В слепую цепляясь за кусты, я поднимался на трясущиеся ноги и твердил:

– Я не стану монстром. Не убью её.

– С перерождением ты просто тянешь время. А девочка обречена. Не ты один по ней глотаешь слюни. Тебя опередят другие. Эфир для всех. Твой нюх, хоть, и аномально развитый, но ещё не совершенный… – зверь по-отечески отчитывал мятежного адепта. – Ты чувствуешь лишь запахи, читаешь мысли. А я, мой мальчик, – дух. Знаю и времена. И сроки. И знамения…

Контуженый металлическим скрежетом, я взревел, напугав собаку:

– Не отдам! Она – моя! – Во мне боролись жажда и человеческое начало. И в данный момент, захлёбываясь в ревности, человек не уступал монструозной натуре.

Зверь фыркнул:

– Хищник не может находиться вместе с жертвой – это биологический закон.

– Я буду исключением. Парадоксом. – Уровень адреналина падал. Повиснув на стволе, я осознал весь груз ответственности за свою карательную акцию: «Заносчивая стерва?!». – Чёрт, в какой же я клоаке… Я ж загибаюсь без неё!

Зверь зло отрезал:

– Ты агрессор! Убей её! Утверди свой ранг! Или ты решил продать своё княжеское первородство? Пренебречь инстинктом?! – демон выплюнул с презрением. – Смирись! У такого мизантропа нет шансов.

Мы брели с Жаком понурые, побитые и надломленные раскаянием. Фонари отключены, накрапывает дождь. Прижимая глубоко купированные уши, собака ёжится от сырости, а я молюсь, чтоб не сорваться на Парковую,8. В голове заноза: «Больно?! Ну почему я не просканировал её физическое тело? И это – «Помоги»? Кого звала? Кого просила?» – в таких исследованиях я добирался до дома. Промок, классически в грязи и со слюнявыми разводами на джинсах, куртке и физиономии. Жак – не в лучшей форме. Поэтому нас ждал душ, а после – четыре скребки на лопатке и груди.

Пёс соскочил с дивана и, отряхиваясь, пытался расстаться с нашивками на шкуре.

– Жак, гордись, нить для пластической хирургии. Даже не останется следа. – Налил коньяку, сходил за лимоном, сел к камину. Жак получил пару сосисок в качестве десерта. Убив за считанные минуты свою премию, пёс заметался перед дверью. – Приспичило? Что ж у тебя за анатомия такая? Сквозная кишка или прямая? Сразу на выход, даже негде не задержалось? Ну, идём…

Я приоткрыл дверь. Жак пронёсся мимо, отпихивая меня тяжёлым задом. Я усмехнулся и подставил лицо ночному крапу. На душе погано. На улице сыро. Темень. Два часа ночи, а мне не до сна. Жак унюхал возле самой ограды какую-то гадость и возвращаться не собирался. Я только удовлетворил аномальную натуру парой контейнеров жидкого транквилизатора. Пришлось действовать стандартно.

– Жак, ко мне. Фу! Плюнь. Что ты там нашёл? – Я избавил питомца от старого пакета из-под чипсов, который он уже успел натянуть себе на морду, и, взяв на поводок, медленно побрёл к дому. Автоматически потянул носом воздух, настроился на её образ и вместо щекочущего нервы, тремора получил в поддых.

– Она – не катализатор!

– Ты меня пугаешь, – зверь закашлялся. Жак всё ещё брёл прежним курсом, но тут же дёрнулся, прикованный к «свае», одиноко вкопанной на брусчатке. А я усваивал шокирующую информацию:

– Я на рубиконе трансформации. Инертно буксую на краю который год. И в этот момент появляется она – самая совершенная провокация для монстра! Зачем?

– Чтобы сделать событие торжественным, а сам процесс незабываемым.

– Сдохни, тварь! – двинув себе по лбу, я абстрагировался от демонического присутствия. – Я не убью её. Я сопротивляюсь. Значит, у меня ещё есть выбор. Кто я? Монстр или человек? Камилла – шанс. Последний шанс остаться человеком! – проговаривая инсайт, я смеялся в небо. – А я хотел её убить? Убить Божественное вмешательство в моё проклятое существование. Кретин! – распугивая округу уже аффектированным хохотом, я продвигался к дому. Собака прижимала уши и тревожно косилась на хозяина. – Этот хрупкий человечек – мой путь назад. Идеальный стимул, чтобы бороться дальше. – Хищник взял в руки телефон и, едва удержавшись от звонка, впился глазами в её образ. – Обещаю, я не сдамся.

