– Все, господин, приехали, – кучер открыл передо мною двери и подобострастно поклонился, выпрашивая монетку.

Скорчив недовольную гримасу, я вылез из кареты и небрежно бросил ему в руки серебряник. Кучер удивленно дернул себя за редкую бородку – не часто господа жаловали щедростью. Его помощник – худой мальчишка – принялся ладить мои чемоданы на тележку.

– Пошевеливайтесь, – сварливо прикрикнул я.

Одна из лошадей «кровожадно» засопела и попыталась достать меня зубищами, но тут же получила шлепок по носу от хозяина. Сделав вид, будто этого покушения не было, я огляделся, представляя дальнейший путь. Разбитая колесами дорога струилась сквозь желто-зеленые заплатки полей, чей-то пес с обрывком веревки на шее носился по молодым побегам ячменя, гоняя настырных воробьев. Птицы сердито орали на него и вспархивали на плечи худого пугала из кучи палок, соломы и старого выцветшего мундира Красных Пальцев.

Пока я оглядывал угодья, к карете подскочил еще один расторопный слуга. Он схватился за тележку и, смешно шевеля пушистыми усами, поволок ее к воротам в поместье. Хлопнула дверца, щелкнул кнут – и лошади тронулись дальше. Через день они уже будут в столице, где их хозяин купит сыну деревянную игрушку, леденец, а на остаток хорошенько надерется в таверне.

Ехать в наемной карете оказалось не так уж удобно, и я отбил себе весь зад, пока мы неслись по ухабистой проселочной дороге. Жесткие, протертые до дыр сиденья остались, кажется, еще со времен короля-основателя. Я всю дорогу ерзал, пытаясь хоть как-то устроиться, но непременно скатывался и бился коленом об дурацкий сундук. На кой этот мышиный гроб там стоял, никто внятно ответить не смог, и я во время одной из остановок решился заглянуть в таинственный короб. Замок рассыпался ржавой крошкой прямо в руках, колдовать даже не пришлось. Внутри оказалась трещащая кучка желтовато-белых камней. Я повел в воздухе пальцем, без касаний разрыхляя насыпь, и к своему удивлению, выудил из-под нее обломок чей-то челюсти.

– Ха, оригинально, – фыркнул я и захлопнул крышку.

Интерес, зачем этот сундук катается в карете, возрос. Но ни о каком забывчивом цирюльнике кучер не слыхал, маньяк-зубодробитель не подбрасывал сюда свои трофеи, да и стража из имперских агентов не искала похитителя зубов. Оставалась надежда, что какой-нибудь студент из «Лилии» глупо пошутил над кем-то, но время стерло память об этой шалости. Во всяком случае, размышления немного скрасили унылую поездку. Лошадиные копыта взбивали землю в дорожную пыль, за окном медленно ползли лесистые пейзажи. Поместье Гардиан гармонично втиснулось между темной гущей деревьев и маленькой деревней на десять-двадцать домов.

По какой-то причине подъезжать к самому дому извозчик отказался – высадил меня у ворот и укатил дальше. Гравий зашуршал под ногами, застоявшаяся кровь вновь побежала по венам, отдаваясь болезненно-приятными уколами. Ранние грозы миновали недавно, оставив после себя свежесть в воздухе, влажную землю, зелень и сломанные ветки. Земля нежилась в тепле первых дней лета. Пыль медленно оседала, скатывалась комочками грязи у воротника, невыносимо чесалась, приставала к влажной коже. Слуга тащил мой багаж по хрустящей тропинке, вытирал на ходу пот грязно-синим платком. Разболтанный замок бряцал в такт его шагов, что-то разбитое еще в порту негромко позвякивало внутри большого чемодана.

Я выехал из Корсонии еще зимой. На борту большого торгового корабля пересек Махровое море, по большей части провалявшись в каюте мордой в ведре. Три месяца громадный трехмачтовый флейт колыхали глянцево-зеленые волны. Три месяца меня безудержно тошнило. Раз в две недели спущенный за борт окорок глодали длинные черные рыбины, моряки ловили их широкими сачками, соскабливали с чешуи жир и отпускали кусачих бестий на волю. Капитан – высокий, грузный мужик со странными ушами подмигивал мне, натирая этим жиром свои сапоги, шляпу и лысину заодно.

