Яростно киваю, и Родион беззаботно отвечает:

— Никаких игрищ, только женские заморочки.

— Ясно, — понятливо отзывается Алекс, и я захлебываюсь в возмущениях.

Заморочки?! Обиженно отворачиваюсь от них, чтобы усмирить гнев, и встречаюсь взглядами с парнем и девушкой, которые застыли за стеклянной дверью и не решаются выйти на улицу. Они пятятся. Возможно, выгляжу я безумной и пугаю их жутким оскалом своего отчаяния и бессилия.

— Идем, — Родион тянет меня за руку. — Мало того то мы людей в туалет не пускали, так теперь им не выйти на улицу.

Машины на парковке не вижу. Предполагаю, что Алекс и Петя разделились, и второй из них увез Сергея в неизвестном направлении. Я понимаю Родиона, которой разъярен выходкой моего бывшего, но в то же время придерживаюсь мнения: в подобных ситуациях следует искать справедливости не в ответной жестокости, а в системе правосудия, что была придумана цивилизованным и гуманным обществом.

— Как ты себя чувствуешь? — Родион привлекает к себе и приобнимает за плечи.

Я чуть не поддаюсь на его провокацию и ласковую улыбку, но вспоминаю, что он такой учтивый лишь из-за желания меня отшлепать. Закатываю глаза, недовольно прищелкиваю кончиком языка о нёбо и передергиваю плечами. Если я тебе надоела с разговорами, что же ты сам теперь болтаешь без умолку?

— Есть в мычащих женщинах что-то очень сексуальное, — шепчет Родион на ухо. — Тебе так не кажется?

Останавливаюсь и разворачиваюсь к Алексу. С мычанием указываю на него двумя руками, потом на Родиона и широко раскрываю глаза, упрашивая в немой мольбе верного слугу отвлечь хозяина разговорами, чтобы он отстал от меня с гнусными вопросами.

— Что она от меня хочет?

— Никаких идей, — Родион прячет руки в карманы.

— Яна, не втягивай меня, пожалуйста, в ваши забавы, — Алекс неловко и слабо улыбается. — Я тебя и так не особо понимаю, а сейчас так вообще я растерян. Скажи мне ртом, что ты от меня хочешь.

— В этом у нее и в обычном состоянии есть некоторые трудности, — Родион тихо смеется. — Она скажет одно, а подразумевает другое, но на самом деле хочет она третьего.

— Вот поэтому я и не женюсь, — Алекс обескураженно качает головой.

— Зато весело.

Поднимаю лицо к небу и закрываю глаза. Господи, если ты существуешь, дай мне сил дожить до желтых носков в старости и кресла-качалки на солнечной веранде.

В такси молчу, но не потому, что я вся такая полна выдержки: Родион тоже не лезет с разговорами, и как-то игра скатывается в унылую тишину. Даже таксист словом не одаривает. Поздоровался и замолк, но я его не виню, ведь рядом с ним сидит Алекс, с которым осмелится побеседовать только отчаянный человек.

Как-то непривычно находиться не в машине Родиона: чувствую себя неуютно и скованно, но и таксисту тоже очень неловко. Он нервно почесывает шею, постукивает пальцами по баранке и то и дело поправляет ворот футболки. Когда он в очередной раз тарабанит по рулю, Алек поворачивает к нему хмурое лицо и глухо говорит:

— У тебя какие-то проблемы?

— Что? — таксист испуганно и мельком смотрит на него. — Нет, никаких проблем.

— А я думаю, что у тебя не все в порядке. Ты какой-то дерганный, — Алекс сводит брови вместе.

— Простите.

— За что? — не понимает Алекс.

— За то, что дерганный.

Я бы влезла в разговор и пояснила бледному таксисту, что Алекс из добрых побуждений задает ему вопросы, которые кажутся агрессивным наездом, но это не так. Он просто не умеет нормально общаться с обычными людьми.

— Вот опять! — рявкает Алекс, когда его собеседник чешет шею. — Может, тебе таблеточек успокоительных пропить?

— Хорошо, — попискивает таксист, — пропью.

Алекс лезет в нагрудный карман и достает небольшую баночку. Вскрывает ее, вытряхивает на ладонь пару бурых круглых таблеточек и подает таксисту:

— Пустырник.

Тот торопливо протягивает одну руку и через минуту спешно и громко глотает таблетки.

