Можно сделать следующие выводы:

1. Первозданность через Многоликую деву, Многоликого мужа содействовала созданию разного рода религий и духовных учений, а также оказало особое влияние на историю людей.

2. Люди, что встретили Многоликое божество, определяют с помощью комплекса МРТ со встроенными линзами Салли. Полученные данные следует анализировать с помощью методик, разработанных учеными Арраты в 2001 году.

«Первое разочарование больнее, чем первое падение: после падения ты встаешь и идешь дальше; после разочарования ты навсегда меняешься, ведь эта рана остается в твоем сердце!»

Дж.Э.У. Персиваль

– Ты идешь? – спросил Артур у Марка, изнывающего от недосыпа. Друг ничего не отвечал, а просто громко сопел из-под одеяла, – Марки, Марки, Марки! – кривлялся Хова, стараясь ущипнуть спящего Циммермана под одеялом. – Вставай скорее, иначе снова опоздаешь на лекцию к профессору Дарреллу.

Марк что-то бухтел под одеялом, высунул руку и оттолкнул Артура.

– Я сделал, что мог, – оправдывал себя Артур, – до скорого!

Циммерман услышал щелчок входной двери и громко, протяжно закричал, изображая зевание или недовольство. Выбравшись из-под одеяла он тут же заклацал зубами от холода. «Что сегодня с отоплением?» – подумал мальчик.

Натянув длинные носки на ноги и накинув махровый халат, он побежал умываться. Холод бодрил как никогда. В зеркале Марк увидел посиневший нос и поспешил с чисткой зубов.

В голове он проклинал техников, отвечающих за обогрев помещений. За окном стоял март, а в здании было около пятнадцати градусов.

По возвращению в комнату, Марк достал свитер, купленный на Аляске, и пару шерстяных носков, присланных еще в том году тетушкой из Германии. В академии часто ругали, если видели студента не в форме, но Циммерман пользовался некоторыми привилегиями, чем досаждал преподавателям и советникам Аррата.

– Снова опаздываете! – возмутился профессор Даррелл. – В последнее время вы крайне безответственны!

Студенты в аудитории смеялись над Марком, но парню было все равно на них, пока среди присутствующих он не заметил девушку. Это была она: та в кого он влюбился без памяти, та о ком он думал засыпая и просыпаясь, та, что могла без труда затмить солнце. Раньше у них редко проходили совместные лекции, но сейчас она смотрела на Марка. Циммерман заметил это и рухнул на ровном месте. «Оу!» – пронеслось по аудитории. Даррелл неодобрительно глядел на упавшего Марка, а тот робко собирал вещи по полу и старался как можно быстрее добраться до своего места.

– Не так быстро, Маркус! – строго произнес Даррелл. – Мое терпение закончилось. Отправляйтесь сейчас же к директору.

Марк растерянно окинул взглядом аудиторию. Увидев Артура, парень присмотрелся, замечая как его друг вытянулся и шептал:

– Я тебе сколько уже говорил?! Вот и доигрался…

Циммерман неодобрительно посмотрел в сторону Даррелла и уверенно сказал:

– Хотя бы сегодня мое утро начинается приятно! От ваших лекций меня тошнит! – Марк хлопнул дверью и поспешил выйти на улицу, чтобы профессор его не догнал.

Тропинки были покрыты застывшими лужами, хрустящими под ногами мальчика. Все дальше Марк удалялся от учебного корпуса и приближался к дороге из гравия. Подлесок был выстлан снегом, что обычно лежал до середины апреля. Морозное весеннее солнце бодрило Марка, подпитывая его гнев на Даррелла.

Оказавшись на дороге, ведущей к коттеджу директора, Циммермана встретил молодой человек, когда-то тащивший его за шиворот. Сейчас он мало что мог, былое ехидство и злобная улыбка исчезли с лица; в глазах читалось уважение и трепет.

– Доброе утро! – обратился молодой человек к Циммерману. – Прошу за мной.

Прихвостень Эммануэля был в курсе инцидента в лекционной аудитории. Марк даже не удивился этому. В академии слухи разносились так быстро, что секреты хранить здесь было практически невозможно.

