– Прости меня, – сказал он и неожиданно очень по-мужски обнял меня. Крепко и очень правильно. Не знаю, как объяснить, что я имею ввиду под «правильно». Просто такие объятия действительно очень неравнодушные. Я неловко похлопал его по спине.

Коля отошел от меня, оглядел кабинет. Он все понял.

– Если вдруг ты когда-нибудь захочешь вернуться – я всегда тебя приму. Не важно, через месяц, год или десять лет. Ты сделал для этой унылой конторы гораздо больше, чем я.

Он, по сути, был прав.

– Ну что ж, – Коля рассеянно развел руками и потупил взгляд, – видимо, прощай, – сказал он.

Он очень грустно посмотрел на меня.

– Береги себя, Новиков.

Я кивнул.

– И ты себя.

Коля вышел. Мне стало, почему-то, очень смешно. Настолько грустно, что до смешного. Я, напоследок, оглядел свой кабинет, взял коробки и вышел. Когда я подошел к столу Софьи, чтобы сдать ключ, я невольно повернулся и увидел ее. Ту самую блондинку. Она шла прямо в мою сторону и лучезарно улыбалась. Внутри у меня все перевернулось. Возможно, я поспешил с выводами о том, что она – не «моя женщина». Я приготовился было уже открыть рот, чтобы поздороваться, но, впереди меня, откуда не возьмись, выскочил Отрыжкин.

Отрыжкин. Чертов Отрыжкин выбежал к ней навстречу, и она бросилась ему на шею. Он поцеловал ее и, нежно приобняв за плечи, провел мимо меня в сторону своего кабинета.

Конечно же, он был просто Рыжкин. Но мы ведь работали в офисе. Любой офис может взорваться от перенапряжения, если убрать из него тупой туалетный юмор, дебильные прозвища и служебные интрижки. Поэтому Рыжкин был «Отрыжкин», Вахрушев – «Ватрушка», а я, как вы уже могли предположить, Вадим «Гов-Но».

Рыжкин был отвратительным типом. Небольшого роста, пухлощекий, непозволительно розовенький и здоровый мужичек. Голос у него был мерзкий и приторный, как сахарный сироп. Он устроился к нам лет пять назад бухгалтером, по сути, по блату. Его тетя владеет массажным салоном, в который по выходным ездят Коля и Оля. Отрыжкин был эдаким холеным, избалованным сынком. Из тех, кто полностью уверен, что хлеб, колбаса и мамина зарплата растут на специальных деревьях.

Я чуть не взорвался от смеха. Я был настолько разочарован в ней и вообще во всем этом месте, что барометр моего настроения подскочил до высшей точки. Я рассмеялся, чмокнул Софью в щеку, сказал «прощай» и, чуть ли не вприпрыжку, направился к лифту.

Перед тем, как пойти к машине, я обошел здание, подошел к двум огромным мусорным бакам и поставил рядом с ними свои коробки. Постояв немного, будто бы прощаясь, я поднял голову, посмотрел в седое, тяжелое небо, и ушел прочь. Когда я дошел до стоянки, пошел снег.

Когда я вышел из офиса, время было чуть больше полудня. Домой ехать пока не хотелось. Я точно знал, куда мне сейчас необходимо попасть. Я выехал с парковки и направился в центр. Ксюшино кафе называлось «Кавай[14] Ковчег». Вот так. Такая у меня была сестра. Стильная, смешливая и смелая выдумщица. Абсолютно вся кафешка была розовая: от входной двери до держателей туалетной бумаги. Но это был не кричащий, раздражающий розовый. Пастельные красивые оттенки сменяли друг друга от немного «пыльного» матового серо-розового до цвета теплого, майского заката. Во всем был баланс. Опасная грань с безвкусицей не была пересечена нигде. Все было розовым, но все было в меру.

Когда она придумала название и концепцию, Ксюша, возбужденная и тараторящая без умолку, с круглыми блестящими глазами, ураганом ворвалась ко мне в кабинет. Даже не поздоровавшись, она подлетела к столу и бросила мне на стол папку толщиной как минимум с ладонь. «Вот», – выдохнула она. Я смотрел на нее вопросительно, переведя взгляд с папки. Я понятия не имел, что там было и почему этого «что-то» было так много. Она с грохотом пододвинула кресло к столу и плюхнулась на него. Она тогда была беременна Ликой, вроде месяце на четвертом. Усевшись, она уставилась на меня в упор. Я покорно взял папку и стал внимательно читать. Прочитав первую страницу, я осторожно спросил:

– Ксюша, а почему ковчег?

Видели бы вы ее глаза. Она закатила их так, что я невольно почувствовал себя идиотом.

