Тома поймала мой взгляд.

– Возьмешь? – спросила она, и уже было хотела снять рамку, но я остановил ее.

– Пусть останется. Это ее место.

Она понимающе кивнула. Я еще раз посмотрел на фото, мягко похлопал Тому по плечу и вышел на улицу.

Я не заметил, как почти весь день просидел в «Ковчеге», разглядывая гостей кафе. У меня действительно было ощущение, что я в гостях у Ксюши. Я почти физически ощутил ее присутствие. В тот момент я пообещал себе, что не пойду на ее могилу никогда. Сейчас мне оставалось найти место, где я смогу ощутить присутствие моего лучшего друга. Умного и доброго малыша, смысла моей бесполезной жизни.

Проезжая по центральной улице, я увидел тот самый паб, в котором встретил Ее. Уже стемнело, все же зима, и на входе уже горели те же красные лампочки. Я еле сдержал охвативший меня безрассудный порыв остановиться и войти. Это была плохая идея. Мой мозг осознавал это. Я слегка сбавил скорость, но проехал мимо. Здравый смысл торжествовал. Та ночь была самой магией. И убив эту магию, я стал бы самым жалким и подлым преступником от начала времен. Есть такие вещи, которые прекрасны лишь потому, что они никогда больше не повторятся. То, что зовется волшебством момента.

Помню однажды на первом курсе, после очередной студенческой вечеринки, я вышел из бара, невозможно пьяный и веселый, а возле входа стояла второкурсница Женя Кулагина, на которую я пускал слюни с самого первого сентября, но даже ни разу с ней не говорил. И вот она стоит и плачет. Я подошел к ней. Чего плачешь ты, прекрасная Евгения, говорю я ей, или другую какую-то убогую фразу. Уже толком и не помню. Бросил меня, мол, Паша, отвечает мне она, всхлипывая. Мой внутренний рыцарь вызвался ее проводить. И вот шли мы с ней, я рассказывал ей нелепые истории про своих одногруппников, среди которых была парочка и про Окола с Аней, она смеялась. Было холодно, я отдал ей свой шарф. Когда мы подошли к ее подъезду, она поцеловала меня. А потом мы поднялись к ней в квартиру и незаметно проскользнули в комнату. Тихо, шепчет она, бабушка спит в соседней комнате. Мое угловатое восемнадцатилетнее тело звенело тестостероном, и фраза про бабушку еще только сильнее его раззадорила. Так мы с ней и любили друг друга около получаса в полной тишине, боясь даже громко вздохнуть. Потом я так же беззвучно оделся, поцеловал ее и выскользнул из квартиры. По дороге домой я чувствовал себя самым счастливым человеком на планете. Я бежал вприпрыжку и пел. Я был влюблен. Все воскресенье я думал о ней. В понедельник я подошел к ней в буфете и позвал ее выпить кофе после пар. Глупый, глупый убийца волшебства! Мы сидели в кафе возле универа и я не знал, что сказать. Женя оказалась настолько пустой, тупой и бесполезной девочкой, что я готов был расплакаться прямо перед ней. Я соврал ей, что мне нужно бежать в библиотеку готовиться к семинару, расплатился за кофе и слинял. После этого я дал себе обещание, что больше никогда не убью волшебство. Правда, по сути, на этом волшебные моменты и прекратились. На пару лет точно. Я стал действительно ценить такие случаи и научился их сохранять.

Миновав паб, я заехал в супермаркет, купил сыра, галетов, попкорна и красного вина. С таким нелепым набором продуктов, я направился на кассу. Расплачиваясь, я поднял глаза и мой взгляд уперся в нее. Ту самую ананасовую брюнетку. Она узнала меня и смущенно улыбнулась. Я кивнул ей. Рядом с ней, ерзал в поисках кошелька, ее лысый, высокий и пузатый муж. Я рассмеялся, попросил кассиршу пробить мне шоколадку и мармеладных медведей, расплатился и, проходя мимо, с улыбкой ей помахал.

Господи, я так переживал, что со мной что-то не так, раз у меня нет семьи. Нет жены. Что в моем возрасте это ненормально. И вдруг все прояснилось. Я – счастливчик. Одинокий, ненормальный счастливчик со свободой выбора. У меня не было жены, не было пуза. А теперь мне нечего было терять. Я был несчастным, убитым горем, но счастливчиком. Безгранично свободным, безработным, безумным счастливчиком, не имевшим ничего, кроме остатка собственной жизни, с которым я могу сделать все, что угодно.

