Так странно. То есть и так бывает, когда семья? Видимо, у меня неправильные представления о семейной жизни.

– Погоди, Околыч, а дети где?

– Дети, как гуси – живут у бабуси, – грустно отрезал Олег, – Устал я, Вадик! Бля, как устал! Хочется бросить все к чертовой матери и уехать куда-нибудь далеко, на какие-нибудь Карибы сраные. Но нет же. Люблю я их. Что у меня кроме них? Да ничего. Да и хорошо ведь лишь там, где нас нет.

Окол как-то мгновенно протрезвел после своих слов. Я слушал внимательно и параллельно думал о дерьме, которое согласно моей интуиции, должно было вскоре произойти.

– Вадюш, ну ты то как? Расскажи мне, а то совсем потерялись последнее время! – в упор уставился на меня Олег, параллельно шаря в своем чемоданчике.

Мне как-то не хотелось ничего рассказывать, но я вежливо начал свой заученный, затертый до дыр рассказ для одноклассников, дальних родственников и временных женщин. Рассказ всегда звучал примерно так:

«Все так же работаю заместителем главного редактора в журнале „Caraool“, параллельно пишу рекламные статьи и лозунги для компаний, продающих и производящих любое говно, от глазированных сырков, до грузовых автомобилей. Не женат. Детей нет. Живу один. Есть пес, но живет он у мамы. Работаю почти без выходных, но не жалуюсь. В прошлом году получил награду за вклад в развитие культурной жизни города. Да-да, сижу в кабинете с пафосной табличкой, гласящей: «Вадим Но. Заместитель Главного Редактора» У мамы все хорошо. Да. Ксюша третьего родила».

Когда я кому-то это рассказываю, сразу так грустно мне становится от того, сколько я упускаю. Неудачник.

Пока я безучастным тоном выдавал свою серую историю, краем глаза наблюдал, как Окол выудил из чемоданчика планшет и с лицом художника, тщательно формировал на нем дорожки какого-то грязно-белого цвета, ловко орудуя возникшей в красных пухлых руках, пластиковой картой.

Я вежливо отказался в ответ на предлагающее «м» и заметил, что мы уже подъезжаем к дому Олега.

Олег потирал нос и нервно озирался вокруг. Интересно, сейчас начнутся приглашения зайти на чай, посмотреть фото с Таиланда, вино, кофе? Но, благо, нет. К моей радости, у Окола не было настроения вести утренние вежливые беседы.

– Вадюш, – как-то печально протянул Олег, – ты прости, что я так с утра напал на тебя! Я побегу домой, хоть душ приму перед совещанием. Ты давай, звони, пиши! Не теряйся!

Я пожал Околу руку, тепло попрощался. Штампы. Дверь звучно захлопнулась. Я видел, как Окол пошатываясь, идет к подъезду. Уже минут через двадцать он забудет, что я обещал позвонить. Зачем? С годами все воспоминания выцветают, как старые фотографии, а связи рвутся, как прогнившие нитки на пожранных молью пальто.

Я включил радио и, не торопясь, выехал на дорогу. Уже немного опаздывал, но моя работа требовала пунктуальности лишь в сдаче материала. Я бы мог, по сути, заглядывать в офис только по срочным делам, если бы мне было чем заняться помимо работы. А дома, в одиночестве, меня с аппетитом съедала жирная, ненасытная тоска.

Гололед сегодня дикий. Эксперты по оценке ущерба автомобилей при авариях сегодня явно не останутся без работы.

Играла какая-то убогая, попсовая песня. Я остановился на светофоре и попытался настроить интернет-радио. Любимая джазовая волна заиграла автоматически, будто бы тюнер читал мои мысли, как всезнающий ребенок индиго. Арета Франклин[1] вселяющим надежду тоном вещала: «I say a little pray». В продрогшей машине сразу стало заметно уютнее и светлее.

Я вспомнил Окола и Аню десять лет назад. Такие жизнерадостные, яркие и безнадежно влюбленные. Мы на них наглядеться не могли. Конечно, были и ссоры, и драки, и истерики под кайфом. Но они всегда были словно человек о двух головах. Будто бы легенда о том, что все люди раньше были единым целым, и разгневавшиеся боги действительно разделили всех на две половинки, была правдой, а Окол и Аня встретили друг друга и собрались воедино.