Закрываясь от настойчивого мокрого носа, я оживала после сонного паралича:

– Ли? – Трогательно слизнув слёзы с моих щёк, четвероногая подруга села напротив и выгнула шею, приглашая к диалогу. Я всхлипнула. – Как же больно…

Взгляд обшаривал пространство в надежде на ничтожную зацепку, чтобы побороть эмоциональный криз. У мольберта скорбно застыло диковинное сооружение из подарочных коробок. Помпезные цветы в вазонах. Стол под мишурой глянцевых открыток… А дыхание уже сбивалось от душевной боли.

– Ты ещё в постели? С приятным пробуждением! – Вздрогнув от стука в дверь, я успела спрятать заплаканное лицо в подушки. Сияющая мама водрузила передо мной внушительную икебану из белых роз. Я недоверчиво рассматривала цветочный реквизит, громоздко возвышающийся посреди эркера и молчала. Это вторжение мне совсем не нравилось. Но Тамара Львовна не стала ждать моей реакции и лукаво повела бровями идеальной формы. – Прислали рано. Инкогнито.

Я вяло улыбнулась. А искушённый флорист уже серьёзно исследовал бутоны:

– Обожаю интриги. Похоже на тайное послание. А это что? Орех?! Да это признание вины! И гиацинты пурпурные. Сгорают от стыда. Так… Тебя кто-то вчера обидел? – мама прервала свою «экспертизу» и бросила на тихую дочь цепкий взгляд. Увлечённо поправляя цепочку на шее Лики, я равнодушно пожала плечами:

– Никто не выделялся. Все были идеальны. И одинаково назойливы.

Я сознательно спровоцировала родительскую филиппику, отвлекая Тамару Львовну от озноба и глаз, опухших за тяжёлую ночь кошмаров. Уловка сработала. Мама не посчитала мой ответ исчерпывающим, поджала губы и взяла реванш:

– Судя по твоей вчерашней выходке, это ты должна чувствовать себя неловко. Уйти с собственного дня рождения! Дерзостно. Пятеро неженатых молодых коллег, четверо юношей! И все девять были сконфужены. Виновница торжества, и в бега! От них! Возмутительно. Зато безрассудная прогулка с лихвой компенсировала твоё преждевременное удаление с банкета. Что ж, отвезу твой плащ в химчистку. – Она ещё раз поправила корзину и вышла. А я потянулась к подруге по несчастью:

– Ох, Ли. Этот кобелёк не составит тебе компанию. – Лика тихо заскулила. Стараясь скрасить безрадостную перспективу для собаки, я сочувственно похлопывала её по холке. – Ты – молодец. Но он ещё малыш. Можно было дать ему поблажку. А теперь его озабоченный хозяин объявил на нас охоту. Фу! Противный.

Хлопнула дверь. У ворот просигналил рестайлинговый Opel. Я разбито поднялась и подхватила икебану. Незваные гости – цветы нашли своё пристанище внизу в гостиной. Но моё недомогание усугублялось душевным дискомфортом.

– На роль Ангела Возмездия я не претендую. Всё, свободен. – Я выпила обезболивающее и закрыла тему. Меня ждала подготовка к сессии. Колоссальное количество работы. Ли хрустела кормом, а её хозяйка набросала на поднос продуктов импровизированного завтрака, добралась до столовой, аккуратно присела на краешек стула и… взвизгнула от прострела. Каждый вздох отдавался резью. Лёжа на столешнице, я смеялась сквозь беспомощные слёзы:

– Из маминых девятерых батанов никого не помню. А этот хейтер? Если он хотел обратить на себя внимание, то добился цели. – Ирония помогала справиться с болью. – Его я точно буду помнить год. До следующего дня рождения.

Я всхлипнула. Мигнул телефон: «Прости. Я всё исправлю», – аноним.

Вечером мне стало хуже. Распадаясь в восторгах по поводу пленэрного этюда, мама заметила моё угнетённое состояние. Родительское детективное расследование не смогли остановить ни вид туманной сопки, ни первоцвет в траве, ни первые ультрамариновые огоньки подснежников. Их даже не радовали ручеёк и ветхий мостик с, покрытыми тиной, валунами. А бирюзовое небо вообще осталось без внимания, когда мама обнаружила внушительную гематому на спине в области лопаток. Утром меня сопроводили к травматологу.