Моё состояние было подобно ретроградной амнезии 18 . Словно и не было этих семнадцати лет самоконтроля. Теперь я мучился от расстройства сознания. Меня отчаянно влекло к недосягаемому субъекту. Никакое подключение средств мощной внешней угрозы не могли отключить механизмы депривации 19 и выработки агрессии. Ни спорт, ни профессиональная деятельность, ни стимуляторы, ни алкоголь, ни депрессанты, ни даже синтетические опиаты не помогали хищнику забыться. Я избавился от бонга, конвекционного вапорайзера, кассировал все курительные смеси и наркоту. И сдавшись, следил за потенциальной жертвой, избрав в качестве декомпенсации криминальные разборки.

Обладатель мокрого носа толкнул в плечо, и пока я выплывал из депрессивного болота, залился воем и уже метался по салону, грозя повредить кожаную обшивку Hummer H2.

– Вандал! Уймись!

Вдоль дороги разгуливала грациозная мраморная пава. Предчувствуя ступор, я пропустил свой поворот и нарезал круги по окраинам:

– Один лес! На двоих один посёлок… Чёрт!. Я просто убью её где-то в этих выселках. И всё из-за тебя, меховой тигровый валенок. – Мы проезжали по её бульвару. Пёс косился на заветные ворота и хватал носом воздух. – Жак? Нет! Для меня большая жертва, а для неё – смертельный фактор риска, что я тебя оставил. Если бы не сердобольные Гордоны, я бы тебя съел ещё зимой.

После аутотренинга, голос приобрёл, пусть скрипучий, но всё же мой тембр. Жак сочувственно смотрел в глаза хозяину и робко вилял хвостом.

Однако я недооценил отчаяние собачьей души. Как только я открыл переднюю дверцу, питомец рванул через водительское сидение в известном направлении и, проявляя завидную прыть, карьером рассекал апрельский воздух.

– Ах ты паршивец! – Я смирился с тайной страстью, но выдержать лобовую атаку было непосильной задачей. Мой же пёс в данный момент приближал официальное знакомство на уровне собаководов. Пришлось рвануть наперехват.

Я свернул на «запретный» бульвар, и объект хищника резко поменялся. Животные инстинкты, подогретые охотничьим азартом, активизировались. Цель зафиксирована. Протокол мутации запущен. Я только видел, как дива разворачивалась. Подозрительность на её лице сменялась удивлённым узнаванием. А в сознании расходилась команда: «Стоп!». Внутренний императив плавил мозги, а я стонал в отчаянии:

– Не могу остановиться. Я убью её…

Ли взъярилась и заняла оборону перед хозяйкой. Жак в испуге затормозил.

«Поменяй направление. Просто измени траекторию…», – уже с далёкой периферии хищник запеленговал сигнал и, пробив навылет останки огромного сугроба, неуправляемым снарядом влетел в кучу мусора, собранную санитарной службой. В сознании – туман, перед глазами – загаженная рыхлая каша, в носу – вонь талого сугроба. Её запах где-то над сознанием летучим призраком.

– Твою мать! Окурки, пакеты, дерьмо, тухлая трава. А это? Использованный презерватив, пара иголок от шприцев и женская прокладка. Тьфу! – Заляпанный в грязи, остатках собачьих радостей, птичьем помёте и прошлогодней листве, сноб подробно дактилоскопировал содержание среды, в которую он влетел, уткнувшись рылом.

– Гордон? Ты клинический идиот. Вместо царственного аромата смакуешь нечистоты животных. И как я посмотрю, и не только их?! – зверь закашлялся, а я поднимался на ноги из тошнотворного месива. Притихший пёс брёл к униженному хозяину, искоса поглядывая на звезду своих подвигов. Я же не смел оглянуться уже не по причине провокации, а чтобы не умереть от позора!

«Ты мне ответишь!» – я скрипел зубами и отряхивался, но после пяти минут бесчестия уже матерился вслух, вымещая зло на собаке:

– Поедешь к Барину. И будешь нюхать задницы коров и бегать за гусями!