– Где ваша была надменность и злобность? – задал вопрос Марк своему сопроводителю. Но тот ничего не ответил, сделав вид, что не услышал вопроса. Хотя он ненавидел Марка, но молодой человек вел будущего главу Арраты, а значит, должен был сохранять самообладание и проявлять почтение.

Молодой человек покинул Марка у самого входа в коттедж. Циммерман лениво повернул ручку двери и оказался внутри. Тот же приторный запах, тусклый оранжевый свет, треск доносился из гостиной, где горел камин. Послышался легкий скрип, и на балкончике второго этажа показался директор академии.

Унылое лицо, синяки под глазами и болезненный вид превратили Эммануэля в слабого мужчину за сорок, восстанавливающего свое здоровье куриным бульоном.

– Марк.

– Директор.

Их взгляды встретились. Будь они телепатами, за это мгновение могла разбушеваться ожесточенная дискуссия; но нет, они могли лишь прожигать друг друга взглядом.

– Мне стоит тебя наказать. Однако, – директор поднял руку, и указательный палец рассек воздух. – Однако до меня дошли слухи о твоем увлечении, мешающем учиться.

– Что, простите? – переспросил Марк, слабо понимающий, о чем идет речь.

– Я говорю о девушке, – с этими словами Эммануэль спустился по лестнице к Марку и пригласил его на кухню.

Кухонное помещение имело свой неповторимый стиль, более не встречающийся во всем коттедже. Узенькая арка вела из столовой на кухню. Пол вымощен белым мрамором, привезенным из Греции специально по заказу Эммануэля. В помещении также горел тусклый оранжевый свет, смешивающийся с холодными, проникающими через окна лучами восходящего Солнца. Марк обратил внимание на смеситель и раковину медного цвета, точно такие же ручки у дверок и шкафов и варочный центр итальянской фирмы Restart. Безупречное сочетание «Британский гоночный зеленый»1 с медными тонами. Столешницы молочного цвета казались продолжением напольного мрамора.

– Не ты первый, кто восхищается моей кухонькой. Кофе или чай?

– Нам в академии запрещают кофе…

– Я директор, у меня есть привилегии. Хотя ты и сам ими время от времени пользуешься… – Эммануэль указал на одежду гостя.

– Кофе, – сказал Марк, борясь с хрипом в горле.

Эммануэль суетился у плиты, готовя кофе в турке; затем он достал сливки, сахарницу, блюдца, чашки и поднос, где все аккуратно разместил. Он делал это с такой грациозностью и пониманием дела, будто всю жизнь занимался сервировкой подносов.

– У вас здорово получается, – заметил Марк.

– В твоем возрасте я обнаружил в себе пристрастие к культуре этикета. Очень долго изучал тонкости этого сложного и поистине высокого ремесла.

Ловко подхватив поднос, Эммануэль прошел в столовую. Директор уселся за стол и с любопытством наблюдал за тем, что же будет делать Марк. Парень замер в арке, не осмелившись двинуться вперед, но и на кухню вернутся он не мог.

– Проходи, – пригласил директор, – твой кофе остывает.

Мальчик уселся и сделал пару глотков. Вкус кофе успел забыться; в последний раз он пил этот дивный напиток со своим отцом на Аляске, перед возвращением в академию.

– Так и будешь молчать? – спросил Эммануэль. – Или мы все-таки поговорим про Марту Салиндер?

– А кто это? – Марк прикинулся дурачком.

– Мне принести фотографии, где ты за ней следишь, или мы с тобой поговорим как два взрослых мужчины? – Циммерман покраснел. Он и подумать не мог, что за ним следили в тот момент, когда он следил за Мартой.

– Что вы хотите услышать?

– Как легко лечится амнезия… Тебе нравится эта девочка. Можешь не отрицать. – Марк паниковал, поэтому старался держать чашку в руках и пить кофе. – Ты знаешь, что в академии строго-настрого запрещены все интимные контакты между студентами? – Марк кивнул, но смутился. Обсуждать свою личную жизнь с директором ему доставляло мало удовольствия. – Тогда какого черта ты делаешь? Думаешь, раз у тебя есть привилегии, правила академии для тебя не писаны? – из заспанного больного добряка Эммануэль превратился в грозного мужчину, коим всегда и был.