«Надеюсь, ты никогда не прочтешь этого», – размашистый, неразборчивый почерк очень взволнованного человека. – «Но если читаешь, значит нам не удалось довести все до конца. Жаль перекладывать на твои плечи такую ношу. Очень жаль, правда. Но я знаю, ты поймешь. Не могу открыть все прямо. Сложи ноты в мелодию, ты справишься.

Надеюсь, простишь. Когда-нибудь».

– Я вас не подведу, – прошептал Мэлоун, и лишь затем опомнился: вовсе не обязательно, что послание предназначалось ему. Но первым прочел он, а значит пришло время доказать, что умеет держать слово.

Он убрал стопку писем обратно в карман. Всю, кроме последнего. Одним своим существованием обжигающего ладонь. Порвать его на мелкие кусочки. Да, так будет правильно. Они бы не хотели, чтобы прочел тот, кому не следует.

Помешал шелест травы за спиной. Быстрые шаги, почти бег, Это Мэлоун определил, еще не обернувшись. Смял письмо в руке, поспешно сунул в карман.

– Ты привидение? – робко спросил тоненький голосок.

Девчонка лет семи. Цветастое платье все в серой земляной пыли, на локтях заплатки, коленки в еще не успевших зажить ссадинах. Уставилась на Мэлоуна огромными глазищами. Но читался в них вовсе не испуг, скорее любопытство.

– С чего ты так решила? – удивился Мэлоун. На всякий случай окинул себя быстрым взглядом, но ничего особенного не заметил.

– Тут привидения водятся, мама говорит, – девчонка растерянно накрутила на палец выбившийся из растрепанной косы локон. Склонила голову набок. – Не, не похож ни чуточки.

– Это хорошо, что не похож, – фыркнул со смеху Мэлоун.

Могло быть и хуже. Как там его Эстелла назвала, когда впервые увидела? Аспри, или как-то так, кажется, что бы это ни значило. Переспросить теперь – вряд ли вообще вспомнит, почему все пыталась прогнать его в тот день. Хотя, надо признать, видок у него тогда был не очень. Не испугалась, и то ладно.

Эта малявка тоже.

– Хочешь, секрет открою? – спросил он заговорщическим шепотом. Девчонка еще сильнее вытаращила глаза, кивнула. – Родители просто пугают тебя, чтобы не бегала сюда одна. Но не очень помогает, да?

– Я их не боюсь, привидений этих.

– И правильно, взрослые любят рассказывать сказки. Люди гораздо страшнее всяких там привидений.

Девчонка вздохнула, уселась на траву напротив Мэлоуна.

– А мне папа с мамой сказок не рассказывают.

«Мне тоже, вообще-то», – подумалось с горечью.

– В сказках нет ничего хорошего, – заверил он. Давно убедил себя в этом. С тех пор, как повзрослел. – Правдивые истории – дело совсем другое.

Мэлоун поднялся, собрался уже уходить, но был остановлен требовательным:

– А расскажи историю. Ты же привидение, ты их много знаешь.

– Эм… вообще-то, нет, – от такой неожиданной наглости Мэлоун растерялся. – Не очень много.

– Расскажи, расскажи, – девчонка запрыгала от нетерпения, чем вызвала у Мэлоуна демонстративно тяжелый вздох.

– Ладно уж, только одну.

«Это уж точно лучше, чем вернуться домой за очередным скандалом».

Собственно, только одну он и мог сходу припомнить. Не историю, сказку. Думал, позабыл, но знал в ней каждое слово, пусть и прошло уже одиннадцать лет.

Любопытно, а дочери своей граф ее тоже рассказывал?

– Случилось это в те времена, когда прадедов наших не было еще и в помине, – начал он, усаживаясь обратно. – Прямо средь бела дня накрыла Солнце тьма, и ни звездочки нельзя было разглядеть на небе.

Девчонка поежилась, будто от холода. Мэлоун невольно улыбнулся, вспомнив, что в первый раз отреагировал точно так же.

– Страшно? Вот и всем тогда стало страшно. Решили тогда люди, звери, птицы – все, кто жил тогда на земле, выбрать самых мудрых, чтобы понять, как поступить.

– И бабочки тоже?

– Бабочки, жуки, жабы, кто есть сейчас, и кто был тогда. Собрали они Совет, но никак не могли договориться между собой. И чем дольше спорили, тем сильнее становилась тьма.