Себя я не блокировал. И к моим злоключением ещё добавился и шок собаки. Рыча непереводимые эпитеты, я сгрёб бессознательного пса с асфальта и, удаляясь с ношей на руках, терял то малое количество энергии, которое ещё осталось у монстра, на восстановление питомца. Я шёл по аллее и чувствовал на себе её взгляд. Придерживая собаку, прима моего спектакля молча наблюдала это скандальное представление. Но когда я обернулся, в аллее никого не было. Ускользающий след аттрактанта тут же исчез с радаров, словно окончательный плевок в душу.

Всё время командировки, я злился на независимую диву. Но промучившись в изоляции ещё одну голодную неделю, хищник взвыл и сел в первый же поезд, снова возвращаясь к шпионажу за невинной жертвой.

– Ваш кофе, – официантка услужливо поставила передо мной чашку с густой ароматной пенкой, стакан воды и отступая, прятала глаза. – Не беспокоить, да.

В тамбуре послышалась возня. Двое загулявших пассажиров, не просыхая с Арзамаса, требовали продолжения банкета. Им было отказано в самой некорректной форме. Парни возмутились. По ушам резанули женские децибелы. Я усмехнулся, но так и остался единственным клиентом ночного вагона-ресторана.

Предвкушая встречу со своим опиатом, голодный хищник сошёл на перрон, взял машину со стоянки и проложил прямой маршрут. Часом позже Nissan Patrol бесшумно подъехал к дому Бригов и припарковался в мёртвой зоне. Конспирация соблюдена, хищник сконцентрировался, превращая сенсорные системы в чувствительную антенну: «Где же ты? Я так проголодался…».

Бриги общались за столом в гостиной, настороженная Ли несла караул у двери. Сама же причина моего унижения отсутствовала.

– Одиннадцать вечера! Что она себе позволяет? – сатанея в посессионной тираде, я двинул по колену. Рисковать машиной вблизи её дома было равносильно суициду. Но зверь провоцировал:

– Ты – не её владелец.

– Да по хрен! Я – аномалия. Какое мне дело до логики вообще? Она – моя!

«Ты не появлялся в городе несколько недель. У тебя почти получилось спрыгнуть. Ну и? Трое бессонных суток в пути. День запоя в вагоне-ресторане. И вместо отдыха ты как бездомный, снова под её окнами?!» – амбиции были задеты. Я сорвался в ночь, навестил пару должников, восстановил «душевное равновесие» стычкой, снова занял свою позицию и…

– Три ночи! – я взревел, распугивая собак и дремлющих ворон на высоченных тополях. Саркастичный плевок предварил признаки неуправляемого пароксизма:

– Пока мы буксовали, девочка вышла замуж или уехала к себе на юг.

Лёжа на штурвале, хищник надрывался в параноидальной горячке:

– Она должна быть рядом! – Задыхаясь в припадке, предшествующем мутации, я услышал кашляющий скрежет, как смертный приговор:

– Рядом?! А что ты будешь делать, если она и вовсе не вернётся?

Автомобиль рванул в неизвестном направлении.

Хищник остывал под первым апрельским дождём и матерился. И самые лестные эпитеты предназначались «музе». Но меня насторожила моя реакция:

– Теперь меня ломает уже не при ней, а без неё! – Моё обсессивно-компульсивное расстройство20 прогрессировало. Я сдался и признал: «Влечение эволюционировало в зависимость». Но самое ужасное, что я не мог определить причины, нервно перебирая возможные источники. – Ну и с чего меня так плющит? Животный магнетизм? Гипноз? Хеморецепция21? Аттрактант? Феромоны?

Однако на химических средствах передачи информации хищник не ограничивался. Меня лихорадило по всем анализаторам. Все сенсорные системы были охвачены – зрение, слух, обоняние. А осязание и вкус вообще были под запретом. Но стоило попасть объекту в зону прямого обнаружения, инстинкты вступали в действие по принципу цепных реакций. Я становился неуправляемым и мог сосредотачиваться только на одном чувстве – седьмом. Проприоцепция22. Мышцы действовали скоординировано и безотказно. Я спасался бегством. Что и доказал своим позорным пике двумя неделями ранее.