– Ты всё знаешь… – еще один удар приходится в тоже место, и невыносимая боль проносится по телу. Заливаюсь тихими, обжигающими слезами, стоя на коленях и спрятав заплаканное лицо в маленьких ладошках.

– Ты умная… – звонкий удар от соприкосновения ремня с мягкой кожей разносится по комнате и звенит в ушах. Я стискиваю зубы, чтобы не зарыдать в голос. Папа не любит моих слёз.

Не прикасайся к ней! Не смей… не смей…

«Ты моя умная девочка…Ты всё знаешь…Ты умная…»…

– Нет! – воплю от ужаса на весь дом и брыкаюсь в постели, пытаясь избавиться от кошмара и выплыть на поверхность. Распахиваю глаза и ничего кроме темноты и смутных, но знакомых очертаний не вижу.

Загнанно дышу через рот. Сажусь на постели и яростно тру глаза, привыкая к темноте и различая свою спальню. Безопасную и уютную. Без него… Внимательно осматриваюсь, боясь, что воображение играет со мной в жестокую игру. Но в комнате действительно никого нет. Только алые капли крови на белой простыни, напоминающие о свершившемся споре. В голове постепенно проясняется и туман рассеивается: я вспоминаю события последних нескольких часов.

Протяжно вою и стираю концом простыни капли пота на шее. Легкая дрожь не отпускает тело, а думать о сне совсем страшно.

На пол скидываю пропитанную потом подушку и кладу на её место сухую и чистую, ту, на которой лежал Хард. Она приятно пахнет. Успела впитать запах его тела и терпкого парфюма. Может сочетание этих запахов поможет мне заснуть крепким сном и убережет от кошмаров? Я не готова сейчас бороться с ними. Уже отвыкла. Слишком давно они не посещали меня и сейчас у меня нет сил.

Вдыхаю полной грудью словно готовлюсь к совершению самого опасного для жизни поступка и ложусь на подушку. Сердце подскакивает в груди, и я сглатываю, но гоню дурные мысли прочь. Если не думать о кошмаре…

***

Пробуждение после первой сексуальной близости – это приятная, не отпускающая истома, ломота в каждой части тела и блаженная улыбка счастья на лице. Враньё чистой воды! В моем случае – это счастье от того, что я не погрязла в кошмарах и спокойно провела остаток ночи. Очевидно, нарушение привычного образа жизни и эмоциональный дисбаланс привели к неприятным последствиям и пробудили мои старые, детские кошмары. Защитная реакция организма на его покушение – проснувшиеся детские травмы.

Теперь я с уверенностью могу заявить, что у первого раза есть свой побочный эффект.

Спускаю ноги с постели и несколько секунд тупо сижу на краю кровати, прислушиваясь к незнакомым ощущениям своего тела. Дискомфорт глубоко внутри приносит болезненные ощущения и каждое движение эхом, пульсирующий боли разносится по телу.

Аккуратно поднимаюсь на ноги, и сонная плетусь в ванную комнату. Горячий душ поможет снять напряжение и расслабит зажатые мышцы, успокоив внутреннюю дрожь.

Дверь в ванну оказывается открытой, и я вспоминаю, что Хард принимал у меня душ. Волосы на затылке становятся дыбом от шока и ужаса! Я сама разрешила этому козлу искупаться в моей святая святых? Что он такого сделал, заслужив столь щедрый подарок?

«Всего-то трахнул тебя!»

Яростно захлопываю дверь и детально оцениваю масштабы ущерба, нанесенного моей всегда чистенькой ванной комнате. От злости аж плакать хочется или окончательно разнести всё к чертовой матери, потому что ничего не возможно спасти. Мягкий коврик, пропитанный водой, похож на мокрую половую тряпку; зеркало над раковиной безжалостно забрызгано, а из приоткрытого крана течет тоненькая струйка воды; душ в кабинке валяется на поддоне, а мое скомканное махровое полотенце на полу. Он что, вытирался моим полотенцем?

– Будь ты проклят, Хард! – как припадочная ору на всю ванну как будто британец может услышать мои истеричные вопли. Я аж краснею от натуги как маленький, капризный ребенок, выращивающий игрушку у родителей. Но как ни странно, становится легче!

Закручиваю кран, подбираю с пола своё использованное полотенце, точно так же, как и его хозяйка, и запихиваю в стиральную машинку. Сморщившись, разглядываю душевую кабинку. Не привыкла я делить столь интимное место для уединения как ванная с абсолютно посторонним человеком. Я предложила Томасу освежиться по доброте своей душевной, а он устроил настоящий хаос и даже не удосужился прибрать за собой.