В Прибрежном крае остатки продали под видом чудо-мази от прыщей.

В чумные годы подобной дрянью торговали из-под полы, распространяя рекламу нелегальными ручьями. Я помнил людей, исступленно втирающих жижу в покрытую гнойными нарывами кожу, помнил резкий травяной запах внутри фарфоровой маски, и чувство омерзения, пробирающее до дрожи, когда десятки изуродованных тел тащились в сторону могильника. В глухой робе было жарко как никогда, живые еще люди хватались пальцами-крючками за полы плаща, а мне приходилось отбрасывать их волнами мягких разрядов. Нас было немного – Поводырей в красных колпаках. Лекари, закутанные в пропитанные чем-то шали, скользко уворачивались от молящих рук, оставляя нас самих подбирать падаль. И мы шагали впереди безмолвной массы, Безликие колпаки, ведущие мертвецов к могилам. Когда эпидемия угасла, я собрал жалкие остатки вещей, и взошел на борт хлипкой шхуны, надеясь, что песни знойных ветров сотрут запечатленный в голове образ подыхающего в зловонии города.

Теперь настало время вернуться.

«Дудка» бесконечно долго ползла через неспокойные временами воды, захаживая попутно в разные порты и даже останавливаясь у берегов каких-то островков, чтобы заполнить опустевшие бочки. Встречные путешественники все как один принимали меня за корсонийца, и я с удовольствием делился с ними изюмом и кусками ненавистного козьего сыра, погружаясь в цветастые, сдобренные смачными словечками рассказы. Команда корабля распрощалась со мной в Прибрежном крае, что лежит между океаном и границей империи. Уже дальше по Черной реке, а после на нанятой карете я добрался до поместья Гардианов.

Тяжелый, грубоватый фасад надменно щурился закованными в рамы окнами. Две лестницы поднимались к арочному входу, отгороженному шестью базальтовыми колоннами. Их не украшали лепниной и порталами, лишь цепкие ветви дикого винограда вливались в контраст со стенами из желтовато-серого песчаника. Вкрапления красных камней образовывали простой геометрический узор, что перетекал со стен на широкую, похожую на горящий факел, башенку.

Сквозь запущенный двор с разрушенным фонтаном, я прошел к окованной потемневшей медью двери и, наконец, оказался в доме. Никто, конечно же, не встречал меня с распростертыми объятиями, просто вышли двое парней, взяли мои вещи и понесли куда-то вверх по лестнице. Я следовал за ними, прожигая их сутулые спины ненавидящим взглядом, отчего бедолаги то и дело спотыкались и норовили обернуться или почесаться. Этих людей винить было не в чем. Я устал и готов был проклясть весь белый свет, лишь бы попасть в комнату с теплой постелью и горячей ванной. Но сему не суждено было так быстро сбыться, ибо гостеприимная хозяйка все же решила проверить, кто там еще приплелся.

– Ах, Вэдден! Вэддэн Эллоу, добро пожаловать, – невысокая девушка сбежала вниз по ступенькам, звонко перебирая каблуками, и порывисто обняла меня.

На секунду я оторопел, а она уже отстранилась и мило улыбнулась мне, сделав приветственный полупоклон. Я сжал ее руку в горячих ладонях, чувствуя, как жар разливается по лицу, и расплылся в глупой мальчишечьей улыбке.

– Элен…

Как она была хороша! Простое домашнее платье с высоким кружевным воротником и пышными рукавами удивительно подчеркивало ее фигуру. Модный корсет, такой чуждый женщинам Корсонии, тоже не стягивал талию Элен. Хозяйка не терпела покушений на гибкость и свободу дыхания. Серая с белыми вставками ткань, квадратный вырез декольте, сверкающая сапфирами сетка в волосах.

Элен оказалась первой женщиной, которую я встретил после трехнедельного перегона от портового городка. Крестьянки, разносчицы в тавернах, шлюхи и путешественницы мистическим образом исчезали, стоило мне только появиться на пороге какой-нибудь корчмы. Более того, дети не путались под ногами, и даже любопытные от природы людишки не старались завязать разговор с чужаком.

– Получил твое приглашение. Подумал, ты не будешь против, если я приеду раньше, – мой голос опустился до полушепота.