Телефон мой все это время валялся дома. Я даже не заметил, что весь день провел без него. На экране высветилось семь пропущенных. Шесть от мамы и один с незнакомого номера. Шоколадку я съел по дороге, сейчас же очередь дошла до медведей. Первым делом я, само собой, набрал маму. Голос у нее был тихим, но уже гораздо более живым, чем, например, вчера. Дети были у нее. Игорь улетел в командировку куда-то в Казахстан. Работа не щадила никого и не давала никаких поблажек. Я мысленно на минутку обрадовался, что уволился. «Добби[16] свободен», прошептал я.

– Что говоришь, сынок? – не поняла мама.

– Нет-нет, – тихо рассмеялся я, – ничего.

Я жевал мармелад.

– Мне нравится твой голос, – сказала мама, – Мне сегодня звонил Олег Колецких, – начала она, – тебя искал. Дала ему твой номер. Он дозвонился до тебя?

«Вот и хозяин незнакомого номера», – подумал я.

– Вадик, – сказала мама тихо, – ты завтра поезжай обязательно. О нас не беспокойся. Мы справимся. А тебе это необходимо.

– Хорошо, – сказал я, – люблю тебя. Завтра позвоню.

Я повесил трубку. Решив не перезванивать Околу, я отключил телефон и пошел на кухню.

Я положил попкорн в микроволновку, нарезал кубиками сыр, высыпал готовый попкорн в глубокую миску и перетащил все это добро в спальню. Я сходил в душ, надел чистую пижаму, открыл вино и включил очередной фильм из моего списка.

Сейчас даже не помню, что это был за фильм. Я пил вино прямо из бутылки, хрустел галетами и попкорном, жевал сыр и смотрел в экран пустыми глазами. Тело будто бы жило отдельно от меня. А я был для него хорошим, а скорее, единственным другом. Как хороший друг, я решил: хочет жрать и пить вино – пожалуйста. Заслужило. Носить такую тяжелую, темную и раненую душонку – труд из разряда титанических.

Фильм закончился. Я оглядел комнату. Чемодан был собран. Запонки я, все же нашел. Билет и паспорт лежали на чемодане рядом с рюкзаком. Ты готов. Ты должен ехать.

Я отряхнул постель от крошек, отнес все на кухню, допил вино, вымыл посуду и даже вынес мусор.

Я был готов.

Я заглянул в заветную коробочку, грустно улыбнулся, погасил свет и уснул.

Вылет в столицу был в шестнадцать пятьдесят. Я проснулся за двадцать минут до будильника, около одиннадцати утра, от того, что кто-то громко барабанил в дверь. Я даже немного испугался спросонья, но лишь на долю секунды. Потом пришла легкая, противная злость. Я нехотя влез в тапочки и пошел к двери. В глазок смотреть не стал, решил сразу открыть. Бояться мне было нечего. Смерти теперь я уж точно не боялся. В дверях стоял Окол, с красной от мороза улыбчивой физиономией и большим стаканом с кофе.

Он хотел было меня обнять, но передумал. Я стоял сонный в одних трусах. Я сам это заметил и удивился. Мне казалось, что заснул я в пижаме. Впустив Окола, я посадил его в гостиной на диван, а сам вернулся в спальню, умылся, почистил зубы и натянул домашнюю одежду.

Окол сидел и играл на планшете в какую-то глупую игру. Может и не глупую, конечно, но я в этих играх вообще ничего не понимал, придерживаясь мнения, что играть в них простительно, если ты ребенок или блондинка. Окол не был ни блондинкой, ни ребенком, но играл страстно и увлеченно, сперва даже не заметив моего возвращения.

– Какими судьбами? – спросил я его, когда он, наконец, оторвался от планшета.

Окол возмутился.

– Как это, «какими судьбами»? – начал он, – мама твоя сказала, что ты сегодня в штаты улетаешь. И что прикажешь мне, отпустить тебя не попрощавшись, еще и позволив тебе пилить в аэропорт на такси? Еще чего! – объяснил свое присутствие Олег.

«А ведь, получается, что Окол – мой единственный настоящий друг», поймал себя на мысли я и улыбнулся. Да, мы видимся с ним раз в тысячу лет, да, наши жизни кардинально отличаются друг от друга, но разве это что-то меняет? Нас связывает спокойная, нетленная дружба, которая посыпается как раз в такие моменты. В тяжелые и болезненные.