– Мудачек, – пропела она, – ну ковчег! Врубаешься? Каждой твари по паре! Кафе для влюбленных парочек, которые любят стильно отдохнуть в уютной обстановке.

Я уж было хотел спросить, почему «Кавай», но решил не рисковать и стал читать дальше. Она смотрела на меня с ожиданием, слегка постукивая пальцами по деревянным подлокотникам кресла.

Она торопила меня, как нетерпеливый ребенок. Вот уж непоседа была. Я прочел все до последней страницы, поднял глаза и сказал: «я горжусь тобой».

– Уффф, – выдохнула она, – это все, что я хотела от тебя услышать. Значит, завтра приступаю к реализации.

Она потрепала меня за щеку и убежала. И знаете, на следующий день она нашла помещение, и уже вечером притащила туда знакомого дизайнера. Через два месяца уже привезли столы и диваны, еще через месяц появилась реклама, а через два вся богема нашего городишки уже швыркала чаем на розовых диванах, позировала фотографам и жевала чизкейки и маффины с безумными ксюшиными названиями. И я там сидел, пил кофе с пирожным «Пуссипай»[15] и гордился. Восхищался своей сумасшедшей, талантливой сестрой. Самым оптимистичным и целеустремленным человеком на планете.

Я припарковался и вышел из машины. Возле кафе курили две молодые девчонки лет по восемнадцать. Они, почему то, хихикнули, когда я проходил мимо. Может чем-то я был смешон для них. Может просто дуры. Мне было все равно.

Хостесс Вика искренне обрадовалась, увидев меня. Я тоже был рад. Ребята здесь действительно по-настоящему хорошие. Сестра очень трепетно относилась к подбору персонала. Будто бы самозабвенно играла в компьютерный симулятор, цель которого – создать идеальную семью. С этой задачей она справилась на отлично. Здесь все друг друга действительно очень любили. Редко можно встретить в заведении такой гармоничный и сплоченный коллектив.

Вика повесила мое пальто и усадила меня за мой любимый стол с краю, возле окна. Потолки здесь были не высокие, свет мягкий. Я всегда чувствовал себя тут в безопасности, что ли. Ксюши больше нет. Но в этой маленькой, теплой кафешке, везде царил ее дух.

Мне принесли кофе и поздний завтрак: омлет с зеленью, ароматную булочку, тарелку с мягкими сырами и брусничный джем. Я медленно и с аппетитом поел.

Вскоре ко мне подсела Тома, управляющая. Глаза у нее были красные, с припухшими веками.

– Как ты держишься? – спросила она.

– А ты? – бросил я в ответ.

Мы поняли друг друга.

Знаю, она бы и сейчас плакала, но слезы уже кончились. Будто исчерпался весь запас.

Ей нужно было получить некоторые мои указания на ближайшее время. Работало все ладно, но кризис был неминуем. Сердце заведения, творец и мать погибла. Что делать дальше, никто не знал.

Тома с Ксюшей за эти пару лет успели стать настоящими друзьями. Ксю ей абсолютно доверяла и бесстрашно отдала в полное распоряжение свое детище.

Бизнес был оформлен на Ксюшу и Игоря, соответственно, теперь Игорь был полным владельцем кафе. Но сейчас ему было, мягко говоря, совсем не до этого. Вдовец с двумя детьми, потерявший жену и старшего сына. Какие к черту пирожные?

Я был в курсе почти всех дел, касаемо работы заведения. Ксюша меня во все посвящала. Боюсь, знай она, что с ней произойдет такая трагедия, Ксю непременно бы захотела, чтобы я занимался «Ковчегом». Я понимал это, но я не мог. Все, что я сейчас мог, это собрать остатки сил, сесть в самолет и сбежать навстречу неизвестности.

Я обсудил с Томой волнующие ее вопросы, допил кофе и собрался, уже было, идти, как взгляд мой упал на стену. Прямо над диваном, на котором я сидел, нарочито косо висела небольшая деревянная рамка. На фото был Игорь с маленьким Толиком на руках. Он смотрел налево, где был я, улыбающийся, с закатывающимся от смеха, Егором на плечах. Помню этот день. Это был День защиты детей, и мы всей семьей поехали в парк. Очень хороший, теплый день. Фото сделала Ксюша как раз в тот момент, когда неожиданно для всех посетителей парка, пошел дождь, и мы побежали к ближайшему навесу. Такие веселые и счастливые. В тот день мы с Егором так объелись мороженого в кафешке под навесом, что к вечеру у нас обоих заболело горло. Ксюша ругала нас, а мы смеялись и переглядывались.