– Но солнышко же светит, – прервала Мэлоуна девчонка.

– Ты такая нетерпеливая. Да, понял Совет, что от раздора тьма становится только сильнее. И назначили главного, кому все они доверяли, чьим трудолюбием восхищались. Маленькую пчелку, которая в спор почти не вмешивалась, лишь жалила ненароком, успокаивая тех, кто переходил всякие границы. Воцарилось согласие, и вновь выглянуло Солнце, вернув живым свет. Решил тогда Совет: чтобы не случилось больше такой беды, будут они всегда на страже. А если кто посмеет нарушить договор, того покарает крыло безжалостного и справедливого ворона…

Мэлоун вдруг замолк: перед глазами вновь возник тот странный протокол. Черные крылья. Гербы с пчелой и вороном первые в списке.

Это и правда не просто сказка.

Он вскочил, на ходу бросил девчонке:

– Беги домой, и больше не броди тут одна.

– А ты куда? – девчонка сморщила курносый нос, вот-вот заревет.

– Нужно предупредить кое-кого.

«Если еще не поздно».

Мерное цоканье копыт и шорох земли под колесами повозки могли бы убаюкивать, в любое другое время, но сейчас к нему примешивалось щебетание кузины Катрин. Почти без остановки, с ума можно сойти столько говорить! Еще и восторгаться чуть ли не по поводу каждого облачка.

Может, стоило взять в сопровождающие нянюшку Юм? Она, по крайней мере, понимает, когда хочется побыть в тишине.

И с первых минут знакомства доказать потенциальному жениху и всем его родичам, что она еще совсем ребенок, неспособный управлять поместьем. Нет уж.

Эстелла попыталась отвлечься, высматривая за окном темное пятно летящего чуть поодаль, то скрывающегося, то вновь появляющегося Гаруша. Однообразно мелькающие деревья быстро наскучили, и она задернула занавеску. Откинулась на мягкую спинку, прикрыла глаза…

«Если что-то пойдет не так, вы легко сможете отказаться», – так заверил дядя. А Эстелла не была уверена, правильным ли вообще было выслушивать это его «предложение помощи». Больше на шантаж похоже, но особо выбирать не приходилось. Оставалось согласиться взглянуть на этого «Очень обходительного и милого молодого человека». Согласиться, и спросить лишь одно:

«А что с этого получите вы, дядя? С чего вдруг такая щедрость?»

«Разве не могу я от чистого сердца помочь родному человеку в трудной ситуации?» – таким оказался ответ.

Эстелла ни на миг не поверила в такую внезапную доброту от человека, который в жизни их семьи появлялся от силы раза два на ее памяти. Придется все выяснить самой…

– Ты совсем не рада, Тэсса? – интонация Катрин сменилась с восторженной на явную обиду. – Так повезло, неужели не понимаешь?

«А ты сама, интересно, понимаешь?» – подумалось Эстелле. Вряд ли.

– Повезло? – Эстелла скептически хмыкнула. – Не забывай, я родителей несколько дней назад похоронила.

Стоило произнести это нарочито-равнодушно, и Катрин тут же осеклась, прикрыла рот рукой.

– Прости, да, конечно. Но… – она обхватила ладони Эстеллы своими. – Нельзя думать только о плохом, надо и хорошее замечать.

– Например? – Эстелла не была склонна видеть в происходящем ни капли хорошего.

– Ну как же! Смотри: ты потеряла родителей, но сразу обрела родственников, которые рады о тебе позаботиться и не дадут в обиду.

«Это вы с дядей, что ли?» – стоило огромных трудов, чтобы не прыснуть со смеху. Но Катрин, похоже, ничего не заметила.

– Ты могла потерять дом, но вместо этого осталась графиней и скоро выйдешь замуж.

Выглядело, как забавная игра для самоуспокоения. Ладно, совсем не забавная, хотя Катрин, наверное, так не считала.

– Я еще ни на что не соглашалась, – на всякий случай предупредила Эстелла. – Потому и едем, посмотреть, что это за фрукт такой. Представь, окажется негодяем, мерзким, или жестоким.

– Не окажется, – отмахнулась Катрин. Задумчиво протянула: – Главное, чтоб не старик или уродец какой.

– Вот спасибо, успокоила. Может, тогда сама за него замуж пойдешь?

– Да ладно тебе. Будь этот Илай Харриет плохим человеком, не предложил бы обменяться на…