– Не надейтесь!

Мать схватилась за круглый живот.

– Дэйкири, ты хочешь, чтобы я разродилась раньше срока! Откуда мальчик?!

Сёстры вскочили из своих углов.

– Где ты его взяла?! – У Хеллы отвисла челюсть.

– А для меня жених есть?! – вскричала Инги.

– Можешь забирать этого, – фыркнула Дэйкири.

Тепло, пушистая шкура. Запах еды. Темнота. Руки оттаяли. Это лучший миг в моей жизни. У меня есть руки и пальцы! Какое счастье.

Мне не удалось наладить контакт с аборигенами. Они почему-то пытались уложить меня на холодный пол. Я сопротивлялся, они недоумевали.

Где кровати, лавки, хоть что-то?

Начались кашель, насморк и все страдания на свете. Тогда я решил залезть на каменную печь – их древний отопительный прибор.

Дикари не разрешили.

Пришлось спать на полу, но хотя бы я отвоевал себе место в тепле за печкой. Там, в тёмном углу, я то ли спал, то ли бредил несколько дней.

Иногда в моё укрытие заглядывали местные и пытались поговорить. Узкоглазые трындели на непонятном языке, а в мою амультару не было установлено переводчика, и диалог не связывался. Я снова проваливался в забытьё.

– Ты кто? – Однажды ко мне заглянул новый мужик.

Я приподнялся на локтях. Его речь была мне понятна. Но что ему сказать? Что я – инопланетный пришелец?

– Алекс, – я всё же решил ответить, но без подробностей.

– Чьего ты племени, Алекс?

Я не понял вопроса и только поморгал в ответ. Речь мужика напоминала родную, хоть и косноязычную. Как будто с просторечным говором.

– Откуда ты? – Мужик развёл руки в стороны.

Я покрутил пальцами. Неопределённо ткнул в небо. Мужик закивал, мол, понимаю, и собрался уходить. Не знаю, какие выводы он сделал из моего ответа, но отпускать его просто так я не собирался.

– Пока я болел, меня никто не искал? Моя мама, она… должна была…

Мысли путались.

– Мать тебя ищет? – Плоское лицо дикаря морщилось от умственных усилий.

– Да, мне нужно передать ей, что я здесь.

Мужик изучал моё лицо.

Пока он раздумывал, я спохватился о пропаже, зашарил взглядом по углам.

– Со мной была укулеле. Маленькая, в чехле. Вы её не видели?

Дикарь не отвечал. Хмурился, пытаясь понять, о чём я говорю.

– Будь здоров, Алекс, – в конце концов, вымолвил он и на этом покинул запечный угол.

Всё таки потерял гитарку! Откинулся на подушку.

Снова остался один в неведении своей судьбы и тошнотном бреду.

Плевать на дикарей. Скоро… Скоро меня отсюда спасут.

Лекарств в деревне не водилось. И светильников тоже. Но как же хорошо в одеялах и шкурах! Уютно и темно.

Дни сменялись ночами, и потихоньку я оживал. Здоровье возвращалось, а вместе с ним и интерес к окружающему. Пока ждал спасателей со Святой Земли, развлекался тем, что отковыривал побелку с печи и вслушивался в незнакомые голоса. Женщины ругались, смеялись, гремели посудой. Эти звуки напоминали о мире живых и одновременно заставляли чувствовать себя отрезанным от него. Я не понимал ни слова и был одиноким приблудой в чужой семье.

Не торопясь сходиться с дикарями, я самостоятельно изучал новый мир: тесное полутёмное помещение с окошками в потолке. Крошечная кухонька с одной лишь столешницей на коротких ножках, без стульев и скамеек, но с множеством подушек. Грозди глиняных горшков свисали по стенкам, а к потолку крепились плетёные корзины. Цивилизацией такую жизнь назвать невозможно – первобытное общество, устроившее свой дом в норе.

Ещё одно открытие: туалет на улице. Это место каждый раз наполняло моё сердце ужасом. Как вообще им удалось додуматься до такого сооружения? Прогулки этим и ограничивались: от норы до туалета. Туалет – треугольный домик. Вход в нору – треугольный домик.

Как-то раз я проснулся и ощутил желание жизни и общения. Лежать за печкой стало невыносимо скучно. Когда там меня ещё спасут? Пока они организуют поиски по окрестностям крушения, может пройти ещё несколько дней.

