– Да, я с вами откровенен и честен. Мне нужны деньги и очень сильно. Я боюсь вновь остаться лишь с их обещанием. Один раз любой может попасть, второй – уже тенденция. И я категорически против того, чтобы допускать её появление в своей жизни.

Павлов откинулся на спинку дивана, расставил ноги шире, вздохнул. Я взглянул на его пах и тоже вздохнул – бедная моя, бедная задница.

Витающую в воздухе злость, казалось, можно было пощупать руками, как и сгустившееся напряжение между нами. Отталкивая настроившегося на быстрый перепих мужика и требуя с него денег, я рисковал получить пару ударов по рёбрам, а может, и подтереться мечтами о тысячах шелестящих купюр. Павлов мог разозлиться и послать меня на хер – не свой, а тот самый, общественный, от знакомства с которым у всех удовольствия ноль.

Но разве у меня был другой выход? Как поставишь себя с самого начала, так и пойдёт. Науке от Лидии Лазаренко спасибо. Поведи себя я с ней жёстче, протолкни «деньги вперёд», многое бы для меня сложилось иначе. Не сидел бы сейчас здесь, не мучился стояком, не ждал бы взрыва от Павлова – и в обычном состоянии опасного, а сейчас распалённого и жёстко обломанного.

Он вроде как держал себя в руках, не бесился сверх меры, но это ведь только пока. Всё могло измениться в любое мгновение. Но если вновь, разозлившись, он пустит в ход кулаки, то пусть подавится своими деньгами. Я ещё не настолько отчаялся, чтобы такое отношение терпеть.

– Мне нравится, продолжай в том же духе, – неожиданно сказал Павлов.

Я посмотрел ему в лицо – молча, но с рвущимся с языка: «Э-э, чего?»

– Твоя честность как глоток свежего воздуха, – объяснил Павлов без лишних просьб от меня.

Фух, пронесло. А то я уже заранее жалел свои рёбра.

– Да без проблем! – Я оскалился во все тридцать два. – Считайте, что из моего рта всегда веет бриз.

– Никогда не врёшь? – Он снисходительно фыркнул. Мол, рассказывай свои сказочки дальше, сопляк.

– Зря не верите. Мама всегда говорила, что, в отличие от брата, я слишком ленив, даже чтобы толком соврать. Когда-то меня это обижало, а потом я оценил её слова и свою правоту. Да, мне лень врать. Нужно помнить, кому что сказал, контролировать каждое слово, придумывать версии и легенды. Ну уж нет, всё это требует слишком много энергии.

Павлов кивнул, и я воодушевился. Уж лучше про враньё поболтать, чем думать о неслучившемся между нами, но таком желанном сейчас телу сексе. А проклятый стояк всё не спадал.

– Легче один раз сказать правду, даже если она кому-то не нравится. А то врёшь, снова врёшь, ещё врёшь, буквально тонешь во всём этом дерьмище. Удовольствие исключительно для извращенцев. На мой вкус – а ну нах. Я лучше буду держать язык за зубами, чем что-то выдумывать.

– Ты прав. Намного достоверней соврать, всего лишь кое о чём умолчав.

Павлов прекрасно меня понимал. Делал так же?

– Такое же практикуете? – спросил я, глядя ему в глаза. – Если да, и это касается нашего договора, то, пожалуйста, просветите меня о том, что обычно печатают очень маленькими буквами в самом низу, так что даже со стопроцентным зрением хрен прочитаешь.

Павлов усмехнулся, словно ему нравилась моя болтовня. Он больше не выглядел злым и справился с собой быстрее, чем я. А у меня на него всё ещё, сука, стояло.

– Я предпочитаю честные игры. Говорил тебе уже об этом, но повторю: за предательство, измену, интриги за моей спиной, и даже если на тебя выдут какие-то люди, чтобы вынудить тебя что-то сделать против меня, а ты мне об этом не скажешь – шкуру спущу. – Он дёрнул уголком рта. – Не фигурально.

– Были прецеденты? – с оптимизмом смертника спросил я. Не верить его предупреждению не было оснований.

– Если я что-то обещаю, то всегда выполняю.

– И всё же, – повторил я. – Не хотелось бы стать жертвой маньяка.

– Мне казалось, ты умный парень и понимаешь, что есть болтовня, а есть серьёзные разговоры. У нас с тобой сейчас вариант номер два.

Ясно, не скажет он ничего больше. Хотя зачем? Мне хватило информации и так. Я откинул волосы назад, потёр лоб, щёки. Ширинка уже меньше давила на член, спасибо вспыхнувшей в голове картинке, как Павлов сдирает с меня, живого, кожу, а я белугой ору. Спасибо, подсознание, больше такого не нужно.