— Их надо под язык и рассасывать, — Алекс исподлобья смотрит на несчастного и почти мёртвого от ужаса мужчину. — Тогда подействует лучше.

— Я не знал.

— Теперь знаешь, — хмыкает Алекс и переводит взгляд на дорогу.

Ловлю себя на мысли, что хочу прильнуть к Родиону и положить голову на его сильное плечо, взяв за руку, но он что-то не проявляет заинтересованности в моем обществе и, похоже, наслаждается молчанием, как мудрец на вершине горы. И я в этой притче чайка с перевязанным клювом, которой срочно надо сказать что-нибудь и нарушить умиротворение какой-нибудь глупостью. Например, заявить, что у мудреца в бороде ближе к челюсти я заметила седой волосок. Это ведь так важно!

Тянусь пальцами к густой поросли на лице и резко, когда Родион медленно моргает, вырываю белый волосок. Какая непростительная жестокость с моей стороны, но сил стерпеть крохотный недостаток на идеальной бороде у меня нет.

— Что за? — он возмущенно смотрит на меня и прижимает руку к щеке. — Яна!

Подношу волосок к его глазам с невозмутимым лицом и сдуваю в сторону. Я же для твоей красоты стараюсь, милый.

— Не делай так больше, — зрачки Родиона недобро сужаются, и он вновь откидывается на спинку сидения. — После я потребую с тебя извинений. Серьезных извинений, Яна.

От его низкого тембра, что вибрирует недовольством, по телу бегут мурашки. Он вновь на несколько секунд стал тем, кто меня похитил и лишил свободы. Меня подмывает завести его еще больше, встряхнуть и разбудить спящего медведя, но не пожалею ли я после? Пожалуй, на седом волоске я остановлюсь, пока не придумаю что-нибудь другое.

— Вот, — Алекс вновь обращается к таксисту, который через раз делает вдох. — Скажи, полегче стало, да?

— Угу, — тот медленно кивает.

— Так-то, — добродушно смеется Алекс и прячет баночку с пустырником в карман. — Я плохого не посоветую.

Родион усмехается, и я вижу на шее таксиста мелкие капельки испарины. Лишь бы у него сердце не отказало, и мы доехали до места назначения без происшествий.

— Кто-то валерьянку пьет, — Алекс не думает оставить таксиста в покое, — но она мне не помогает. Только пустырник.

— Угу, — вновь соглашается тот.

Алекс опять достает баночку и по-хозяйски закидывает ее в бардачок:

— Оставлю тебе. Покупай только этот пустырник. Другие — полная херня. Я серьезно.

Таксист клятвенно обещает, что будет искать в аптеках только этот пустырник, а на остальные даже не посмотрит. Алекс широко улыбается, хлопает его по плечу и наконец замолкает.

Через минут двадцать мы входим в небольшой, но очень уютный итальянский ресторанчик с клетчатыми скатертями на круглых столиках. Стены выкрашены в приятную светло зеленую гамму, на потолках висят простые, но симпатичные люстры с яркими и разноцветными плафонами, а на на деревянных стульях лежат плоские подушечки, чтобы попе было мягко сидеть.

Милая официантка с короткой стрижкой усаживает нас за столиком в углу у окна и с вежливой улыбкой раскладывает меню, а затем торопливо скрывается в темном проеме за стойкой в конце зала, пообещав вернуться через пять минут.

От ярких фотографий голодно урчит живот и рот наполняется слюной. Я готова и на салат, и на пиццу маргариту, и на пасту карбонара, и на десерт с вафлями под шоколадным соусом, поэтому когда официантка возвращается, я без зазрения совести указываю пальцами на все позиции, что меня соблазнили, и нетерпеливо сглатываю. Да я бы сейчас и слона съела.

Родион заказывает стейк и бокал красного вина, а Алекс внезапно делает выбор в пользу форели под сливочным соусом и чашечки горячего шоколада, и мне не удивиться, потому что два часа еще не закончились. Как тяжело молчать! Слова распирают глотку, ползут на язык и щекочут нёбо, а вот Родиону и Алексу хорошо и спокойно. Сидят, в окно смотрят и упиваются моей беспомощностью.

— Замечательно, — Родион расслабленно выдыхает и издевательски прикрывает глаза. — И так спокойно.