Мне выдали местную одёжку, которую я, не доверяя её терморегуляции, напялил поверх тетракостюма. Затем тихой мышью принялся наблюдать за приютившей меня семьёй.

В помещении находились только женщины, одетые в яркие, расшитые одежды. Они что-то готовили. Внимание привлекли дети, похожие как три копии: с тёмными волосами, смуглыми лицами и раскосыми глазами. Казалось, они спорили между собой.

Забавляясь их перепалкой, я решил дать им имена. Различия у них были только возрастные, поэтому я прозвал их по старшинству: Девочка-1, Девочка-2 и Девочка-3. Их мамаша была беременна, судя по всему, Девочкой-4.

Сёстры заметили меня и захихикали. Потом переглянулись, и Девочка-1 поманила рукой. Я неуверенно двинулся к ним. Как только мамаша заметила моё появление, поймала за руку и всучила ветвистые коренья. Показала, как их чистить и нарезать. Посадила в углу, и более никто не обращал на меня внимания.

Так началась моя жизнь в племени дикарей на Живе.

Положение запечного поселенца оставляло желать лучшего. Я стал их домашним рабом. Мыл полы, убирался, помогал готовить.

Спасатели всё не появлялись.

Мамаша постоянно придумывала какие-то задачи. Сколько бы ни трудился по дому, работа не убавлялась, поэтому я решил растягивать одно дело на несколько часов.

Я уже подумал, что попал в исключительно женскую общину, пока в один прекрасный день отец семейства не притащил мне здоровенный мешок с зерном. Огромный плосколицый мужик был одет в плащ из лисьих шкур, придававший ему устрашающе дикий вид. При его появлении захотелось спрятаться в угол, но мамаша перехватила меня. Вручила сито с крупными дырками и показала, как отделять хорошие зёрна от погрызенных мышами и помёта.

Так я узнал, что в этой семье водились мужчины, только они жили в другой половине норы. Как выяснилось, у них были отдельная печь и обеденная.

А почему тогда я живу с женщинами? Видимо, не считаюсь за мужчину…

Вот так… и стоило ради этого какое-то там образование получать? Чтобы потом дерьмо мышиное из зерна выковыривать. Мешок оказался не один. Когда перебрал первый, мне притащили ещё два. Я чувствовал себя молчаливым просеивающим механизмом. Рука к вечеру отваливалась от усталости и непривычной работы.

Ночью я лежал с онемевшими пальцами в темноте за печкой. Слушал шорохи и ненавидел маму, которая решила лететь на Живу, дирижабль, который развалился из-за змеи, и всю свою жизнь, ставшую совершенно бессмысленной.

Почему мама отпустила меня на пассажирский дирижабль? Почему сама осталась с грузом? Если она думает, что я умер, то, надеюсь, страдает. Как она могла меня отпустить? Если бы я остался с ней, всё пошло бы по-другому. Сейчас я здесь, окружённый инопланетными дикарями, с которыми мы говорим и живём на разных языках. Когда меня спасут отсюда? Сверхновые уже должны были найти останки корабля, понять, что я не погиб. Почему же тогда меня ещё не спасли?

По щекам ползли не прошеные слёзы. Вот же…слабак. Впрочем.

Плевать. Меня никто не увидит в углу за печкой.

Ночь. Тишина. Только лёгким перелистыванием страниц шуршали голоса в голове. Я не обращал на них внимания. Антипсихотические таблетки кончились. Теперь придётся слушать их постоянно.

Сутками я сидел в углу и пересеивал зёрна, надеясь, что каждый день приближает тот момент, когда меня найдут.

В молчаливом забвении исподлобья наблюдал за сёстрами. Ненавижу этих девиц. Они смеялись, радовались, говорили друг с другом. У них была жизнь, в отличие от меня.

Девочки плели друг другу косы. Ловкие пальцы мелькали в чёрных прядях. В горшочках булькала похлёбка.

Старшая сестра Девочка-1 – самая красивая, средняя Девочка-2 – злобная и с кривыми зубами, а Девочка-3 – совсем мелкая.

Первые две что-то не поделили и закричали, потом принялись таскать друг друга за косы, которые только что заплетали. Я засмеялся. Они замерли и недовольно уставились на меня. Девочка-2 отпустила сестру, метнулась в мою сторону и высыпала на пол мешок с уже просеянным зерном. Вот же гадина! Но я стерпел и только стиснул зубы.