Я думал, в тридцать нюхают и гуляют ночами только рок-звезды и одинокие безбашенные представители богемы, но никак не люди с семьей, детьми и летним домиком с яблоневым садом.

Но я был не прав. И это – мой город. Этим все сказано. Сумасшедшая провинция, которая никогда не спит. В маленьких городах с претензией на столицу всегда будет куча несостыковок. В таких местах развивающаяся индустрия и всесторонний прогресс всегда шагают в ногу с декадансом, исполняя корявое и неуклюжее, но чем-то завораживающее танго. А что я? В одиночестве танцую странный шаманский танец деньгам и успеху, но зачем? Может быть, зря я танцую? А на дворе двадцать первый век, и над шаманами сейчас только смеются, снимая на свои пижонские телефоны дешевый корм для социальных сетей.

С этими мыслями я подъехал к зданию, в котором располагался мой комфортабельный гробик о четырех стенах, припарковал свой черный, не самый старый форд, поставил его на сигнализацию и приготовился нырнуть в сухие, но такие привычные объятия рутины. Доброе утро, Вадим. Увы, нас вряд ли ждут великие дела.

В уже спешившие захлопнуться серые двери лифта в последний момент успела просочиться маленькая фигурка. Уже седьмой или восьмой раз стройная, коротковолосая блондинка составляет мне молчаливую компанию. Опять я вдыхаю этот свежий, манящий аромат ее парфюма. Почему я до сих пор не спросил, как ее зовут? Я никогда не был обделен женским вниманием, но окончив университет, стал как-то глупо робеть. Оттого, наверное, секретарши все чаще в своих гнусных перешептываниях крестят меня геем. Я посмотрел в зеркало на боковой стенке лифта. Выгляжу вроде неплохо. Мои сто восемьдесят два сантиметра роста всегда внушали слабому полу ощущение защищенности. На вид, конечно, немного тощий для взрослого мужика, но и не сломаюсь пополам от резкого порыва ветра. Может быть, я тоже ей нравлюсь? Блондинкам ведь нравятся брюнеты. Наверное. Господи, мне четырнадцать лет. Соберись, поздоровайся, представься! В тот момент, когда я уже готов был начать беседу, двери лифта открылись на шестом этаже, и фигурка, сверкнув скромной улыбкой, скрылась в темном дверном проеме. Значит, в другой раз.

Наш главред Коля Вахрушев всегда славился своей любовью к хайтеку: новомодные девайсы, зеркальные очки с оправами всех цветов радуги, какая-то невнятная космическая музыка в качестве рингтона. То еще убожество. Но его это совсем не волновало. Богатым и по-настоящему довольным жизнью людям, абсолютно наплевать на то, что кто-то может над ними посмеяться. Они делают то, что им нравится, и смеются последними.

Таким вроде-как успешным сотрудникам, как я, предоставлялся личный кабинет. Там интерьер мы выбирали, следуя собственному вкусу. Общие же помещения нашего офиса походили на комфортный модуль космического шаттла из будущего. Серебристые столы без углов, с причудливыми закруглениями, идеально белые стены и пол, что автоматически внушало ощущение чрезмерной стерильности, красные крутящиеся кресла, напоминающие лакированные страусиные яйца в разрезе, искусственные «растения» из черного пластика и стекла. Секретарша Софья сидела за высоким глянцево-черным столом, вся такая точеная, идеально постриженная. Каждое утро я все ждал, что, заходя в офис, увижу Софьюшку с волшебной маникюрной машинкой из бессоновского «Пятого элемента», меняющей цвет ногтей за долю секунды. Но нет. Неизменная холодная улыбка, неискреннее «Доброе утро» и большой американо, который я скорее нес в свой скромный, но уютный кабинет.

Раньше я не понимал, почему секретарша смотрит на меня с каким-то необоснованным негативом. Позднее меня настигло озарение, что так она смотрит на всех, кроме стройного, подтянутого блондина Вахрушева, этого космического долбонафта. Только вот, как и в любой сопливой американской мелодраме, там ей ничего не светило, ведь жена Коли по имени Оля, женская версия его самого, занимала все возможное место в сердце и разуме Вахрушева. Поэтому Софью как-то даже немного жаль, и мне казалось, что позволяя безответно влюбленной в босса секретарше смотреть на меня, как на собачьи экскременты, я делал что-то доброе, и это немного укрепляло мою слабенькую карму.