопытна. И подобное открытие, может быть, станет самым ярким впечатлением за все эти праздничные дни. Чтобы я лишила себя такого зрелища?! Нет, я предупреждаю тебя потому, что просто хочу избежать сумасшедших припадков в своей комнате.

— Почему припадков? — оскорбился Виктор.

— Твой профессор из «Бедлама» упустил одну вещь, — ответила Скарлетт. — Когда ты признаёшь наличие своего врага и убеждаешься в его присутствии, появляется также и отчаяние вперемешку со страхом и щепоткой злости от одного только осознания его существования. Особенно если…

— Особенно если он действительно поселился в моей голове, — закончил Виктор. — Мы сейчас говорим о… диссоциативном расстройстве личности?

Скарлетт снисходительно усмехнулась:

— Какой смышленый и в то же время глупый мальчик.

— Страх и злость я испытываю и сейчас, — признался Виктор.

— Я вижу. — Скарлетт кивнула. — Ты придумал, что будешь делать после того, как узнаешь? Таблеточки не помогут, и, скорее всего, никакое ведьмовство тоже. Останется только «после».

— Я просто хочу убедиться…

— Ведь не просто, верно? — спросила Скарлетт. — Ты что-то задумал? Нет! — она прервала сама себя. — Не говори! Так интереснее! Не рассказывай мне конец пьесы до того, как она началась! Я помогу тебе все узнать и с удовольствием погляжу на то, что произойдет. Расскажи мне о нем, твоем враге.

— Ну… — Виктор даже не знал, с чего начать. По сути, у него были лишь догадки и домыслы. — Он бодрствует, когда я сплю, но стоит мне проснуться, исчезает. Я не знаю, всегда ли он здесь, и вообще не до конца уверен, что все это мне не примерещилось. Иногда я чувствую…

— Достаточно, — прервала его Скарлетт. — Я узнала все, что нужно. Значит, сон… Занятно. Что ж, тогда все становится еще проще. Мы всего лишь погрузим тебя в сон и поглядим, что будет.

— Но мне нельзя спать! — запротестовал Виктор. — Как я тогда узнаю, что произошло? С ваших слов?

— Еще ничего не сделали, а ты уже кипятишься, — проворчала Скарлетт. — Вот она, невежественная горячая юность. Ты будешь спать, но при этом бодрствовать.

— Нечто вроде гипноза?

— Предпочту сделать вид, что не услышала, — оскорбленно заметила Скарлетт. — Это не какое-то жалкое шарлатанство ученых умников, а высокое ведьмовское искусство!

Скарлетт Тэтч не раздумывала ни секунды. Она даже не пыталась спрятать торжествующий огонек в глазах: ее запасной план должен был вот-вот составиться сам собой — что это, если не судьба? Ведьмы не верят в судьбу, точнее, не верят в нее в том понимании, в каком верят в судьбу простые люди. Многие говорят: судьба, и это, некогда потаенное, но ныне поношенное, как старые башмаки, слово тут же становится для них ответом на все то, чего они никак не могут объяснить. Ведьма, в свою очередь, знает, что судьба — это сложный механизм со стрелками, которые всегда на что-то указывают и предлагают следовать в заданном направлении. И Скарлетт решила следовать.

Поднявшись с кресла, она подошла к большому гардеробному зеркалу, завешанному шторкой, дернула за витой шнурок — и шторка отползла. Виктор тотчас же встретился с недоуменным и немного испуганным отражением собственного лица.

— Что я должен делать? — спросил он.

— Погляди наверх. — Скарлетт коварно улыбнулась.

Виктор послушался и вздрогнул — из потолка прямо к нему на длинном извилистом стебле тянулся большой кроваво-красный бутон розы. Бархатные лепестки подрагивали и шевелились, как рыбьи жабры, будто пытаясь вдохнуть, вобрать в себя Виктора.

— Не бойся, мальчик, понюхай цветочек, — прощебетала Скарлетт.

Виктор нерешительно потянулся к бутону, но тот вдруг дернулся, как скорпионье жало, и ударил Виктора прямо в лицо. В тот же миг он неосознанно втянул в себя терпкий аромат розы. В голове помутилось, и Виктор покачнулся. Но уже через секунду все прошло.

Поначалу Виктор даже не понял, что изменилось, но, оглядевшись, осознал: кто-то смыл с мира все его краски. Все поблекло, налилось оттенками серого, утратило четкость, стало напоминать старую фотокарточку.

— А теперь подойди и прикоснись к нему, — сказала Скарлетт, кивнув на гардеробное зеркало, после чего величественно уселась в кресло и облокотилась на спинку — разве что театральный бинокль не достала.

Виктор беспрекословно последовал указанию, и в тот миг, как его пальцы коснулись ледяной поверхности зеркала, отражение слегка повернуло голову, оглядываясь. И это при том, что пораженный Виктор смотрел прямо на него, вообще не шевелясь.

Он вздрогнул и на мгновение убрал руку. В ту же секунду отражение подернулось и вновь превратилось в точную копию молодого рыжего человека в темно-зеленом костюме.

— Не разрывай связь! — велела Скарлетт, и Виктор тут же вновь прикоснулся к гладкому стеклу.

— Да, дорогой мой, это весьма невежливо, — подтвердило отражение.

В зеркале был незнакомец. Он весьма походил на Виктора Кэндла: рыжие волосы, зеленые глаза, узкие плечи и впалая грудь. Но, в отличие от Виктора, его отражение выглядело уверенным в себе, и все недостатки угловатого рыжего парня оно каким-то образом обратило в достоинства. Отражение выглядело более настоящим, чем сам нелепый и дерганый журналист. Оно выглядело просто изумительно. Еще бы, ведь оно не сомневалось в своем великолепии, не занималось самокопанием и ничего не боялось. Да даже чертов костюм на отражении сидел намного лучше! Виктор никогда никому не признался бы, что именно таким он всегда и мечтал быть.

— Какой красавчик, — заметила Скарлетт. — Не то, что некоторые.

— И сам знаю, — сказал Виктор со злостью.

— «И сам знаю», — самодовольно усмехнулся отражение…

…Мистер Эвер Ив смотрел на себя со стороны. К его величайшему сожалению, зрелище было весьма посредственным: Виктор Кэндл с глупым видом пучил глаза, глядя на него, и стоял неподвижно, как истукан. Мистер Эвер Ив не хотел быть отражением истукана, поэтому он немного прошелся из стороны в сторону, заложив руки за спину, и обернулся кругом, разглядывая то место, в котором оказался. После чего подошел к отражению Скарлетт Тэтч и, нагло вытолкав его из кресла, уселся сам. Отражение Скарлетт осталось стоять и злиться, оскорбленное его неджентльменским поведением. Настоящая же Скарлетт улыбалась, заинтригованная происходящим.

Виктор ничего не говорил — он все еще надеялся, что это ему снится или, на худой конец, им завладели дурманящие разум чары тетушки Скарлетт. При этом он прекрасно понимал, что сейчас имеют место одновременно оба варианта. Два варианта, не исключающие третьего: все происходит наяву, по-настоящему.

— Ну, здравствуй, дорогой сосед, — сказало отражение.