– Да ладно вам пугать, уже пуганный. И с чего бы мне вообще вас предавать?

– Потом расскажешь, на чём тебя подловили. Когда и если подловят.

– Ха-ха, – мрачновато ответил я. – Ну ладно. Не будем о грустном. Дав слово, я его обычно держу.

– Да? – Павлов приподнял одну бровь, кого-то мне этим маленьким жестом напомнив.

– Разумеется. Вы серьёзный человек, и я понимаю, какие последствия меня ждут, если я вас подведу. Вы же сами сказали – у нас с вами контракт, а это значит ответственность, обязательства и оплачиваемая работа. – Я хотел вернуться от сдирания шкуры к шкурным вопросам и понадеялся, что намёк будет понят.

Павлов несколько мгновений разглядывал меня, затем потянулся за телефоном.

– Олег, – сказал принявшему звонок собеседнику, – ты уже в самолёте?.. Понятно. Тогда давай быстро решим вопрос. Лидия рассчиталась не со всеми нанятыми ею сотрудниками. Кое-кто из выполнявших для неё деликатные задания остался без обещанных денег… Нет, не развод. Я проверил. Сумма не слишком большая, но и не мелочь, о которой не стоит упоминать. Я могу позвонить твоей дочери, или с тобой разберёмся?.. Да, конечно, недовольные люди и слухи о необязательности нашей компании нам ни к чему.

Я сидел совсем близко, потому слышал, что негромко и не слишком внятно говорил упомянутый Павловым Олег, очевидно носящий фамилию Лазаренко – отец Кирилла и совладелец компании. Понимал не каждое слово, но общий смысл смог бы уловить, даже не зная контекста.

– Хорошо, я сам рассчитаюсь, – сказал Павлов. – Затраты добавлю к тем, о которых мы говорили. Вся эта история с твоими детьми стоила нам круглую сумму… Разумеется, за твой счёт. А за чей же ещё?

– В деньгах ты такой жмот, – чётко услышал я из динамика телефона. Лазаренко говорил шутливым тоном, как принято между старыми друзьями.

Павлов даже не улыбнулся. Его взгляд остался холодным, как и его тон:

– А ты любишь разбрасываться деньгами. Всё потому, что они тебе легко достались, а я за них душу продал. Вот и вся разница между нами… Ладно, вернёшься – поговорим. А то у меня такое чувство, что ты от меня сбегаешь. Прилетел сегодня и уже улетаешь. Проблемы всё у тебя, не появляешься тут месяцами…

Я сжал кулаки. Старался не радоваться выше меры. Получу деньги на руки – вот тогда и попрыгаю горным козлом.

– Кто рожает? Ну ты даёшь, многодетный отец… А, уже дедушка? Так это София рожает? Подожди, а ей сколько лет? Она же, как Маринка моя, даже на год её младше. Да рановато, конечно, но всё равно поздравляю… Рано пока поздравлять? Да ладно тебе, всё пройдёт хорошо. Передай Алевтине привет. На крестины меня пригласишь хотя бы в благодарность за то, что я тут за твоими детишками прибираю… Да присмотрю я за ним. Разберёмся, Олег.

Павлов замолчал, и я, затаив дыхание, уставился на его строгий профиль. Если б получилось забрать тридцать тысяч и уйти прямо сейчас, позабыв обо всём, что тут было, как и об обещании удвоить сумму за секс, я бы обязательно это сделал. Но они – часть нашей сделки. И кого волнует, что он всё решил одним телефонным звонком, а мне за это платить собственным телом целых два месяца?

Он сказал Лазаренко, что за деньги душу продал. Всего лишь слова, но как-то убедительно они прозвучали. Стремновато до холодка по спине. И я впервые, наверное, всерьёз подумал о том, что не стоило бы мне в это лезть. А то пройдёт много лет, и я, как Павлов, однажды кому-то скажу, что за деньги продал свою душу.

Но он хотя бы сделал это за немалую сумму, а я с оговоренной платой на миллионера при всём желании не тяну. Продешевил? Вроде бы нет, а чувство такое в душе неприятное, смутное.

Павлов думал о чём-то своём, я тоже помалкивал. Наблюдал за ним, изучал. А он всё смотрел прямо перед собой. Вроде как в окно на всю стену, но, уверен, видел не плавящийся под июльским солнцем город, а что-то своё. Хорошее, трогающее за живое, судя по тому, что впервые на моей памяти из выражения его лица и положения тела ушло чрезмерное напряжение.