– Козёл!

В разрез с собственными словами захожу в кабинку и настраиваю теплую воду. Ну, в конце концов, он же не занимался в ней ничем непристойным?

Горячий поток обжигает нежную кожу, и я вздрагиваю, покрываясь мурашками, но через несколько секунд привыкаю к температуре воды и получаю истинное наслаждение. Подставляю лицо под струи, и смываю сонливость. Утренний душ обладает исцеляющим эффектом: прогоняет тупую боль и притупляет страх от кошмаров. Не понимаю почему они вернулись? Что-то спровоцировало? Или подсознание решило мне напомнить о прошлом, забыть которое невозможно. Я с таким трудом избавилась от них, чтобы снова не спать ночами и просыпаться в холодном поту от страха?

Мелкая дрожь прокатывается по телу, и мурашки выступают на коже. Делаю воду горячее, но это уже не помогает. Становится только хуже и я перекрываю краны, и выбегаю из душевой кабинки. Использую чистое полотенце и насухо вытираю кожу, задерживая взгляд на шрамах на левом боку. Прикасаюсь подушечками пальцев и вздрагиваю. Не от самих касаний, а от болезненных воспоминаний, что они хранят. Телесные отметины – символы прошлого, а кровавый след на простыни – жестокая реальность и опасная игра, в которую я сама ввязалась.

Появиться в университете после публичного унижения британца, заключения спора и выполненного пари – игра на выживание в диких условиях. Я не знаю какой ждать реакции. Неопределенность меня пугает и бесит. Конечно, я не надеюсь, что бешеная популярность свалится мне на голову, но точно знаю, что весь университет наслышан о том, что последняя девственница лишилась своего статуса. Это новость дня. Хвала духам, подобные сенсации не допускаются на первую полосу студенческой газеты.

Как это ни странно, мнение и отношение остальных мало меня заботит. Привыкнув быть невидимой и незаметной, я перестала воспринимать людей и даже замечать их. И мой публичный выход из тени – эксперимент, как и свойственно всем великим гениям. Больше всего меня интересует поведение Харда. Он дал мне обещание: на время моей набирающей обороты популярности, Томас Хард – мой фиктивный парень и насмешка в глазах своих друзей. Если похотливый козёл будет плохо играть свою роль, я могу подпортить его положение в стенах университета, которое и так весьма шаткое. За хорошее исполнение… я тоже слегка подолью масло в огонь. Просто потому что у меня скверное настроение из-за недосыпа от кошмаров. А раздраженная девушка – очень неприятное создание.

– Доброе утро, милый, – мое приветствие прокатывается по университетской столовой, как гром среди ясного неба и бесконечная тишина оглушает. Студенты переглядываются между собой и шепчутся у меня за спиной, спрашивая соседа по завтраку к кому обращается эта девчонка. Никому даже в голову не приходит, что у меня может появиться парень, потому что я – невидимка. А сейчас я у всех на виду. И не только я.

– Ты так быстро ушел, сегодня утром, – Хард бледнеет и покрывается испариной от напряжения и страха, – что я не успела… – сажусь рядом с Томом и оставшиеся слова тонут в легком, интимном и вульгарном поцелуи в ямочку за ухом. Дыхание Томаса учащается: в одну секунду полностью исчезает, снова возвращается и легкие жадно поглощают кислород.

– Притворяйся лучше, Хард. Иначе я расскажу твоим дружкам, что разрешила тебе трахнуть меня и они поверят мне, – наглаживаю член через плотную ткань джинс, нервируя его еще сильнее, – просто для того, чтобы принизить тебя. – Отрываю губы от уха брюнета, игриво теребя его кудряшки и смотрю таким невинным взглядом, на который только способна девушка, в чьих руках буквально находится положение в обществе одного человека.

Хард сглатывает, ерзая на стуле от распирающего чувства в паху. Переводит на меня взгляд своих глаз, желая разорвать меня на кусочки за то унижение, через которое он проходит прямо сейчас. Том сжимает челюсти до неприятного скрежета зубов. Мышцы шеи самопроизвольно вздуваются. Сражаясь с внутренним ураганом эмоций, британец целует меня в шею, оставляя на коже горячий поцелуй своих влажных губ и на долю секунды задерживается, прижимаясь лбом к щеке, наигранно лыбясь.